Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.2
— Пора, други! Пора положить конец кабальному царству! Москва будет наша! Смерть барам!
— Смерть! — грянула повольница и ринулась на врага.
Вслед за конной дружиной Болотникова двинулась пешая мужичья рать. Вели ее Тимофей Шаров и Семейка Назарьев. Иван Исаевич хотел оставить Семейку при себе, но тот отказался:
— Мое место среди мужиков, воевода. Там я боле пригожусь.
Болотников знал: мужики Семейку уважают, уважают за рассудливость и смекалку, за праведный нрав и удаль в бою.
— Добро, — кивнул Иван Исаевич и крепко обнял сосельника. — Береги себя, жив будь. Нужен ты мне, друже.
— Жив буду, Иван Исаевич, — улыбнулся Семейка. — Не бывать мужику под барином.
Не бывать! — несясь на дворян, кричала болотниковская душа. Не быва-ать! Врезался в царское войско и страшно, могуче засверкал мечом. Рухнул с коня один дворянин, другой, третий… Ярость Болотникова была буйна и неукротима, его грозный исполинский вид и медвежья сила приводили в ужас всех, кто оказывался перед его конем.
Скопин-Шуйский был в перелете стрелы от Болотникова, но выйти с ним на поединок Михаил не решился. Он сразу понял: перед Болотниковым ему не устоять. Погибнуть же — потерять победу. Ныне, как никогда, нужны выдержка и ясная голова. (Эх, как неистово, как богатырски бьется Болотников! Приблизить бы его к царю, дать войско — какой бы наиславнейший воевода появился в державе! Нет, как бьется!)
— Пробиться со спины — и арканами! — крикнул Скопину Мстиславский.
— Нет! Подло! — резко и гневно отозвался Михайла.
Мстиславский глянул на воеводу ошарашенными глазами. Чудит Мишка, врага пожалел. Ну да на поле брани не до чести. Отъехал от Скопина и поманил сотника.
— Прорубайся к Ивашке. Умри, но зааркань! В бояре царь пожалует.
Конная сотня начала остервенело пробиваться к Болотникову.
Сеча!
Лютая, нещадная.
Неумолчный гул, звон мечей и сабель, ржанье коней, ярые кличи, стоны и вопли раненых.
Кровь! Груды поверженных.
Битва за Москву, битва за землю и волю, битва за праведную жизнь!
Битва за чины и вотчины, битва за господские устои, битва за нерушимую власть над чернью.
Сеча!
Рядом с Болотниковым бился Устим Секира. Бился сноровисто, но с оглядкой: оберегал от неожиданных ударов воеводу. Болотников же, не ведая устали, разил и разил своим тяжелым мечом.
Храбро ратоборствовали мужики и холопы. Били дворян топорами и рогатинами, кистенями и шестоперами, палицами и дубинами. Многие действовали баграми (Семейка посоветовал), стаскивали дворян с коней и добивали на снегу.
Богатырствовал Добрыня Лагун. Вначале рубил дворян болотниковским мечом, а затем (побаловавшись) вновь перешел на излюбленную «дубинушку». Могуче взмахнет, ухнет — и нет супротивника. Один из дворян вскользь угодил саблей в плечо. Добрыня рассвирепел, но дворянин отскочил, не достать. Добрыня шмякнул коня по голове. Конь рухнул, придавив собой наездника. Дворянина убил Афоня Шмоток. Он был в шеломе, с саблей и в легкой кольчужке. (Болотников оружил да еще велел приглянуть в сече за Афоней: в годах, силенки — не бог весть, долго не навоюет.)
— Ранен, Добрынюшка? Вон и кровушка хлынула.
— Ничо! — отмахнулся Добрыня и вновь свирепо двинулся на дворян.
Зло, отчаянно наседал на врагов Сидорка Грибан, кромсал бар топором, орал:
— Круши гадов! Круши барскую ехидну!
Крушили, рубили, давили.
Мужик и дворянин, повалившись на снег, схватили друг друга за горло.
— Вонючий сме-е-ерд! — тужился дворянин. — Сдохни, лапотник!
— Не выйдет! — хрипел мужик. — Сам подыха-а-ай! Сеча!..
Семейка Назарьев напролом не лез, был хладнокровен и расчетлив, успевал следить за битвой. Кидался лишь туда, где было особо горячо и где нужна была подмога. В разгар битвы углядел, что справа, ближе к Даниловскому монастырю, дворяне начали теснить мужичью рать. Если мужики откатятся, то баре могут зайти в спину казачьего полка Мирона Нагибы. Поспешно закричал:
— Эгей, мужички! Айда к монастырю! Навалимся!
Навалились, остановили дворян.
— Молодцы мужики! — похвалил Болотников. Нарубившись, выхлестнув неудержную ярость и оставив после себя груды сраженных дворян, от отъехал назад, чтобы цепкими всевидящими глазами окинуть поле брани. Удало, дружно били врагов и Нечайка Бобыль, и Мирон Нагиба, и Юшка Беззубцев. Молчали лишь пушки Терентия Рязанца: в таком месиве наряд бесполезен. Но пушки еще сгодятся, они расставлены в удобных местах. Рязанец скажет еще свое слово… А что Истома Пашков? Бьет ли царский полк под Красным селом? Почему так долго нет от него вестей?
— Глянь, батько, на войско Юшки. Знатно бар лупит! — крикнул Устим Секира.
— Вижу!
Полк Юшки Беззубцева, оказавшись на Калужской дороге, оттеснил дворян на добрые полверсты. Вовремя приспела помощь мужиков к Мирону Нагибе. Казаки воспрянули и вновь мощно насели на врага.
Добро! И правое и левое крылья дворян пятятся к стенам Москвы. Один лишь Большой полк Скопина продолжает сдерживать натиск повольницы. Все царское войско оказалось в подкове. Надо усилить натиск и захватить дворян в кольцо. Тогда уже им несдобровать. Тогда — победа!
И Болотников вновь кинул громкий призывный крич:
— Победа близка, други! За мно-о-ой! Гайда-а-а!
С грозным, яростным казачьим «гайда», приводившим в ужас врага, полетел на дворян.
— Гайда! — оголтело отозвались казачьи сотни.
Тяжел был новый удар Болотникова. Михаил Скопин помрачнел: если не остановить сейчас Вора, то сражение будет проиграно. И только ли сражение! На какой-то миг Скопин впал в растерянность. Запасных полков больше нет. Вся рать в сече. Мужик Ивашка оказался искуснее, искуснее его, изучившего десятки битв и походов величайших русских и иноземных стратигов… Боже, полки отступают! Хуже того — вот-вот окажутся в ловушке Болотникова. Не пройдет и получаса, как мужик будет торжествовать победу. Боже!
Но замешательство было коротким.
— Знаменщики, ко мне!
Глянул на Федора Мстиславского. Тот сидел на коне с побелевшим лицом. (Сотня с арканами так и не пробилась к Ивашке, а тот вон что вытворяет! Того и гляди побьет все царское войско.)
— Двинем вперед, воевода. Под стягами и хоругвями. Остановим! Не бывать Вору со щитом! За мной, за мно-о-ой, дружина!
Михаил Скопин в окружении знаменщиков бесстрашно кинулся вперед.
Царь Василий взирал на сечу от Калужских ворот, взирал с утомительным ожиданием. Битва была упорной. Воров так и не удавалось обратить в бегство. Бились остервенело. А ведь, почитай, полрати с одними дубинами. И на тебе, озверели! Знай колошматят дворян… Глянь, глянь! И вовсе стало худо. Многие дворяне к Москве повернули. Бегут!
Шуйский перекрестился. Обуял страх. К стенам Москвы откатывалось едва ли не все войско. Это погибель. Конец, смерть!
Кое-кто из бояр потрусил к воротам. Хотел остановить, но язык онемел. Собаки, псы продажные! Хвосты поджали — и по хоромишкам добро прятать. Хоть бы царя постыдились. Это в Думе все удалые храбрецы. И Голицыны покатили. У-у, гнусные изменщики! Шуйский для них плох, короля Жигмонда на трон подавай. (Василий Иваныч уже пронюхал о тайных сношениях бояр с Речью Посполитой.) На-кось, выкуси! Будет вам и Жигмонд, и сын его Владислав. Будет! Седни же мужики дубинами перебьют. Вон как зверски прут. Будет!
Закипел злостью: на бояр, на польского короля, на Смуту, что потрясла все его неспокойное (хоть бы день без беды прожить!), мятежное царство.
— А Большой-то полк, кажись, оправился. Глянь, государь, где ныне стяги Скопина. Молодец, Михайла! — повеселевшим голосом молвил князь Трубецкой.
— Надолго ли, — буркнул Шуйский. И чем больше он глядел на битву, тем все меньше у него оставалось надежды, что воры будут отброшены. Болотников все наседал и наседал.
И тогда Василий Шуйский пошел на отчаянный шаг. Горячо помолился на хоругви с ликами Христа и Богородицы и твердым, окрепшим голосом воскликнул:
— Сам пойду на воров! Пусть воины видят, что царь вместе с ними! На бунтовщиков, воеводы!
Летописец отметит: «Вседает. же борзо и сам царь Василий Иванович на свой бранный конь и приемлет в десницу свою скипетр непобедимыя державы и храбро выезжает ис царствующего града Москвы во многих и крепких и храбрых воеводах со всеми своими воинствы;.. и вси смело и единодушно на супротивныя идуще на брань».
Появление в войске царя приостановило бегство дворян. Скопину (умелыми маневрами) удалось-таки сдержать болотниковцев под Донским и Даниловым монастырями.
Сгущались сумерки. Жестокое побоище по-прежнему гудело на замоскворечном поле. Дворяне начали уставать. Вот бы где понадобились свежие силы! Но все полки были брошены в сечу.
И вдруг, когда стемнело и когда казалось, что дворяне вот-вот начнут отступать, случилось совсем непредвиденное: в спину повольницы внезапно ударило чье-то большое войско.
