"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Вот что пишет мой собрат по страданию, Иоанн Креста [271]. О, каково обладать таким даром красноречия! Но я не должна жаждать того, что Ты даешь другим.

Здесь все тихо, ничего не происходит. Елизавета совершенно забыла обо мне, оставила меня ждать… и ждать. Мои телесные немощи, которыми я пренебрегала – ибо зачем латать крышу, когда дом должен рухнуть? – вскоре снова потребуют внимания. Бургойну нужно получить определенные травы для лечения.

О, как мне ненавистны эти маленькие слабости! Я больше не должна нуждаться в физическом лечении!

Но прости мне эти мятежные слова, Господи».

XXXII

Елизавета ненавидела новогодние празднества с обычным обменом подарками. Не то чтобы она отказывалась от необычных и дорогих сувениров – золотых солонок в форме галеонов, фигурок зверей, покрытых драгоценностями, изумрудных воротников. Но она не хотела видеть, как на смену 1586 году приходит 1587-й. Парламент должен был собраться в начале года, и это означало, что у нее оставалось все меньше времени для решения тягостной проблемы Марии, королевы Шотландии. Эту проблему следовало решить до выступления в парламенте.

Январь никак не помог ей справиться с дилеммой. Все обстоятельства, подталкивавшие ее к казни Марии, проявились с новой силой: последовал очередной заговор с покушением на нее, на этот раз при участии французского посольства. Люди все больше волновались с каждым днем, по мере того как одни сенсационные слухи сменялись другими, и все они были связаны с испанским вторжением или с бегством Марии. Некоторые утверждали, что Лондон объят пожарами, а на севере снова вспыхнул вооруженный мятеж. Было даже несколько уличных бунтов в Лондоне, когда народ требовал свершить правосудие над «чудовищным драконом».

«Но сделанное однажды не вернешь обратно, – думала она, расхаживая по комнате. – Такого еще никогда не бывало: оформленное по закону убийство помазанного монарха. Оно распахнет дверь в неведомое. Народ требует от меня совершить это. Сегодня они казнят Марию; завтра они могут казнить любого монарха по собственной воле и желанию. Им даже не понадобится согласие другого правителя, чтобы сделать это».

Она содрогнулась, как будто мир, где правят неписаные законы толпы, внезапно предстал у нее перед глазами.

«Этого не произойдет завтра или даже послезавтра, – подумала она. – Но это случится, и я буду тому причиной».

Однако Роберт тоже прав: что происходит, когда голос людей, действовавших в соответствии с законами и процедурами, остается неуслышанным? Может ли ожесточение привести их туда же, причем еще быстрее?

Елизавета ощутила внезапный прилив сил. Вызвав государственного секретаря Уильяма Дэвисона, она попросила его принести смертный приговор.

Пока Елизавета ожидала его возвращения, она осознала, что такая возможность больше никогда не настанет. Французов с позором заперли в посольстве после раскрытия заговора, и они не могли заступиться за Марию. Шотландцы отказались от просьб о ее помиловании, и никакие спасители так и не появились. Вместо того чтобы просить за свою бывшую королеву, шотландский уполномоченный по особым поручениям доверительно прошептал, что «мертвая женщина не кусается». Наступила снежная зима, море разбушевалось, и испанцы ни при каких обстоятельствах не отправят флот в такое время года. Время настало, но момент был быстротечным, и такое сочетание событий могло больше никогда не повториться.

«Ударь или получи удар» – Елизавета снова и снова повторяла эти слова, как литанию. – Aut fer aut feri, ne feriari, feri. Я негодяй и непригоден для службы, если не могу настоять на своем».

Вскоре вернулся Дэвисон со смертным приговором, составленным несколько недель назад, когда был оглашен вердикт суда. Он почтительно протянул ей документ.

Елизавета стала медленно читать его, пока Дэвисон стоял перед ней.

«Елизавета, милостью Божией королева Англии, Франции, Ирландии, и прочая, и прочая.

Нашим верным и любимым слугам – Джорджу, графу Шрусбери, Генриху, графу Кентскому, Генри, графу Дерби, Джорджу, графу Камберлендскому, Генриху, графу Пемброку, – наши приветствия, и прочая, и прочая.

Поелику приговор, вынесенный вами и прочими членами нашего Тайного совета, для Марии, королевы Шотландии и дочери Якова V, хорошо известен, и парламент не только всецело одобряет оный приговор и считает его в высшей мере справедливым, но также со всем смирением просит и убеждает нас привести в исполнение вышеупомянутый приговор над ее особой, которого она, по их мнению, вполне заслуживает, и далее указывает, что задержка с исполнением оного приговора ежедневно умножает определенную и несомненную опасность не только для нашей собственной жизни, но и для них самих и благополучия этого королевства, мы опубликовали сей приговор в виде прокламации, однако до сих пор воздерживались от его дальнейшего исполнения.

Теперь мы понимаем, как разумны, великодушны и благонамеренны все наши подданные, от мала до велика, как глубоко и сильно страдают и сокрушаются их сердца ежедневным и ежечасным страхом за нашу жизнь, ежели мы будем и далее откладывать исполнение заслуженного приговора и пренебрегать их всеобщими и постоянными просьбами, требованиями, молитвами и советами. Поэтому, супротив нашего естественного предрасположения, будучи убеждены очевидной весомостью их советов и ежедневных увещеваний, мы приняли решение осуществить правосудие и совершить казнь.

Мы повелеваем и сим приговором облекаем вас должными полномочиями отправиться в замок Фотерингей, где вышеупомянутая королева Шотландии содержится под опекой нашего верного слуги и советника сэра Эмиаса Паулета. Там, взяв ее под стражу, повелеваем вам распорядиться о совершении ее казни в присутствии вас самих, вышеупомянутого сэра Эмиаса Паулета и других служителей закона, которые будут сопровождать вас; оная казнь должна совершиться в такое время и в таком месте, которое вы сочтете наиболее подходящим, и такими людьми, которых вы выберете по своему благоразумному усмотрению.

Сие есть наше письмо-патент [272], скрепленное Большой печатью Англии, которое будет вручено вам и представлено всем присутствующим как несомненное и достаточное право привести приговор в исполнение.

В присутствии свидетеля мы наделяем сей документ силою письма-патента. Дано в нашем поместье Гринвич, в первый день февраля двадцать девятого года нашего царствования».

Елизавета положила документ на стол и быстро поставила свою подпись:

Elizabeth R.

Дэвисон молча смотрел на нее.

– Ну? – рявкнула она. – Отнесите его лорд-канцлеру Бромли, чтобы он поставил печать. Держите все в тайне. Правда, вы можете оказать любезность и заглянуть в дом Уолсингема. Он болен и лежит в постели. Горе, которое постигнет его, когда он увидит этот документ, способно убить его сразу.

Но при этих словах она даже не улыбнулась, Дэвисон тоже не осмелился.

По-прежнему с каменным выражением лица Елизавета вручила ему приговор.

– Казнь должна состояться в тайне и произойти в Фотерингее. – Она помедлила и сердито добавила: – Те, кто любил меня, могли меня избавить от этого бремени! Совершить такое на глазах у всего мира! Хотелось бы мне, чтобы кто-то смог взять это на себя, доказать мне свою любовь и верность и избавить меня от позора!

– Дражайшая королева, я…

– Прошу вас, присоединитесь к Уолсингему, когда он будет составлять письмо для Паулета. Настоятельно посоветуйте ему найти какой-нибудь способ сократить жизнь этой королевы, помимо… – Она указала на приговор.

Дрожа от страха и волнения, Дэвисон взял драгоценный документ и поспешил в лондонский дом Уолсингема. Он застал хозяина в постели; распухшая нога Уолсингема покоилась на подушке. Но когда перед ним развернули приговор, он выпрямился, словно человек, увидевший чудо: