Карл Шпиндлер - Царь Сиона
Иногда подле нее раздавались голоса: равнодушные речи служителей, перешептывание женщин, у которых хватало мужества и любопытства, чтобы навещать ее в ее келье; изредка слово сожаления из уст хирурга, который еще не отказался вполне от человечности. Анжела безучастно внимала всем этим голосам, не отвечая, не открывая глаз. Она больше не надеялась на появление друга; она боялась только одного голоса — царя. Но этот страх был напрасен. Царь в течение семи дней тоже не являлся в доме своих жен.
Иногда Анжеле казалось, что она забыта всеми, как друзьями, так и врагом. Эта мысль давала ей успокоение на короткое время. В такие дни она могла часами мысленно молить Бога взять ее к себе вопреки сопротивлению ее молодого, сильного организма, или каким-нибудь образом дать ей знать, что ей позволено самой освободиться от жизни.
В один из таких часов, после обеда, когда ей казалось, что она совсем одна, слуха ее вдруг коснулся чей-то кроткий голос. «Анжела»! — прошептали чьи-то уста.
Анжела затаила дыхание, легкая дрожь пробежала по ее телу. Мягкий голос продолжал:
— Анжела, ты не умрешь, ты выздоровеешь. Не убивай сама себя ядом немого отчаяния. Открой глаза и губы. Неужели в речи человеческой нет никакого талисмана, который бы пробудил твое сердце? Имя твоего отца? Ринальда, жениха твоего?…
Утешительница умолкла, вздох вылетел из ее уст. Но она коснулась струны, не переставшей еще звучать в душе страдалицы; слова сострадания пали благодатной росой на застывшее сердце, и оно растаяло; статуя ожила и зашевелила своими мраморными членами; мертвая воскресала к жизни.
Открыв глаза, Анжела увидала у своей постели прекрасную Елизавету и, забыв, что ей угрожало, бросилась на шею своей посетительнице и стала покрывать ее лицо поцелуями. Она не говорила, она только рыдала; но эти потоки слез были облегчением для ее души, которая в эту минуту исцелилась и вновь стала понимать, что значит на земле любовь и дружба.
— Мой нежный, чистый ангел! — говорила Елизавета. — Да, надежда не обманула меня. Мне удалось вернуть тебя к жизни. В эту торжественную минуту я прошу тебя лишь об одном: собрать все свое мужество и храбро бороться против твоей участи.
— Моя участь! — повторила Анжела, снова падая на подушки и ломая руки. — О, как могла я забыть о ней! Значит, не для счастья я проснулась здесь, на твоей груди, в твоих объятиях с именем Ринальда на устах! Ах, Елизавета, как ужасна моя участь! Быть в руках этого человека, добычей этого чудовища, при виде которого я с первой же минуты почувствовала ужас, словно меня обдало ядовитым дыханием чумы! Господи Иисусе! Дай мне быстродействующий яд, дай мне острый нож… я хочу, я должна последовать в вечность за своим Ринальдом.
— Безумная! Ринальд жив, а ты хочешь покончить с собой? — проговорила Елизавета с упреком.
Анжела посмотрела на нее с удивлением; заставив ее повторить еще раз, что Ринальд жив, она сказала:
— Значит, бесчестный портняжка солгал? Но в таком случае, не является ли смерть вдвойне моим долгом? Могу ли я снести мысль, что Ринальд жив и подозревает, что я изменила ему, чтобы броситься в объятия этого чудовища? Дай мне кинжал, Елизавета! Дай мне умереть на твоих руках.
— Ты возбуждена, Анжела, а между тем тебе нужна теперь вся твоя рассудительность, — начала Елизавета убедительным тоном. — Зачем я пришла сюда? Если бы я не могла тебе помочь, ты никогда не видала бы меня здесь, ибо этот дом есть дом проклятия, и я должна сама умереть, чтобы проклятие не запятнало моей чистой одежды.
— Мне помочь! Ты, слабая женщина? Если бы Ринальд был рядом с тобою, я бы этому поверила, но…
— О, молчи о нем, когда говоришь со мною! — прервала ее Елизавета с влажными глазами. — Если бы он стоял рядом с нами — мне было бы не так легко сделать то, что я намереваюсь сделать Я скажу тебе только, что он всюду находится в большой безопасности нежели был бы здесь, и что само Провидение держит его вдали от Мюнстера. Здесь его ждет погибель, я не думаю, чтобы он добровольно оставался там, где находится теперь, когда прошло уже столько времени; но необходимо, чтобы и ты последовала за ним, для того, чтобы он, желая защитить тебя, не вздумал убежать от своих друзей и, ничего не подозревая, подставить грудь врагу. Ты не понимаешь всего, что я говорю, но время не терпит.
Несколько дней тому назад царь был ранен стрелой. Рана была легка; стрела, направленная в его нечистое сердце, попала мимо; виновник покушения не пойман. Завтра, однако, Бокельсон снова появится перед народом, свирепее и бесстыднее, чем когда бы то ни было. Вопреки всему миру, этот тиран, полный злобы и безумной жажды мести, хочет довести до конца то, что начал. Завтра же он собирается отпраздновать свою свадьбу с тобой.
— Никогда! Никогда! — воскликнула Анжела решительно и страстно. Возмущение придало ей силы; она стояла перед Елизаветой, вытянувшись во весь рост и протянув руку, как бы для клятвы.
— Нет, моя овечка, этого не будет, — продолжала Елизавета. — Но ты должна вооружиться всем своим мужеством и, прежде всего, хитростью. Когда обер-гофмейстер явится объявить тебе приказание царя, ты должна уверить его в своей покорности. Подарки, которые он принесет, ты должна принять…
— Этого я не могу! — ответила гневно молодая девушка.
— В таком случае позволь мне действовать от твоего имени, потому что я начинаю сомневаться в твоей рассудительности. Не противоречь, по крайней мере, не делай необдуманных шагов. К ночи жди меня здесь, в твоей комнате. Раньше, чем утренняя заря покажется на небе, ты будешь на свободе. Я передам тебя верному человеку. Но ты должна мне поклясться, что не скажешь ему ни одного слова громко и не откроешь ему лица, пока не будешь в пределах епископского лагеря. Тогда вели себя отвести к кустосу Зибингу; это все равно, что в объятия Ринальда.
Она вздохнула, порывисто обняла Анжелу и прошептала:
— Я любила твоего жениха… Это был единственный человек, которого мне дано было любить… Близость его во время осады города была для меня мучением, отравившим совершенно мое жалкое существование. Видеть его и быть ему чужой; любить его и не быть любимой им! Все земные страдания кажутся благодеянием в сравнении с этой мукой! Я поборола это в себе, я все поборола! Ты его любишь, ты должна быть счастлива с ним.
— Ты его любила так, как я люблю? — спросила пораженная Анжела.
Опустив голову, бедняжка долго молчала, соображая что-то. Но вдруг она подняла голову и, посмотрев прямо в глаза своему другу, сказала:
— Ты никогда не лгала, Елизавета. Ты никогда не знала, что такое ложь. Не правда ли, ты меня и сегодня не обманываешь? Ах, в доме злобы человек и сам становится злым и дурным; в этой атмосфере неверия я сама никому не доверяю!
— Анжела! — воскликнула Елизавета с огорчением. — Если бы ты знала, чем я рискую, ты не оскорбляла бы меня так! — Она сделала над собою усилие и, прижимая молодую девушку к груди, прошептала: — Тем, что я делаю для тебя, я хочу искупить все свои грехи; следуй только за мной, повинуйся мне, собери все свои силы и не спрашивай ни о чем.
— Теперь я слепо верю тебе. Если даже твой план не удастся…
— Тогда тебе все еще останется один выход — смерть, и я сама подам тебе оружие, в котором отказываю тебе сегодня. Но мы не можем потерпеть и не потерпим неудачи.
— Елизавета! Ты спасаешь мою честь и мою жизнь в это кровавое время, когда даже храбрые мужи не находят спасения! Отчего ты не пользуешься для себя возможностью спасения, вместо того, чтобы великодушно предоставлять ее мне?
— Я последую за тобой… завтра же, — проговорила Елизавета с усилием.
Внезапная мысль, молнией пронизавшая мозг Анжелы, заставила ее вздрогнуть.
— Мой отец! Боже, что будет с ним? — спросила она, хватая дрожащими руками руку Елизаветы.
— Он также последует за тобой, я позабочусь о нем, — ответила Елизавета с лицом, озаренным радостью.
— Но бабушка, бедная, добрая, старая бабушка? Кто сжалится над ней, если и отец оставит этот город? Для бабушки бегство невозможно!
— Обрати взор к небу, Анжела. Старушка первая покинула вас. Ей больше не грозят никакие опасности.
Анжела поняла смысл этих слов. Ноги у нее задрожали и подкосились. Елизавета поддержала ее, говоря:
— Не плачь теперь, ты будешь проливать слезы над ее могилой позже, когда ты, когда Ринальд, когда Мюнстер вновь будут свободны. Ангелы видят твое немое горе и заносят его в книгу любви как чудную жертву за упокой ее души. Постарайся овладеть собою; я слышу приближение врага. Молчи и не удивляйся тому, что я буду говорить и делать.
Родеус, гофмаршал цариц, с шумом открыл дверь и с неуклюжей важностью вошел к женщинам.
— Царь благосклонен к тебе, Анжела с Кольца, — проговорил он хвастливо. — Отец Небесный еще раз дал ему доказательство своей великой милости, и первый же день, когда Иоанн Лейденский вновь покажется своему народу, будет днем радости и торжества. Царь, радуясь твоему выздоровлению, хочет завтра исполнить твое горячее желание и принять тебя в число своих жен. Какими словами возвестить мне властителю Сиона твою покорность?
