Мика Валтари - Тайна царствия
– Это моя сестра Мирина, побывавшая вместе со мной на горе, – представил ее я. – О Клавдия, я привел ее, чтобы мы втроем смогли поговорить подальше от чужих ушей.
Поразмыслив секунду, Клавдия приказала своей спутнице выйти, однако при этом не пригласила нас присесть. Она принялась непринужденно болтать, не переставая поглядывать на Мирину.
– Как жаль, что после бегов ты не пошел вместе со мной на праздник, который устроил князь! Ты мог бы узнать множество интересных вещей о местных обычаях! Лично я должна признать, что Ирод Антипас вовсе не соответствует той дурной славе, что ходит о нем и от которой он весьма страдает. Он подарил мне тройное персидское колье, и у нас состоялся совершенно откровенный разговор. Конечно, его дочь Саломея – это бесстыдная шлюха, которая делает с ним все что хочет по наущению своей стареющей матери, однако кровосмешение, похоже, стало традицией среди потомков Ирода Великого и не является для них стыдом. Нам, римлянам, трудно судить о нравах восточных людей, которые умеют быть обворожительными, когда пожелают. Иродиада обладает прежней силой ума и, как мне показалось, продолжает добиваться титула царя для своего мужа, что стало причиной многих разговоров, Для Понтия Пилата чрезвычайно важно, что галилейский князь по-прежнему остается в добрых отношениях с Тиверием, несмотря на то что Иродиаде хорошо известно, что он очень стар и ни на что не годен. Ты ведь знаешь, что Пилат принял сторону Сежана, которому мы обязаны постом прокуратора Иудеи, и теперь Пилат и Ирод заинтересованы в совместной поддержке, в чем я совершенно согласна с княгиней. Таким образом, моя поездка была не напрасной, и теперь я готова вернуться в Кесарию.
По правде говоря, Клавдия Прокула не раскрыла никакой тайны, потому что все это было уже известно каждому здравомыслящему человеку. Тиверий превратился в больного старика, а имя Сежана внушает такой страх, что знающие о сложившимся положении римляне предпочитают молча ждать, когда он станет трибуном и тем самым его власть будет признана официально.
Мне показалось, что Клавдия пыталась проследить, понимает ли Мирина латинский язык. Вдруг, указав на нее пальцем, она громко воскликнула:
– О Юпитер! Да ведь эта девушка – точная копия Туллии!
С ужасом я взглянул на Мирину и на какой-то миг мне действительно показалось, что она похожа на тебя, о Туллия! При этом я ощутил такое отвращение и злость, что в тот же миг понял, что никогда не вышлю тебе эти свитки и что жажда видеть тебя навсегда угасла во мне. Но вскоре это наваждение исчезло и, хорошо присмотревшись к чертам моей спутницы, я понял, что у вас нет ничего общего.
Тем временем Клавдия Прокула продолжала подтрунивать:
– Думаю, будь у нее темные сверкающие глаза, нос потоньше, черные как смоль волосы и полные губы, она могла бы чем-то напоминать Туллию!
Возможно, она просто хотела уязвить Мирину, а, может быть, действительно пыталась понять, что общего было у тебя с юной гречанкой, о Туллия, но я могу утверждать, что вы абсолютно не похожи!
– Оставь мою сестру в покое! – со злостью ответил я. – Ей хорошо известно, что она отнюдь не красавица, а я больше не желаю вспоминать о Туллии! И давай будем продолжать по-гречески! Действительно ли ты хочешь узнать о том, что случилось там, на горе?
– О, да! – воскликнула она. – Так что же там было? Удалось ли тебе увидеть Иисуса из Назарета?
– Мы видели его, – ответил я. – Он воскрес из мертвых. Он жив!
Тогда она задала мне совершенно неожиданный вопрос:
– А откуда тебе известно, что это был именно он?
Подобный вопрос до сих пор не приходил мне в голову и застал меня врасплох, но, пытаясь изобразить улыбку, я ответил:
– Это был он! Совершенно точно – он! А кто же еще это мог быть? Ведь там собралось более пятисот человек, они узнали его! Кроме того, достаточно было взглянуть ему в лицо! Ни один человек не может походить на Иисуса!
Мирина в свою очередь добавила:
– У обычного человека совсем иной взгляд!
– Вы видели его в потемках, – продолжала Клавдия, с интересом разглядывая нас обоих. – Разве эта ночь не была темной и безлунной?
– Да, ночь была очень темной, – признал я. – Однако было достаточно светло, чтобы не спутать его ни с кем другим!
– Я ничуть не сомневаюсь, что это был он, как и во всем остальном! И все же: здесь неоднократно бывал придворный врач, который занимался моим лечением, и я разговаривала с Иродиадой – оба они рассказывали о том, что многие из галилеян признавали Иисуса в странном человеке, блуждающем по всей округе. Мнения разделились, поскольку никто не может с точностью описать его. При дворе полагают, что речь идет вовсе не об Иисусе, а о каком-то ненормальном или одержимом, который нарочно нанес себе раны на ногах и на запястьях, или же о человеке, которого подыскали его ученики, после того как похитили тело, чтобы продолжить всю эту комедию.
Заметив брошенный мной взгляд, она поторопилась добавить: – Я лишь повторяю то, что слышала, и вовсе не утверждаю, что это мое собственное мнение! На свете все возможно! К примеру, в пустыне, на берегу Мертвого моря вдали от других живут члены одной иудаистской секты. Они всегда разделяют между собой трапезу, крестят друг друга водой, постятся, молятся, оставаясь невинными; благодаря этому они достигли такого уровня святости, что стали отличатся от прочих людей: говорят, белые одежды излучают свет даже в полной темноте. Они поддерживают тайные связи не только с Иерусалимом, но и с другими странами. Ирод Великий считал их чрезвычайно опасными и преследовал, поэтому они нашли себе прибежище в Дамаске, откуда вернулись после смерти назаретянина. О них известно очень мало, ведь они никого не допускают к себе. Тем не менее многие знают, что среди них существуют различные степени посвящения в мудрость и что они, может быть, обладают познаниями, недоступными прочим смертным. После споров с другими учеными мой врач вчера сделал предположение: эта секта по неизвестным для нас причинам могла внимательно следить за деятельностью Иисуса и даже защищать его, о чем он сам мог и не догадываться. То, что два члена синедриона взяли на себя заботы о его захоронении, кажется весьма подозрительным; кроме того, Мария из Магдалы на следующее утро видела силуэт человека в ослепительном свете и приняла его за ангела; помимо этого, ученики Иисуса, занимая незначительное положение и будучи боязливыми людьми, возможно, никогда не решились бы выкрасть его тело, это было весьма легко сделать людям из секты, которые вполне могли с помощью колдовства вернуть тело к жизни или же подменить Иисуса кем-то из своих, отправив его странствовать по всей Галилее. Трудно сказать, почему они хотят, чтобы люди верили в воскресение назаретянина: либо они заинтересованы в том, чтобы храм утратил свое прежнее влияние, либо это связано с религиозной борьбой, и тогда причина известна только им одним. Однако они достаточно осторожны, чтобы бесконечно продолжать спектакль. Я считаю, что все это закончилось в тот самый момент, когда человек, кем бы он ни был, появился на горе перед последователями Иисуса.
Заметив, что я слушаю ее речи с сомнением, Клавдия Прокула осеклась, взмахнула руками и добавила:
– Я всего лишь передаю то, что говорят другие, однако сама не верю в это. Конечно, трудно объяснить, как даже самые близкие его ученики могли бы ошибиться, признав вместо него другого человека, если только они сами не принимают участия в одурачивании других. Лучше скажи, говорил ли ты с ним обо мне?
– Боюсь, что мне сложно это объяснить, – смущенно пробормотал я. – Когда я его увидел, в моей голове была только одна-единственная мысль, и я не смог бы говорить ни о чем другом, даже если очень захотел бы.
К моему большому удивлению, она не высказала ни единого упрека в мой адрес.
– Так же говорила и Жанна, – удовлетворенным тоном произнесла она. – Однако при этом она набрала в тряпицу земли, по которой ходил Иисус, чтобы я смогла прикоснуться к ней или приложить ее ко лбу и избавиться от ночных кошмаров. Но я в этом не нуждаюсь!
Загадочно посмотрев на меня, она прибавила:
– Я тоже была на горе вместе со всеми остальными и исцелилась!
Мой пораженный вид вызвал у нее веселый смешок:
– Ты попался в мою ловушку! – воскликнула она, от радости всплеснув руками – Подсаживайтесь ко мне, о Марк, и ты, девушка! Я не стану утверждать, что физически была на горе, но в ту ночь мне приснился очень приятный сон. Тебе хорошо известно, настолько я чувствительна и неуравновешенна: мне привиделось, что меня щипали, тащили за волосы, и я ощущала это так, будто все происходило наяву, и несмотря на мои усилия, не могла сделать ни единого движения, до тех пор пока ко мне не возвратился дар речи, тогда я проснулась вся в поту и такая изможденная, что больше не осмелилась всю ночь сомкнуть глаза. Однако мы говорили о горе, – спокойным голосом продолжала она – Нет ничего удивительного в том, что я, будучи столь чувствительной натурой, побывала там мысленно – эта встреча занимала все мои мысли. Темнота там была такая, что я скорее чувствовала, чем видела, вокруг себя множество людей; стоя на коленях, они застыли в ожидании чего-то. Я не испытывала никакого чувства боязни. Неожиданно передо мной появился окруженный сиянием человек, однако я не осмелилась поднять на него глаза, но вовсе не потому, что боялась, а потому, что интуиция подсказывала мне: лучше не смотреть в его лицо. Тогда он с нежностью в голосе спросил меня: «Слышишь ли ты меня, Клавдия Прокула?» Я ответила: «Я слышу твой голос». Он сказал: «Я – Иисус из Назарета, царь иудейский, которого твой супруг распял в Иерусалиме». Я ответила: «Да, это так». Тогда он сказал мне несколько слов об овцах, однако я не поняла их смысл и не обратила на них особого внимания, поскольку не разбираюсь в разведении овец. При этом мне показалось, что в его взгляде сквозил упрек. «Я – пастух и не могу позволить, чтобы разбойник убивал моих овец», – сказал он. Я поняла, что, говоря о разбойнике, он подразумевал Понтия Пилата, и поспешно произнесла: «Вполне возможно, он больше не будет преследовать твоих овец, да и тебя самого он не стал бы убивать, если бы его не вынудили к тому политический причины». Однако он не обратил внимание на мои пояснения, и тогда я поняла, что эта сторона вопроса его не интересует и что он не таит обиды на моего мужа. Тем временем он продолжал говорить мне об овцах: «У меня есть и другие овцы». Не зная, что ответить, и чтобы быть учтивой, я сказала: «Не сомневаюсь, что ты для них – хороший пастырь». Похоже, эти слова ему понравились, потому что он тотчас же ответил: «Как ты сама сказала, я – хороший пастырь, а хороший пастырь готов отдать жизнь за своих овец». Тогда мной овладело непреодолимое желание расплакаться и молить о том, чтобы он принял меня в свою паству, однако у меня не хватило духа на это; я лишь почувствовала, что он возложил руку на мою голову, и в этот момент проснулась, а проснувшись, продолжала ощущать прикосновение его руки. Никогда еще я не видела столь прекрасного сна! Я сделала все, чтобы навсегда запомнить его в самых мельчайших подробностях, а затем вновь погрузилась в продолжительный сон. С тех пор мне не приснился ни один кошмар! Думаю, что исцелив меня, он пожелал, чтобы Понтий Пилат прекратил преследование его учеников.
