Бернард Корнуэлл - Перебежчик
Старбак поднял глаза на своего разгневанного друга.
— Я нашел дело своей жизни, — ответил он.
— Дело твоей жизни! — фыркнул Адам. — Юг? Дикси? Ты даже не знаешь Юг! Ты за всю жизнь не забирался южнее причала Рокетт! Ты видел рисовые поля Южной Каролины? Плантации в дельте?
Гнев Адама был яростным и красноречивым.
— Если хочешь узнать, как выглядит ад на земле, Нат, то отправься в путешествие, чтобы посмотреть на то, что ты защищаешь. Поезжай вниз по реке, Нат, послушай звуки хлыста и посмотри на кровь, понаблюдай за детьми, которых насилуют! Вот тогда вернешься и расскажешь мне про дело своей жизни.
— Так вот в чем твои моральные побуждения? — Старбак попытался вновь получить преимущество в споре. — Ты думаешь, что выиграв эту войну, Север осчастливит рабов? Думаешь, что с ними будут лучше обращаться, чем с бедняками на северных фабриках? Ты бывал в Массачусетсе, Адам, видел фабрики в Лоуэлле. Это твой новый Иерусалим?
Адам устало покачал головой.
— Америка спорила на эту тему тысячу раз, Нат, а потом у нас были выборы, и мы решили спор в ящиках для голосования, и именно Юг не принял этого решения, — он вытянул руки, словно желая показать, что не хочет больше выслушивать этот старый и бесцельный спор. — Дело моей жизни — это поступать правильно, вот и всё.
— И обманывать отца? — спросил Старбак. — Ты помнишь прошлое лето? В округе Фалконер? Ты спросил меня, как я могу бояться собственного отца и не бояться сражения. Так почему же ты не расскажешь отцу о том, во что веришь?
— Потому что это разобьет ему сердце, — просто признался Адам. Он замолчал, вглядываясь на север, где в зелени пейзажа поблескивала излучина реки Чикахомини.
— Понимаешь, я думал, что смогу оседлать обеих лошадей, смогу служить и своей стране, и штату, и что если война закончится быстро, отец никогда не узнает, что я предал одну из сторон ради другой, — он сделал паузу. — И это по-прежнему возможно. Макклелану нужно просто посильнее надавить.
— Макклелан не может надавить. Он просто напыщенный индюк. Может только надуваться от гордости, но в драку не полезет. А кроме того, он считает, что у нас численное преимущество. Я сам был тому свидетелем.
Адам моргнул, услышав тон Старбака, но долго не отвечал, а потом вздохнул.
— Джеймс меня выдал?
— Никто тебя не выдавал. Я сам всё понял.
— Умница Нат, — печально произнес Адам. — Голова набекрень, но умница.
— Как поступит твой отец, узнав, что ты предал дело Юга? — поинтересовался Старбак.
Адам взглянул на него.
— Ты собираешься ему рассказать? Ты уже почти это сделал и теперь скажешь всё остальное, да?
Старбак покачал головой.
— Что я собираюсь сделать, так это спуститься к тем палаткам, найти Дятла Бёрда и сказать ему, что я вернулся, чтобы служить капитаном одиннадцатой роты. Вот и всё, что я собираюсь сделать, если только кто-нибудь снова не выпихнет меня из Легиона, а в таком случае я отправлюсь в Ричмонд и найду малоприятного, но умного старика и предоставлю ему заниматься всем этим.
Адам нахмурился в ответ на эту угрозу.
— Почему? — спросил он после паузы.
— Потому что это то, что у меня хорошо получается. Я понял, что хочу быть военным.
— В бригаде моего отца? Он тебя ненавидит! Почему бы тебе не вступить в другой полк?
Старбак пару секунд молчал. По правде говоря, он не обладал никакими рычагами, чтобы вступить в какой-нибудь другой полк, по крайней мере, не капитаном, потому что его клочок бумаги был пригоден только в качестве оружия против семьи Фалконеров.
Но была еще и другая, более глубокая правда. Старбак начал понимать, что войну нельзя вести, не вкладывая душу. Человек не может убивать походя, как христианин, заигрывающий с грехом.
Война дролжна быть всепоглощающей, прославляющей и пьянящей, и лишь немногие могут пережить этот процесс, но эти немногие войдут в историю героями. Вашингтон Фалконер был не из таких.
Он наслаждался соблазнами высокого воинского поста, но не имел вкуса к войне, а Старбак внезапно очень четко понял, что если он выживет под пулями и снарядами, то сможет однажды повести на сражение эту не слишком наполненную энтузиазмом бригаду. Тогда она станет бригадой Старбака, и да поможет Бог врагу, когда настанет этот день.
— Потому что нельзя сбегать от врагов, — наконец-то ответил он на вопрос друга.
Адам с жалостью покачал головой.
— Нат Старбак, — с горечью произнес он, — влюблен в войну и военное дело. Это потому что ты потерпел провал во всём остальном?
— Здесь мое место, — Старбак проигнорировал язвительный вопрос Адама.
— Но не твое. Так что тебе нужно переубедить отца, Адам, чтобы позволил мне остаться капитаном одиннадцатой роты Легиона. Как ты это сделаешь — дело твое. Тебе нет нужды рассказывать ему правду.
— А что еще я могу ему сказать? — в отчаянии спросил Адам. — Ты уже сделал достаточно намеков.
— У тебя с твоим отцом есть выбор, — отозвался Старбак, — оставить всё это в тайне или вытащить на свет Божий. Мне кажется, я знаю, что предпочтет твой отец, — он помедлил, а потом приукрасил свой блеф еще одной ложью.
— А я напишу тому старику в Ричмонд, что шпион мертв, скажу, что он был убит во вчерашнем сражении. К тому же, ты ведь закончил свою карьеру шпиона, разве нет?
Адам услышал сарказм и вздрогнул, а потом пристально посмотрел на Старбака.
— У меня есть и другой вариант, помни об этом.
— Да?
Адам расстегнул кобуру и вытащил револьвер. Это был дорогой револьвер Уитни с пластинами из слоновой кости на рукоятке и гравировкой на барабане. Он вынул маленький капсюль и вставил его в одну из заряженных ячеек.
— Бога ради, только не застрелись! — встревожился Старбак.
Адам повернул барабан, чтобы заряженная ячейка оказалась готовой к выстрелу.
— Иногда я подумывал о самоубийстве, Нат, — тихо сказал Адам.
— Вообще-то я часто думал, какое это счастье — не беспокоиться о том, чтобы поступать правильно, не беспокоиться об отце, не беспокоиться о том, любит ли меня Джулия или люблю ли я ее. Тебе не кажется, что в жизни всё слишком запутанно? Боже ты мой, мне она кажется просто спутанным клубком, но во всех своих молитвах, Нат, во всех мыслях в последние несколько недель я был уверен только в одном, — он взмахнул заряженным револьвером, очерчивая им весь горизонт.
— Это Божья страна, Нат, и Господь поместил нас сюда с какой-то целью, а эта цель не в том, чтобы убивать друг друга. Я верю в Соединенные Штаты Америки, а не в Конфедеративные Штаты, и я верю, что Господь сотворил Соединенные Штаты как пример и благодать для всего мира. Так что нет, я не собираюсь кончать жизнь самоубийством, потому что это не сделает Америку ни на день ближе к тысячелетнему царствию Христа, как и не сделают этого смерти на поле боя, — он вытянул руку и опустил дуло револьвера, так что оно нацелилось прямо Старбаку в лоб.
— Но как ты сказал, Нат, я могу просто убить тебя, и никто ничего не заметит.
Старбак уставился на оружие. Он мог разглядеть острые кончики пуль в нижних ячейках и знал, что одна такая пуля направлена на него в темном дуле. Револьвер слегка дрожал в руке Адама, и Старбак поднял глаза на бледное и серьезное лицо друга.
Адам взвел револьвер. Звук щелкнувшего курка показался очень громким.
— Помнишь наши былые беседы в Йеле? — спросил Адам. — Как мы гордились тем, что Господь сделал добродетель такой труднодостижимой? Грешником быть легко, но трудно быть христианином. Но ты бросил попытки стать христианином, правда ведь, Нат?
Револьвер по-прежнему дрожал, его дуло раскачивалось в последних лучах солнца.
— Я помню, как с тобой познакомился, Нат, — продолжил Адам. — Я часто беспокоился о жизненных трудностях, о том, как сложно познать волю Господа, а потом появился ты, и я подумал, что ничто уже не будет таким сложным. Я думал, что мы с тобой разделим эту ношу. Думал, что вместе пройдем по пути к Господу. Ведь я ошибался, да?
Старбак ничего не ответил.
— Ты просишь меня о том, — сказал Адам, — чего не в силах сделать сам. Просишь поспорить с отцом и разбить ему сердце. Я всегда считал, что из нас двоих ты самый сильный, но я ошибся, — похоже, Адам был готов разрыдаться.
— Если бы у тебя хватило храбрости, — произнес Старбак, — ты бы не меня застрелил, а отправился сражаться на стороне янки.
— Я больше не нуждаюсь в твоих советах, — заявил Адам. — Мне хватит твоих дрянных советов до конца жизни, Нат.
А потом он спустил курок.
Оружие громко выстрелило, но в самый последний момент Адам поднял револьвер вверх, разрядив его в дерево над головой Старбака. Пуля пролетела сквозь распустившиеся цветки церциса, осыпав Старбака лепестками.
Старбак встал.
