Кемаль Тахир - Глубокое ущелье
Орхан не стал ждать, бросился к Мавро. «Что же все-таки случилось?» — недоумевал Керим.
Когда Орхан вернулся, конь был уже оседлан. Юноша схватил поводья и, вставив ногу в стремя, приказал:
— Седлайте коней и — за мной! Да поторопитесь!..
— Четыре, нет, пять дней назад после обеда к властителю нашему приехали трое. Один — отец Бенито... Второй — френк... Кривой... Имя запамятовал.
— Нотиус Гладиус?..
— Точно.
— Третий длинный... Зовут...
— Уранха!.. Зачем же собралось вместе столько мерзавцев? Что им надо в Ярхисаре? Зачем пожаловали?
— Не разобрали мы, Орхан-бей... Приехали они, властитель наш предложил им: «Вина?.. Коньяку? Ракы?» Нет, отвечают, недолго мы здесь пробудем. Тут же обратно.
— О чем разговор был?
— Не проведали мы... Заперлись, часа полтора просидели. Властитель наш вышел мрачнее тучи... Спросил: «Где дочь?» В поварню, говорю, ушла: на радостях, что крестный отец приехал, своими руками пирожки испечь... Приказал позвать. Наедине с ней, молодой госпожой нашей, полчаса проговорил.
— О чем, не выведал?
— Нет. Только вышел наш властитель злой пуще прежнего. Позвал отца Бенито. На сей раз втроем заперлись... Отец Бениго вышел хмурый. Потом властитель увел молодую госпожу в башню, запер в темнице на замок.
— Что же это? Быть не может!..
— И мы поразились, Орхан-бей!
— А кормилица?.. Небось кормилица вверх дном все перевернула?
— Как узнала, хотела броситься к властителю нашему, но устыдилась чужих людей. Побежала в башню, но господин стражу поставил у дверей. Строго-настрого наказал не пускать никого.
— Аллах! Аллах!
— Уехали гости, кормилица к господину: «Что случилось? За что?..» Не успела договорить, властитель как закричит: «Прочь с глаз моих!» И слушать не стал. Выгнал несчастную из дому.
— Рехнулся?
— Может, и нет, Орхан-бей, но что-то с ним неладно... Вина потребовал, пить стал.
— А обычно пьет?
— Нет, дорогой... За столом чашу выпьет, и только... Если гости почетные, самое большое — две... А теперь пить стал. Кто к нему ни придет, что кипятком ошпарит, прочь гонит. Привыкли мы к мягкости господина... Растерялись. Не знаем, как поступить. А он пьет и ходит, мечется по покоям. Наконец... потребовал кувшин воды и хлеба. Отнес в башню Лотос-ханым. Что она ему сказала, не знаю. Только наказал еды не давать и говорить с нею не разрешил. «А кто,— говорит,— ослушается, за уши,к воротам прибью!» В ту ночь спать не ложился. Наутро снова за вино принялся. Напился. Заснул... Кувшины опрокинул...
Орхан задумался. Когда услышал он, что в деле замешаны монах Бенито и двое френков, мерзко стало у него на душе, точно увидел пожирающих друг друга скорпионов. Силясь собраться с мыслями, спросил:
— И сейчас госпожа ваша в башне?
— Нет.
— Слава богу! Рассказывай дальше.
— Не знаем мы, что делать. Два дня прошло, а властитель злой-презлой. Потихоньку навестил я кормилицу... Глаза у нее от слез распухли... Рассказал все как есть. «Что же это такое?» — спрашивает. «И сам,— говорю,— не понимаю». У кормилицы нашей ума палата, все эти дни думала да гадала. «Будь что будет,— говорит.— Лишь от смерти спасения нету. Сходи в башню к дочери моей Лотос, пусть соглашается на все, чего бы от нее ни требовали. Только бы из темницы выпустили, а там пусть на меня положится».— «Запретил,— говорю,— властитель». Схватилась за палку. Чуть голову мне не разбила. «Разве старого пьяницу можно слушать?» Кинула мне кожаный кошелек. «Возьми,— говорит,— и убирайся! Если завтра не сообщишь, что вышла она, на глаза не показывайся! И дурочка эта пусть от меня тогда милости не ждет!» Отправился я в башню, уговорил стражника пустить меня. Передал все, что кормилица наказала. Молодая госпожа пожелала видеть отца... Вышли вскоре из башни рука об руку. Тут же кормилицу позвали. Властитель пожаловал дочери ожерелье в двести золотых дукатов, а матушке кормилице — штуку шелка. Всех нас одарил. Это было вчера, а сегодня утром отправила меня кормилица в путь.
— В чем же все-таки дело, не сказала?
— Нет.
Орхан, прищурившись, глядел в степь.
— Может быть, замуж ее выдают, упаси господи?!
— Может... Иначе с чего бы они напустились на девушку?
— Да...— Орхан снова задумался.— Может, приехали сватами от властителя Биледжика?
— Нет... Не думаю... Насколько я знаю, властитель Биледжика, сеньор Руманос, имени Бенито слышать не может, хуже черта он ему.— Испугавшись собственных слов, слуга поспешно перекрестился.— Из того источника, где френки пили, коня своего не напоит. Нет, властитель Биледжика, высокородный Руманос сватами их не пошлет. Да и отец наш Бенито не станет хлопотать по делам Руманоса.
— Что же тогда?
— Не знаю, Орхан-бей. Понять не могу. Много в этом мире непонятного, ох, много!.. Сказал бы кто, что благородный господин наш единственную дочь, которую больше жизни любит, запрет голодную в холодной темнице... Выгонит матушку-кормилицу... Видно, здорово его допекли. Деревенский поп наш покойник говаривал: «Прежде в библии вместо «черта», «френк» писалось, да френки, черти, выскоблили имя свое!» И впрямь поверишь...
Только теперь Орхан понял: что бы ни случилось, ему это на руку. Оглянулся: Керим и Мавро ехали за ним шагах в сорока. Хотел было пришпорить Карадумана, крикнуть на радостях «Айда!» и помчаться во весь опор, но пожалел усталого коня Янаки. Махнул рукой, подзывая товарищей. Казалось ему, что парит он в воздухе, как парил, прыгнув со скалы, Мавро, купается в счастье, как Мавро в прозрачной воде горного озера.
Пока не показался Сёгют, Орхан с трудом сдерживался, чтобы не пустить Карадумана в галоп. А сейчас погрузился в раздумье. Как откроется он отцу? Подобрал поводья, беспокойно прикидывая, как быть. Но увидел дом Акча Коджи и успокоился.
Все в округе — старые и молодые, христиане и мусульмане — почитали Акча Коджу. Если не могли довериться отцу, то, не раздумывая, бежали к нему.
Орхан осадил коня у самых ворот. Спросил явившегося на зов слугу, дома ли Акча Коджа. Узнав, что тот у бея, призадумался. Можно бы и подождать — у Акча Коджи он чувствовал себя, как в собственном доме. Поставить коня в стойло, приказать накрыть стол... Но Орхан побоялся, что старик задержится. Осман-бей не любил отпускать его, не разделив с ним трапезы, а уж если там был и Эдебали, то тем более не отпустит. Орхан же хотел выкрасть девушку сегодня ночью...
А что, если отложить на завтра? Нет, невозможно. И страх, что упустит время, заставил пришпорить коня.
Въехав во двор бейского дома, он бросил поводья Дели Балта, приказал накормить Янаки и кинулся вверх по лестнице. Добежав до середины, остановился:
— Керим Джан! Подождите тут! Пообедайте пока.
Когда он подошел к дверям дивана, слуги выкатывали оттуда огромный медный поднос. Орхан заглянул в приоткрытую дверь. Обрадовался, не увидев чужих, хотя в любом случае он все равно вызвал бы Акча Коджу. Старик, кто бы его ни спрашивал, всегда выходил и не сердился. Придержав слугу, бежавшего с кувшином для омовения, Орхан наказал передать Акча Кодже, что хочет видеть его. Добавил, хоть в том и не было нужды: «Только чтобы отец не слышал».
Орхану вдруг стало не по себе. Рубаха на спине взмокла. Как назло, в прихожей было жарко.
Он вышел на террасу... Увидел, как друзья вместе с Янаки входят в поварню, и ощутил голод — до боли в желудке.
— В чем дело?
Обернувшись, Орхан припал к огромной руке Акча Коджи, всегда удивлявшей его своей мягкостью. Поцеловал.
— Прости, Акча Коджа... Если позволишь...
— Слушаю.
Густые, сходившиеся на переносице брови, седые пушистые усы, длинная борода Акча Коджи человеку, не знавшему его, внушали страх. Но тех, кто знал его близко, ничуть не смущал грозный вид старика, и они всегда могли положиться на приветливость и дружелюбие, светившиеся в его глазах.
— Если позволишь, дедушка Коджа... Поеду... Умыкну дочь Хрисантоса — властителя Ярхисара... Если только позволишь...
Акча Коджа, едва сдерживая улыбку, закрыл глаза, точно в первый раз слышал имя властителя Хрисантоса и не мог вспомнить, кто это такой.
— Когда?
Орхан не понял.
— Что когда?
— Когда умыкнешь?
— Если позволишь... Этой ночью...
— Отец знает?
— Нет.
— Дочь властителя Хрисантоса... Надо отцу сказать. Заслать сватов, как люди. Попросить, как положено...
— Нельзя, дедушка Коджа! Никак нельзя.
— Значит, все уже взвесил? Узнал, что не выйдет иначе? — Он подумал.— Ну что ж! Сперва с отцом посоветуемся.
— За отцом дело не станет, дедушка Коджа! Сначала ты скажи...
— Невежа! С отцом не переговорив...
— Ох, Акча Коджа! Пока не будет твоего согласия... с отцом лучше и не говорить.
Акча Коджа выиграл время, успел все обдумать. Стар был Хрисантос — властитель Ярхисара. Не было у него наследников, кроме дочери. Породниться с ним значило нанести удар в спину византийским властителям, враждебным уделу Битинья. Он глянул на Орхана, дышавшего ему в лицо, точно загнанный пес.
