Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара
«Хорошо, — ответил капитан, — мы соглашаемся на это: есть много больших городов в королевстве: так езжайте вперед и оставьте нас в покое; либо мы поступим, как они, и дадим вам хорошую поруку, что мы выполним это». «О, такому не бывать, — сказал предводитель. — Такой договор ни в коей степени не удовлетворит герцога и герцогиню, ибо они намерены обосноваться в этом городе и держать свою власть, как держат ее монархи в своих королевствах. Ответьте мне кратко, что вы намерены делать: покориться или подвергнуть себя и город гибели?» «Мой господин, — сказал капитан, — дайте нам немного времени посовещаться, и вы быстро получите ответ». «Я согласен», — сказал предводитель.
После этого горожане провели совет и согласились принять Джона Гонта и Констанцию как своих короля и королеву, и скоро английская армия «приближалась в боевом строю к городу Сантьяго», пока другая процессия уходила из города.
Клирики, несущие реликвии, кресты и вымпелы, и толпы мужчин, женщин и детей, и городские главы, с ключами от города, которые они поднесли на коленях, выказывая добрую волю. «Но, — саркастично замечает Фруассар, — была ли она искренней, я не знаю». Было много торжеств и увеселений, а также, говорят, крепкого напитка, «которого лучники выпили столь много, что провели большую часть времени в постели пьяные. И часто от вина, коего они выпивали слишком много, у них бывала лихорадка, а утром такие головные боли, кои мешали им делать что-либо весь остаток дня; ибо это было самое старое вино».
Среди приятнейших особенностей средних веков — прелестная вера в то, что громы войны можно заставить умолкнуть навеки звоном королевских свадебных колоколов, и прошло немного времени, прежде чем политика отправила к алтарю Филиппу, а потом и младшую Екатерину. Как все женщины того времени, они вообще не имели права выбора мужа и продавались отцом, словно лошади, в обмен на звонкую монету или союзы. Филиппе повезло: Жуан Португальский оказался красивым юношей двадцати с небольшим лет и выглядел королем до мозга костей в неизменных белых, отороченных алым одеждах и с зеленым крестом святого Георгия у сердца. На большом совете между молодым королем и Джоном Гонтом этот брак, впоследствии оказавшийся столь выгодным для Португалии, был заключен, и Фруассар рассказывает, как Джон Гонт сообщил новости своей жене, когда вернулся в Сантьяго.
«И что же было сделано в отношении брака?» — спросила герцогиня. «Я отдал ему одну из своих дочерей». «Которую?» — спросила герцогиня. «Я предложил ему на выбор Екатерину и Филиппу; за что он премного благодарил меня и выбрал Филиппу». «Он поступил правильно, — сказала герцогиня, — ибо моя дочь Екатерина слишком мала для него».
Бракосочетание юной Екатерины Ланкастер произошло позже. Ее выдали замуж за восьмилетнего наследника Кастилии, которым стал Энрике III. С этим браком Джон Гонт и Констанция отказывались от претензий на Кастилию. Первым требованием Джона Гонта, когда прибыли кастильские посланцы, было: «Мои расходы должны быть возмещены, ибо я хочу, чтобы вы знали, что моя экспедиция в Кастилию стоила Англии свыше пятисот тысяч франков. Поэтому я желаю услышать, что вы скажете о возмещении». Ни один банковский управляющий не смог бы сформулировать свои условия более прямо и недвусмысленно! В результате сделки герцог и герцогиня Ланкастерские отдали свою дочь и заключили мир между Англией и Кастилией в обмен на ежегодный доход в размере пятидесяти тысяч франков, ради чего несколько невезучих испанских городов были обложены новыми налогами; вдобавок герцогиня получила на хозяйственные расходы шестнадцать тысяч франков. Также постановили, что молодые должны получить Галисию, а для имитации титула принца и принцессы Уэльских им будет присвоен титул принца и принцессы Астурийских. Контракты были составлены и торжественно подписаны, и так закончилась экспедиция Джона Гонта в Испанию.
Королевские контакты с Сантьяго, естественно, увеличили число английских паломников в храм Святого Иакова. До недавнего времени память о великом паломничестве неосознанно воспроизводили лондонские детишки, которые строили на улицах маленькие храмы, украшенные устричными и гребешковыми раковинами. Я хорошо помню, что видел их в Лондоне на день Святого Иакова, и почти слышу пронзительный крик: «Помните о пещере!», которым прохожих приглашали пожертвовать пенни. Эти представления, конечно же, были памятью об уличных храмах Англии до Реформации, которые украшались в определенное время года раковинами гребешков, чтобы напомнить тем, кто не мог поехать в Испанию, о поклонении святому Иакову.
§ 9Я с удивлением обнаружил, что человек, с которым я встречался только раз в Мадриде, озаботился написать в Сантьяго своему другу, попросив его присмотреть за мною. Если бы я сам это предложил, вероятно, ничего бы не получилось. Мне кажется, испанцы часто поступают, повинуясь порыву — и обладают женской способностью спорить не доводами разума, но эмоционально, создавая у человека беспомощное ощущение, которое охватывает мужчину, пытающегося спорить с разгневанной женщиной. Человек, который ждал меня в отеле, оказался приятным компаньоном. Мы гуляли вместе по Сантьяго, и такого Сантьяго я еще не видел. Светило солнце! Как сказочно выглядел старый город под светом солнца, гладившим темные колоннады и согревающим рыжевато-бурые башни и стены цвета меда!
— Вы, галисийцы, напоминаете мне ирландцев, — сказал я.
— А почему нет? — ответил он. — Мы кельты, как ирландцы.
Я попросил его рассказать галисийскую байку о привидениях, и он поведал о Santa Compaña — Святой компании. Когда путешествуешь ночью по Галисии, в некоторых болотистых местах можно увидеть мерцающие огоньки, которые летают туда и сюда над унылым ландшафтом. Надо быть очень осторожным. Может статься, ты обнаружишь, что кто-то невидимый пытается вставить тебе в руку горящую свечу, и если возьмешь ее, ты пропал: присоединился к Святой компании душ, обреченных скитаться по чистилищу с горящими свечами, пока они не смогут всунуть свою свечу в руку ничего не подозревающего странника. И может случиться так, что ты просто исчезнешь из жизни и проведешь вечность, пытаясь избавиться от свечи, бродя по болотам и пустошам, где мерцают призрачные огоньки, пока наконец не заманишь кого-нибудь в Святую компанию, а сам не освободишься!
— Да, — сказал я, — это прямо как в Голуэе.
Он добавил, что в Галисии всегда помнят о тяжкой доле душ в чистилище и что крестьяне верят, будто эти души становятся видимыми темной зимой — длинная процессия людей с пламенем у ног и светом над головами. Всегда можно определить, что здесь прошла Святая компания, по сильному запаху свечного воска и горелого оливкового масла.
— Хотя я совершенно не суеверен, — сказал мой компаньон, — но когда я хотел проснуться в непривычный час, а будильника при мне не было, я всегда молился за душу, чье искупление подходило к концу — скажем, за такую, которой нужна всего одна молитва «Отче наш», чтобы освободиться; и это никогда не давало сбоев. Я всегда просыпался, когда хотел, но, как я уже сказал, я ни в малейшей степени не суеверен.
Он, однако, согласился, что большинство крестьян глубоко суеверны и верят в магию.
— Однажды ночью несколько лет назад, — сказал он, — я ехал в Пуэбла-дель-Караминьяль на машине. Был конец августа, полнолуние. Перед городком есть каменный мост, и я заметил несколько человек, стоявших рядом, и подумал, что тут, наверное, несчастный случай, поскольку, когда я подъехал, они подняли руки и остановили меня. Это оказались четыре девушки и с ними мальчик, крепко связанный веревками и носовыми платками, которые они умоляли меня развязать. Я был очень озадачен и спросил зачем. Они сказали, что мальчик онемел, и считается, что если четыре девушки отведут его к мосту при полной луне, свяжут и попросят первого встречного его развязать, он снова заговорит. Конечно же, я сделал то, что они просили. Когда я навел справки, то выяснил, что это старинное суеверие в тех краях, причем девушки должны быть девственницами.
Тем временем мы остановились перед величественным западным фасадом собора, где дон Иньиго обратил мое внимание на высокие колокольни: в одной на фоне неба виднелись колокола, другая была закрыта, и на ней висел деревянный гонг, или «хлопушка» — carraca, которая использовалась на Страстной неделе, когда все колокола молчат.
— Это странный звук, — сказал он, — когда его услышали французы, они задали стрекача, потому что решили, что это шум приближающихся крестьян в деревянных zuecos.
Мы обошли собор, и я увидел ряд лавок серебряных дел мастеров и кузниц, в которых серебряные ракушки и другие сувениры отливали или ковали молотом; и снова подумал, что в Испании, где каждый постоянно думает о смерти, ничто словно не умирает. Эти кузницы наверняка стоят на том же месте с одиннадцатого века, а может, и дольше. Я купил красивую маленькую ракушку, которая, будь она обнаружена в могиле, отправилась бы прямо в музей.
