Марта Шрейн - Эрика
Попов налил. Выпили. Попов стал хвастать своими победами над женщинами. Володька молчал. Потом вдруг попросил: «Расскажи, где воевал».
Попов сел на своего конька и рассказывал истории, увиденные им в художественных фильмах.
«Что это вдруг Володька заинтересовался победами Попова?» — удивился Гедеминов. Но когда Попов, распалившись, вскочил из–за стола, изображая себя в бою, Володька неожиданно прервал его:
— А ты, герой, небось и именной наган имеешь?
— Имею, — похвалился охмелевший Попов.
— Врешь, небось. Все сдали оружие после войны.
— А я не сдал. Сейчас покажу.
Он пошел в комнату, включил свет. Через минуту выключил и вернулся в кухню.
— Вот, посмотри, — и тут раздался легкий шум.
— Был твой, стал мой — торжествующе сказал Володька.
— Отдай. Ты все равно меня не убьешь. Я тебе документы изготовил. Но здесь их нет. Я это предусмотрел. И зачем тебе еще одно преступление? — Попов явно испугался, и Гедеминов подумал: «Как бы Володька глупостей не наделал».
— А я тебя и не собираюсь убивать. А с наганом мне будет поспокойней, — ответил Попову Володька.
— Так там нет патронов, — вдруг обрадовался Попов.
— А ты мне сейчас их дашь! — Володька, по–видимому, взял его за горло. Тот стал хрипеть.
— Ты меня чуть не задушил. Пусть уж наган будет у тебя. Я и сам тебе хотел его дать. А ты за горло хватаешь, — Попов закашлялся.
— Пойдем, патроны найдешь, — сказал Володька, и они зашли в комнату.
Гедеминов метнулся к двери и, тихонько прикрыв ее, вышел через калитку на улицу. Собака в сарае поскуливала. Он спрятался в кустах. Минут через пять послышались голоса.
— Начальник, а окно в комнате у тебя открытым было? — спросил Володька.
— Почему открытым?
— Я сквознячок почуял. Может, кто у тебя прятался?
— Да кто? Ночь давно. Черт! Голову ломит. Пить мне нельзя было. Опять кошмары будут. Хоть не заходи в дом. Приходят, гады, и хохочут надо мной, — схватился Попов за голову.
— Кто приходит–то? — удивился Володька.
— Мною погубленные приходят. А по молодости все хорошо было.
— Хватит болтать, начальник, — прервал Попова Володька. — Четыре вещи помни. Через день на мосту. В три часа ночи. Я тебе обувь и рубашку, а если хочешь — и голову принесу, а ты мне коня, деньги, документы и одежду с обувью. Обманешь, одна из этих пуль твоя будет, — зло прохрипел Володька и добавил: — Живым я теперь не дамся.
— Не обману, иди уж. У меня голова трещит, я лягу, — сказал Попов.
— Давай сюда рюкзак с едой. Да мешок и веревка где?
— Все тут. В общем, договорились, на мосту. Прощай. Я завтра покажу тебе моего врага. А мне надо собаку выпустить. Отойди подальше, чтобы она не лаяла.
Володька огляделся по сторонам и, пригнувшись, пошел мимо домов в сторону посадок. Не упуская его из виду, крался за ним Гедеминов.
* * *
Рассветало. Володька остановился в глухом месте, чтобы поспать до полудня. Он стелился. «Ох! Хорошо на свободе–то!» — услышал Гедеминов. И тогда князь громко сказал по–немецки:
— Володька! Не бойся, это я, дядя Саша, — и на всякий случай швырнул в сторону камень.
— Какой еще дядя Саша? — спросил Володька тоже по–немецки.
— Ты меня так звал в Карелии. С твоей сестрой я жил в лагере. Или забыл сестру? Память отшибло? Не вздумай стрелять. Здесь далеко слышно. Милиция прибежит, — уже по–русски заговорил Гедеминов.
Володька помолчал, потом тихо спросил:
— Дядя Саша, это правда ты? — голос его дрожал.
— Конечно, я. Иди сюда. Я хоть посмотрю на тебя, каким ты стал.
Володька настороженно приподнимался с земли. Гедеминов встал во весь рост. Они подошли к друг другу. Гедеминов обнял его. А когда отпустил, нагана у Володьки уже не было.
— Это не честно! — все еще потрясенный встречей, сказал Володька.
Гедеминов спокойно ответил:
— Не нужен тебе наган. Мы его вернем. Оботрем тряпкой и вернем. Нас двое теперь, и мы рассчитаемся с этой сволочью. Я рад, что ты выжил. Рад. — Гедеминов помолчал, потом тихо сказал: — Сестра твоя, Санька, из–за него повесилась. Она мне записку тогда передала. Надругался он над ней. Он тебя нанял именно меня прикончить. Отца твоего тоже по его вине расстреляли. А мне он враг, и я на него охочусь, он это знает.
— Как?! — дошло до Володьки. — Из–за него все мои родные погибли!?
— Да. Но сам понимаешь, тебе не уйти. Выдавать тебя ему пока не выгодно. Он найдет способ, чтобы тебя тоже в мешок и в озеро, как только ты ему отдашь мои туфли и рубашку. Ты уже вычеркнут из списка живых начальником тюрьмы. Это фронтовой друг Попова.
Володька удивленно спросил:
— А откуда ты знаешь про наш с Поповым уговор?
— Да я там в комнате был, за занавеской. В окно влез, — ответил Гедеминов.
— Ты был там все это время?! — изумился Володька.
— Конечно. Должен же я был знать, что против меня затевается!
— Но ты же мог сам его прикончить, там, прямо в квартире.
— Нет, — возразил Гедеминов. — Мне нужно алиби. У меня семья. Я должен ее оберегать. Другого защитника у них нет. Мы еще поговорим. А сейчас нам нужно обсудить наш план. Ты приходишь на свидание к Попову, он показывает тебе меня, когда я буду проходить мимо. На следующий день ты меня якобы убиваешь, и я на работу выйти не должен. А дальше ты идешь к нему на свидание. И я приду…
— Но дядя Саша, мне до сих пор страшно подумать — ведь я тебя ножом мог снять сегодня. Ты же сам меня научил, метнул бы и все. — голос Володьки упал.
Гедеминов расстегнул пиджак.
— Видишь, я тоже не пустой хожу. Ты с камнем говорил, а не со мной. Но если бы на твоем месте был другой, то был бы он точно уже трупом.
— Сейчас, когда я рядом с тобой, мне, как в детстве, уютно и хорошо, — голос Володьки снова дрогнул.
Вместо ответа Гедеминов сказал ему:
— Не беспокойся. Все будет в порядке. Мне пора. У тебя все есть. Ешь, спи, наслаждайся свободой. Увидимся здесь завтра, — и Гедеминов поспешил домой.
Володька засмеялся и упал в траву, раскинув руки. Ярко горели звезды, но слезы радости застилали ему глаза. Он больше не один. Его старший наставник на свободе.
* * *
— Сашенька, ты оставил Эрику одну? — встретила его Адель.
Гедеминов спокойно сказал:
— Я сейчас вернусь к ней. Мне надо с тобой поговорить о жизненно важном для нас деле. Ты должна быть мужественной, как никогда. От этого зависит моя судьба, судьба Эрики и счастье всей нашей семьи. Кроме того, я тебе обещал все решить. Час настал. И волноваться тебе вовсе не нужно.
— Хорошо, Сашенька, я слушаю тебя. Сделаю все, как скажешь.
Гедеминов коротко рассказал жене все, что мог, о последних событиях, о планах Попова.
— Ты должна мне достать снотворного. Это раз. Во–вторых, вызвать мне скорую помощь завтра под утро и с большим шумом, прямо как умирающему. Естественно, «что–то с сердцем». Можете даже напоить вашей валерьянкой. Я уже давно мало сплю.
— Так вот о чем вы с Эрикой шептались! Почему она тебе доверяет, а мне нет? — ревниво спросила Адель.
— Потому что я могу ей помочь, а ты нет.
— Сашенька, что ты надумал?
— Ничего не спрашивай, дорогая, ты мне поможешь, если будешь очень спокойной и дочь свою тому же научишь. Да, две бутылки вина пусть мне граф принесет в больницу и новые домашние тапочки, что я пошил. Для детей я тоже должен быть сердечником. Наверняка они придут меня навестить. Завтра мне нужна будет клетчатая рубашка. Туфли заверни коричневые. Рубашку смочишь бычьей кровью. Кровь на рынке продается. Дырку сделай в спине ножом. И еще не забудь мой пояс с ножами и перчатки.
— Сашенька! Я волнуюсь! — растерянно сказала мужу Адель.
— Я тебе запрещаю волноваться. И впредь выполняй в точности мои указания, — строго сказал Гедеминов жене и добавил: — Никогда больше ни о чем меня не спрашивай. Все, что нужно тебе знать, скажу сам. У меня ближе друга, чем ты, нет. И прости, что я вынужден обратиться к тебе за помощью. Надеюсь, в последний раз.
Он поцеловал жену, пожелал ей спокойной ночи и ушел. Сегодня, как все последние дни, он будет дежурить на крыше конюшни.
* * *
Все шло по плану. Попов в день предполагаемой гибели Гедеминова даже задержал его после работы. Настроение у него было отличное.
— Дом достраиваешь князь? — спросил он. — А как твое здоровье?
Кругом были люди. И сейчас Попов не боялся своего врага.
— Да нормально — ответил Гедеминов. (Он был в клетчатой рубашке.) А как ты себя чувствуешь? — спросил он в свою очередь — Попов знал, что князь притворяется добрым. Но сейчас поддерживал эту игру, полагая, что это его последняя встреча с врагом, почему бы не подыграть?
— Я моложе любого, — ответил Попов.
— Ты, конечно, уважаемый человек, — продолжал миролюбиво говорить Гедеминов, наблюдая за проходящими мимо рабочими. — Герой войны. С чего тебе стареть? Ну, мне на строительство дома надо спешить. Скоро дожди пойдут, и зима следом. Хочется скорей дом достроить. А фабрику я оставлю… Выставка моих изделий пройдет — и я свободный художник. И хватит нам враждовать. — Щеки Гедеминова побелели, но стальной блеск в его глазах, на этот раз не напугал Попова.
