Александр Филимонов - По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
И больше в этот день Добрыня не произнес ни слова. Когда остановились на ночлег, поел быстро, велел выставить сторожу и лег, завернувшись в шкуру. Заснул.
На следующий день миновали Юрьев. Не стали в город заходить: все-таки груз ценный везли, да и домой торопились. А назавтра к полудню уже можно было разглядеть вдали золотой огонек на куполе строящегося Успенского собора. Недавно великий князь велел начать позолоту его, чтобы строительство приобрело более праздничный вид. Дом был совсем близко.
Еще через некоторое время стали слышны колокола, звонившие во Владимире.
— Не нас ли это встречают? — удивился Бориска.
Добрыня велел двигаться быстрее. Но дружинников не нужно было подгонять. Они и так торопили коней — всем хотелось скорее добраться до дому, похвастаться военной хитростью, о которой теперь пойдут рассказы по всей земле. Завидовать будут.
— Праздник какой, что ли? — все спрашивал Бориска. Ему отвечали, что праздника никакого нет.
К городским воротам отряд подъехал еще засветло. Воротные сторожа, узнавая своих, приветственно махали шапками. Поравнявшись со стражей, Добрыня спросил, что за звон был в городе.
— Праздник большой у князя, — охотно ответили ему. — Князь Всеволод Юрьевич дочку замуж выдает. Сваты нынче прибыли. А завтра, говорили, повезут ее к жениху.
Добрыня почувствовал комок в горле. Он почти душил его, этот знакомый горький комок. Но вдруг очень быстро начал таять, таять. Это обрадовало Добрыню и опечалило — теперь он знал, что прощается с самим собой — таким, каким он был в детстве. Не дожидаясь, пока комок в горле растает окончательно, Добрыня кивнул сторожам:
— Это хорошо. Свадьба — дело хорошее.
И поехал в город.
Глава 31
Мудрость, благочестие, искусство красноречия и многие знания — все эти качества хороши в любом человеке, но если ими обладает государь, то ценность этих качеств неизмеримо возрастает. Благодатным дождем проливаются на подданных милости, украшается и процветает земля. Если же государь при этом тверд волей, крепок в ратном деле, умеет защитить свою землю от врага — то кто может пожелать себе лучшего государя?
Сказитель, воспевая Владимира Мономаха, великого князя Киевского, жалел, что не вечен был Мономах, правил бы он тогда бесконечно, никем не сменяемый, на радость людям и всей Русской земле. Когда умирает князь — сиротеет земля, и тот, кому она достается, порой уничтожает все хорошее, что было создано предшественником, и людям приходится лишь с горечью вспоминать о мудрости своего государя.
Уж как славен был князь галицкий Ярослав, как был мудр и дальновиден, как возвеличил и обогатил землю свою и свой народ. Но самого главного — передать эту землю в надежные руки — не сумел. И тем положил начало ужасным бедствиям, охватившим Галицкую землю после его смерти. Да, прожил Осьмомысл правильную жизнь, но исполнил ли он долг свой, выполнил ли предназначение свое? Что толку спрашивать — сам он уже не ответит на эти вопросы, а те, кого он оставил после себя, слишком озабочены различными напастями и бедами, чтобы в славном прошлом искать корни этих бед. Помянут покойного государя добрым словом — и хорошо.
Умевший управляться с огромной Галицкой волостью, Осьмомысл не смог так же мудро управиться со своими семейными делами. Он был женат, но любил другую женщину, по имени Анастасия. Семейными неурядицами раздражал всех, и дело дошло до мятежа, закончившегося сожжением Анастасии на костре — по требованию народа. Подчиняясь воле бояр и отцов Церкви, Ярослав пытался наладить семейную жизнь, но ничего из этого не вышло. В конце концов жена его ушла от него в монастырь, где и скончалась монахиней. Законный сын Владимир не унаследовал отцовских добродетелей: с малых лет был привержен к пьянству, имел непобедимую страсть к женскому полу. Отца не любил, в воле его ходить отказывался, за что Осьмомысл трижды изгонял его из дома.
Был у Ярослава еще один сын — любимый, но незаконнорожденный. Вот ему-то, Олегу, Ярослав и готовился передать свое княжение. Словно не знал, что незаконность рождения низводит Олега в глазах галицких бояр едва ли не до положения простого смерда — ему даже отказывали в отчестве, никто не называл его Ярославичем, а именовали презрительно по матери — Настасьичем.
Все это Ярослав Осьмомысл хорошо знал. Знал, что Олега не любили и не стали бы терпеть его как своего князя. Можно было до кончины своей успеть вооружить Тихого и кроткого Олега, укрепить его — чтоб хотя бы страх помог ему смирить галицких бояр. Но вместо этого мудрый Осьмомысл решил, что будет достаточно, если он хорошо попросит боярство признать Олега своим государем. Перед смертью Ярослав взял с них клятву, и они обещали, целовали крест Олегу.
Не успев еще, однако, предать тело покойного князя земле, бояре выгнали Олега из родительского дома и вообще из Галича. Почему они сделали это? Главной причиной Олегова изгнания называлось его происхождение: галицкая гордость боярская не захотела Настасьиного ублюдка. Но Дело было, наверное, в другом — избаловавшиеся при мудром и незлобивом правителе, бояре захотели теперь правителя слабого и безвольного, которым можно помыкать. Таким правителем представлялся им законный сын Ярослава — Владимир.
Что ж, Олег не стал добиваться своих прав, хотя у многих русских властителей мог найти помощь. Он добровольно отказался от всяких притязаний на власть, попросил убежища у Рюрика Ростиславича и с той поры так и жил у него в Овруче.
Удалив из Галича нелюбимого Настасьича, бояре возвели на княжеский стол Владимира. С этого дня спокойная и мирная жизнь, к которой все привыкли, начала рушиться.
Княжеский дворец в Галиче с давних пор был средоточием милости, справедливости и защиты для горожан и всех жителей Галицкой земли. Теперь он понемногу превращался в одно из страшных мест. Мимо него боялись ходить. Дружина князя Владимира, быстро перенявшая у своего государя его отношение к чужой собственности — если мне что понравилось, так я беру это себе, — раздевала и обирала жителей чуть ли не средь бела дня. Во дворце шло непрерывное пьянство, и вместо звуков церковного колокола княжеский двор все чаще оглашался дикими разгульными криками и шумом пьяных побоищ.
Старый Осьмомысл всегда приглашал к себе на совет бояр и других именитых и уважаемых горожан, охотно прислушивался к их мнению. Владимир с первого дня стал приверженцем лишь одного мнения — своего. Никто при нем и пикнуть не смел: шепчись, если хочешь, по углам, но только смотри, чтоб князю не стало известно. Наказывать князь любил и умел.
Став владетелем Галицкой земли, Владимир решил жениться во второй раз. Первую жену он тут же велел отправить в отдаленный монастырь, а новую — объявил — выберет сам. И, увидев на улице понравившуюся ему женщину, просто приказал взять ее и доставить к себе во дворец. Перепуганную, ее привели в княжеские покои, где она дожидалась прихода князя. Звали ее Еленой, и она была замужем — только недавно стала женой молодого священника. Священник тот исчез в ту же ночь, а Елена стала не то наложницей, не то женой галицкого князя.
Смирившись, она решила не горевать по законному мужу, а постаралась извлечь все выгоды из своего нового положения. Сумела привязать к себе князя Владимира, да так крепко, что он не выгнал ее, когда она понесла, и тем самым вроде бы признал женой своей. Потом даже венчались. Елена была хитра, она понимала, что назад ей пути нет. В глазах людей она все равно была порченой, раз при живом муже стала жить с князем. Поэтому она решила не злить нового супруга упреками в недостойном поведении и не тратить сил на утверждение только своего на него права. Елена, родив Владимиру двух сыновей-близнецов, хотела обеспечить их будущее. Что могло им обеспечить это будущее с таким-то происхождением? Только богатство. И Елена начала обогащаться, пользуясь теми возможностями, которые ей вдруг открылись.
Она взяла хозяйство в свои руки. По ее приказу увеличивались налоги на торговлю, была установлена дополнительная вира на вывоз соли, которая доставлялась из Галицкой земли во все русские княжества. Она лишала имущества любого, кто высказывал недовольство ее поступками. Пока князь Владимир пьянствовал со все новыми собутыльниками, которые как мухи на сладкое слетались отовсюду, прослышав о веселой жизни в княжеском дворце, Елена грабила город и набивала сокровищами свои ларцы. Ее возненавидели все. Теперь именно она казалась виновницей несчастий, постигших Галич с того дня, как бояре дружно и по собственной воле усадили Владимира на княжеский стол.
Между тем Владимир проводил жизнь в поисках все новых удовольствий; он объезжал город, пьяно покачиваясь в седле и обшаривая взглядом попадавшихся ему навстречу женщин. На понравившуюся просто указывал пальцем. Дружина тут же хватала жертву, и князь возвращался во дворец, где незамедлительно овладевал пленницей — ею могла оказаться и совсем юная отроковица. Он не брезговал и простолюдинками, женами и дочерьми ремесленников и торговых людей. Но чаще всего выбирал женщин из боярских семей, выражая, наверное, таким образом благодарность Галицкому боярству за то, что оно призвало его на княжение.
