Паринуш Сание - Книга судьбы
– Тебя вроде бы никогда не огорчал твой возраст, – удивилась она. – В отличие от большинства женщин ты не скрываешь, сколько тебе лет.
– Да, но порой что-то – например, фотография – переносит в прошлое. И тогда глянешь в зеркало и вдруг поймешь, как мало ты схожа с собственным представлением о себе. Это жестоко – словно меня столкнули с обрыва.
– Ты же всегда говорила, что каждый возраст прекрасен по-своему.
– И это верно, однако красота юности непреложна.
– Все мои друзья твердят: “Твоя мама – настоящая дама, она держится с таким достоинством”.
– Дорогая Ширин, моя бабушка была доброй старухой, она не решалась назвать какую-нибудь девушку уродиной, а вместо этого говорила, что у той “приятный характер”. Так и твои друзья говорят: “твоя мама держится с достоинством”, и это значит: “мамаша вышла в тираж”.
– Как это на тебя не похоже, – сказала Ширин. – Для меня ты красавица из красавиц. В детстве мне хотелось стать похожей на тебя. Я даже ревновала: тебе доставалось больше мужских взглядов, чем мне. И я огорчалась, что глаза у меня не того цвета, как у тебя, и кожа не такая гладкая и белая.
– Глупости! Ты гораздо красивее, чем я была в твоем возрасте или в любом другом. Из-за бледности меня считали больной, а ты, с бойким взглядом, с этой прекрасной кожей цвета спелой пшеницы, с ямочками на щеках – совсем другое дело.
– Почему ты вдруг вспомнила себя в юности? – спросила она.
– Для моего возраста это нормально. По мере того как мы стареем, прошлое словно обретает иные цвета и даже плохое кажется милым. В молодости взгляд устремлен в будущее, нам не терпится узнать, что будет в следующем году, чего мы достигнем за пять лет, и мы подгоняем время. Но в моем возрасте будущее плохо различимо: когда добираешься до вершины, настает пора оглянуться назад.
Парванэ позвонила под вечер и сказала, что договорилась на завтра, на шесть часов. Всю ночь я не могла уснуть, меня трясла лихорадка. Я думала: и для меня, и для Саида лучше будет не встречаться, сохранить тот прежний образ юности и красоты. Сколько раз за эти годы, надев красивое платье и одобрив свое отражение в зеркале, я вновь позволяла себе помечтать о том, как случайно столкнусь с Саидом где-нибудь в гостях, на свадьбе, на улице. Я долго надеялась на новую встречу – раньше, пока я еще была в расцвете красоты.
Рано утром Парванэ позвонила снова:
– Как себя чувствуешь? Я глаз не сомкнула.
– До чего ж мы с тобой похожи! – рассмеялась я.
Как всегда, она успела составить для меня инструкции.
– Первым делом покрась волосы.
– Я недавно красила.
– Неважно, еще раз: корни плохо прокрашены. Потом прими горячую ванну, а затем наполни таз холодной водой, добавь побольше льда и окуни лицо.
– А если утону?
– Хватит придуриваться! Окуни лицо, да не однажды, а несколько раз. Потом те кремы, которые я привезла тебе из Германии. Зеленый – огуречная маска. Нанеси ровным слоем налицо и приляг на двадцать минут. Смой и густо намажь желтым кремом. Приезжай к пяти, чтобы я успела сделать тебе прическу и макияж.
– Еще и прическу? Я что, невеста?
– Кто знает, – намекнула она.
– Постыдилась бы! В моем возрасте?
– Опять ты про возраст? Примешься подсчитывать свои годы – я тебя поколочу.
– А что мне надеть? – спросила я.
– Серое платье, которое мы купили вместе в Германии.
– Нет, это вечернее. Оно будет неуместно.
– Хорошо, ты права. Бежевый костюм. Или нет! Розовую блузку с кружевным воротником, тем, который чуть посветлее.
– Ну, спасибо! – сказала я. – Лучше я сама соображу.
И хотя на все эти женские штучки у меня обычно не хватало терпения, большую часть указаний Парванэ я добросовестно выполнила. И только прилегла с зеленой маской на лице, как в мою комнату ворвалась Ширин.
– Что это с тобой? – спросила она. – Ты нынче всерьез взялась за себя.
– Ничего, – небрежным тоном ответила я. – Парванэ требует, чтобы я пользовалась этим кремом, вот я и решила попробовать.
Она пожала плечами и вышла.
В полчетвертого я начала собираться. Тщательно высушила феном волосы, заранее уложенные на бигуди. Столь же тщательно подобрала себе одежду. Осмотрела себя в большом зеркале с головы до пят и подумала: вешу я по крайней мере на десять кило больше, чем тогда… Но когда я была тощей, щеки у меня были пухлые, а теперь, когда я прибавила в весе, лицо как будто усохло. И ни одна одежка не годилась. Вскоре на кровати лежала целая груда блуз, юбок и платьев. Ширин заглянула в приоткрытую дверь:
– Куда ты?
– К Парванэ.
– Вся эта суета – ради тети Парванэ?
– Она разыскала наших старых друзей и пригласила их. Не хочу показаться им старой и страшной.
– Ага! – воскликнула моя дочь. – Так все дело в соперничестве юных дней?
– Нет, не соперничество. Это так странно. Увидеть друг друга спустя тридцать с лишним лет. Я бы хотела, чтобы нам удалось различить друг в друге тех, кем мы были так давно, или же мы останемся совершенно чужими людьми.
– Сколько их будет?
– Кого?
– Гостей тети Парванэ.
Я растерялась. Врать я никогда толком не умела и пробормотала:
– Она встретила старую подругу, та приведет кого-то еще, и в итоге неизвестно, один человек будет или десять.
– Ты никогда не рассказывала о друзьях детства. Как ее хоть зовут?
– Но у меня, конечно же, были друзья, одноклассницы, хотя Парванэ ближе всех.
– Как интересно, – призадумалась она. – Я себе и представить не могу, какой стану я, какими – мои подруги лет через тридцать. Подумать только! Мы же будем маразматичными старухами.
Эту реплику я постаралась пропустить мимо ушей. Меня больше волновало, какую подыскать отговорку на случай, если Ширин напросится в гости со мной, но Ширин, как обычно, предпочла общество сверстников, а то и побыть дома одной, чем тащиться в компанию “маразматических старух”. А я в итоге выбрала шоколадного оттенка льняное платье с зауженной талией и коричневые босоножки на каблуке.
К Парванэ я добралась уже после половины шестого. Она оглядела меня с головы до пят и сказала:
– Недурно. Заходи, я доведу до ума все остальное.
– Постой! Я не хочу, чтобы ты из меня сделала “ухоженную женщину”. Я такая, какая есть. В конце концов жизнь прожита… и нелегкая это была жизнь!
– Ты хороша именно такая, какая есть, – сказала Парванэ. – Я добавлю лишь чуточку коричневых теней для век, пройдусь карандашиком, нанесу тушь. И ты, пожалуйста, покрась губы. Больше тебе ничего не нужно. Благослови Аллах: кожа у тебя по-прежнему гладкая, словно зеркало.
– Потрескавшееся зеркало.
– Пока что трещины не проступили. Да и он слабоват глазами. А мы устроимся в гостиной, с приглушенным светом, и он ничего толком не разглядит.
– Перестань! – возмутилась я. – Хочешь сбыть залежалый товар? Нет уж, будем пить чай в саду.
Ровно в шесть часов в дверь позвонили. Мы обе так и вздрогнули.
– Клянусь жизнью матери, он стоял под дверью и ждал, когда минутная стрелка подойдет к двенадцати, чтобы тут же позвонить! – усмехнулась Парванэ. – Волнуется хуже нас с тобой.
Она нажала кнопку домофона, открывая парадное, и направилась в сад. На полпути она оглянулась – я словно приросла к месту. Парванэ поманила меня за собой, но я не могла даже пошелохнуться. В окно я видела, как Парванэ провожает Саида к садовому столику. На Саиде был серый костюм. Он немного располнел, и в его волосах заметно пробивалась седина. Лица я не видела. Несколько минут спустя Парванэ вернулась и рявкнула на меня:
– Чего ты дожидаешься? Неужто собираешься выйти к нему с подносом, как засватанная?
– Перестань! – взмолилась я. – Сердце вот-вот выскочит из груди! Ноги подгибаются, я не могу идти.
– Бедняжка ты моя! Но теперь-то ты удостоишь нас своим обществом?
– Нет! Стой!
– Ну как же так? Он сразу спросил, пришла ли ты, и я сказала: “Да”. Это же невежливо. Пойдем! Не веди себя как подросток.
– Подожди. Дай мне собраться с духом.
– Уф! И что мне ему сказать? Госпожа в обмороке? Право, как нелюбезно: бросили его там одного.
– Скажи, что я разговариваю с твоей мамой и сейчас приду О боже! А ведь я даже не поздоровалась с твоей мамой! – И я понеслась в комнату ее матери.
Трудно было поверить, чтобы в моем возрасте женщина еще могла так переживать. Я-то считала себя разумной и сдержанной особой, повидавшей в жизни и хорошее, и плохое. В разное время немало мужчин проявляли ко мне интерес, но никогда я так не волновалась, с той самой юношеской поры.
– Дорогая Масум, кто там пришел? – спросила госпожа Ахмади.
– Кто-то из друзей Парванэ.
– Вы знакомы?
– Да-да, встречались в Германии.
Послышался зычный голос Парванэ:
– Масум, дорогая, иди скорее к нам. Саид-хан ждет.
Я глянула на себя в зеркало, провела пальцами по волосам. Кажется, госпожа Ахмади все еще что-то говорила, когда я направилась к выходу. Я знала, что нельзя оставлять себе времени на раздумье. Я сразу же вышла в сад и, изо всех сил следя за тем, чтобы голос не дрогнул, сказала:
