Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей
– Кто торопит время, того оно выталкивает, – сказал на прощание Книжник. – Но кто не опережает события, тот обязательно дождётся своего часа. Жду вас послезавтра. Глядишь, за сутки с лишним и вы что-нибудь накопаете, и я спокойно изучу работу нашего молодого коллеги.
Вейнтрауб объявил троице, что не хочет мешать, и отправился в свои апартаменты. Благодаря оборудованию, полученному от Иерофанта, он и оттуда мог спокойно слушать всё, что говорят в малой гостиной – хоть в реальном времени, хоть в записи, – правда, только на русском. Зато в отличие от Иерофанта миллиардер мог наблюдать за ходом исследования визуально – по информационной доске…
…за которую первым делом принялся Мунин. Под предлогом проверки оргтехники он нашёл в интернете хорошую картинку с Ковчегом Завета, распечатал её в формате А3 и прикрепил на доску. Историк наслаждался макбуком и бережно ласкал его так же, как раньше – папку Urbi et Orbi.
Одинцов, откинувшись в мягком кресле с руками за головой и поигрывая бицепсами, рассмотрел на доске изображение золотого сундука с высокими статуэтками херувимов, которые раскинули сияющие крылья поперёк крышки, и спросил:
– Скажи, наука, почему вы с Книжником не сошлись насчёт «Повести временных лет»? При чём тут Брюс твой любимый? И что тебя не устраивает, если сам великий учитель считает «Повесть…» главной книгой?
– Всё меня устраивает, – огрызнулся историк. – Но там действительно есть проблема. Если вы будете слушать, а не подкалывать…
Одинцов пообещал вести себя смирно, Ева листала свою копию папки Urbi et Orbi, а Мунин, с профессорским видом делая на доске рукописные заметки, начал рассказ.
В одиннадцатом веке во многих государствах занялись поисками древних корней своих народов. Например, в Англии сначала монах Ниневий, а потом Гальфрид Монмутский составили «Историю бриттов».
– Есть такая книжка, – Одинцов с гордостью глянул на Еву. – Читали.
Мунин тут же сбил с него спесь:
– Я видел Гальфрида у вас в квартире, потому и привёл для примера. Составление генеалогического древа нации в то время стало европейским трендом. Родословную бриттов удалось вывести от героев Троянской войны. А в Киеве нырнули намного глубже и проследили историю русского народа от Всемирного потопа.
По словам Мунина, киевские монахи несколько десятилетий записывали предания с народными песнями и устные рассказы, анализировали книги Ветхого Завета, подбирали документы – и составили «Древнейший свод». Потом к нему присоединили кое-какую информацию из новгородских и греческих источников: так сложился «Начальный свод».
– Шёл уже двенадцатый век, когда дело поручили монаху по имени Нестор, – продолжал Мунин. – Он переработал «Начальный свод», добавил тексты договоров русских князей с Византией и другие документы, многое реструктурировал… Вот откуда взялась «Повесть временных лет». Я специально это говорю, чтобы вы понимали: «Повесть…» – не сочинение одного автора, а результат столетней работы большого коллектива. То есть это памятник литературы, но в то же время – изложенная литературным языком цельная история народа. Документ, оформленный в соответствии с тогдашними европейскими правилами историографии.
– Шоб не хуже, чем у людей, – вставил Одинцов. – Дывытесь, громадяне!
– Вы обещали не ёрничать, – поморщился Мунин. – Но дело в том, что самой «Повести…» последние несколько веков никто не видел. Её текст известен только по спискам – то есть по более поздним копиям. И, как вы думаете, кто обнаружил главный список?
Одинцов вместо ответа поиграл мускулами. Ева тоже молчала, продолжая листать папку.
– Яков Брюс! – объявил довольный Мунин. – В тысяча семьсот одиннадцатом году он доложил Петру Первому о том, что в библиотеке Кёнигсберга нашёл Радзивилловскую летопись. Там и содержалась «Повесть временных лет».
– Кёнигсберг – это столица Пруссии, нынешний Калининград, а Януш Радзивилл – первый владелец летописи, польский воевода из Вильно, это сейчас Вильнюс, столица Литвы, – пояснил историк для Евы и продолжал:
– Список, вроде бы найденный Брюсом, выглядел довольно необычно. Говоря современным языком, это был комикс. Больше шестисот рисунков с подписями о войнах с половцами и печенегами, о походах на Царьград, о сборе дани с покорённых народов, небесных знамениях, казнях, убийствах, неурядицах… Такая развёрнутая панорама жизни и быта Древней Руси в картинках.
– А дальше ещё интереснее, – говорил Мунин, прохаживаясь вдоль доски. – Брюс предложил царю написать подробную «Русскую историю». За сотни лет после Нестора никто ничего подобного не делал. Пётр согласился и с подачи Брюса велел перевести «Повесть…» как основу. Брюс назначил на эту работу Василия Татищева – не лингвиста, не учёного, а выпускника артиллерийской школы.
Ева подняла глаза от папки и предположила:
– Татищев был одарённый?
– Этого недостаточно, причина в другом, – сказал Мунин и быстро нашёл в своей папке нужный текст.
Яков Брюс вступил по приказанию Петра в учёную переписку со славным Лейбницем для исследования происхождения российского народа и привёл в лучший порядок нашу артиллерию. Ему обязаны мы первыми артиллерийскими и инженерными школами, заведёнными им в Москве и Санкт-Петербурге.
– Так писал современник, – продолжал Мунин. – Татищев был бесконечно предан Брюсу, своему учителю и создателю петровской артиллерии, и работал, как говорится, под его чутким руководством. Авторитетные учёные сходятся на том, что Брюс отредактировал некоторые места «Повести…». Естественно, делал он это не просто так.
– В целом достоверность истории, которую изложил Нестор, сомнений не вызывает, – говорил Мунин, – поскольку отдельные её фрагменты подтверждены независимыми зарубежными источниками. Однако специалисты считают, что Брюс использовал работу Татищева для вброса и легализации важнейших сведений, которые по сей день известны только из «Повести временных лет».
Одинцов проворчал:
– Известное дело. История вообще не наука, а собрание баек. Вчера их рассказывали так, сегодня эдак, завтра ещё как-нибудь… Мы с Вараксой в том же Калининграде однажды пошли на экскурсию по немецким фортам. Нам говорят: в сорок пятом при штурме Кёнигсберга погибло сто тысяч советских солдат. Но мы-то знаем, что там командовал маршал Василевский, а он в отличие от Жукова людей берёг. Василевский сначала построил макет города, детально разработал операцию и заранее отрепетировал атаку. Тяжёлые орудия для артподготовки со всего фронта приказал стянуть… В итоге Кёнигсберг взяли всего за три дня, и потери у наших, знаешь, какие были? Три с половиной тысячи человек! А у немцев только убитыми больше сорока тысяч и ещё чуть не сто тысяч в плен сдались. Но на экскурсии один хрен тебе расскажут про сто тысяч наших погибших.
– Только это не меняет сути дела, – добавил Одинцов. – Историки и экскурсоводы тем более могут пороть любую хрень, но Кёнигсберг наши взяли и войну выиграли. А в «Повести…» разговор вообще про древние дела, там что угодно подправь – никто не заметит.
Мунин терпеливо дослушал Одинцова и сказал:
– Если позволите, я всё-таки закончу. Потому что изменения, которые Татищев сделал по указанию Брюса, имеют принципиальное значение.
Историк повернулся к доске и записал на ней несколько пунктов.
Пункт первый: о крещении Руси сказано только в «Повести…» – и больше нигде, ни в одном другом источнике. Будто бы князь Владимир собрал в Киеве иудеев, немцев из Рима, византийских христиан и мусульман – в порядке старшинства религий. Каждая делегация высказалась в защиту своего культа, и Владимир остановил выбор на предложении византийцев.
Пункт второй: «Повесть…» – единственный источник рассказа о начале создания российского государства в девятом веке. Будто бы тогда в Старую Ладогу, на земли, населённые славянскими и финно-угорскими племенам, призвали ярла Рюрика с варяжским народом, называемым русь.
Тут Мунин сделал оговорку: с научной точки зрения, варяги – это не национальность, а профессия; не конкретный народ, а скандинавские морские разбойники. Сами варяги предпочитали зваться викингами. Европейцы называли их на латыни Normanni – «северные люди». Норманнами были даны, норвежцы, балтийские славяне…
– …и, наконец, третий пункт, – сказал историк. – Он вытекает из второго, но вполне заслуживает быть первым по важности. Это причисление русских князей к роду Рюриковичей.
– В чём важность? – не понял Одинцов. – Рюриковичи, не Рюриковичи… Какая разница?
– Огромная! – Мунин глядел свысока. – Потому что таким образом задана глубочайшая историческая перспектива. Потомками или родственниками Рюрика считали себя многие европейские монархи. «Повесть…» в редакции Брюса породнила Россию с Европой на уровне верховной власти. Уравняла здешних государей с тамошними. Ну, а вдобавок исторически узаконила российское самодержавие и единобожие, которое взялось не откуда-нибудь, а напрямую от Византии.
