Рангея Рагхав - Я жду тебя
— Теперь я одна во всем мире, никого у меня нет.
— А мы? — спросил я.
— У тебя есть своя женщина, ты ее, а не мой.
— Если ты на него будешь заглядываться, я тебе глаза выцарапаю, — набросилась на мать Пьяри. — Не можешь жить одна — найди кого-нибудь.
— Э-эх, дочка! Какой в мужчине прок! Посадить разве в мешок и стеречь, чтобы не убежал! Да! Ушел тот человек, ради которого я жила, теперь я уже никому не нужна, каждый может мною помыкать! Но я еще не так стара, моя милая! У меня еще есть силы. А когда и их не станет, найду себе крепкого старика и как-нибудь прокормлюсь. Все лучше, чем терпеть унижение в доме дочери.
— Эх вы! — вмешался я. — Пепел Исилы еще не остыл, а вы уже ссоритесь!
— Ишь ты, благодетель нашелся! Ее кормилец помер, так она, выходит, на твои деньги теперь жить будет?
— Нет, дочка, ты, видно, совесть потеряла! Я у тебя всю жизнь на шее сидеть не собираюсь, не бойся. Но знай, когда жена Маурсинха отказала Малу, своей бабке, в куске хлеба, так та пошла к Маурсинху, и он щедро вознаградил ее. Меня же вознаградить некому! Узнав о поступке сына, его отец даже обрадовался. Он сказал: «Сын мой! Проучив жену, ты возвеличил имя своих детей!» У Албели, жены медника, было семь любовников, и это при живом-то муже! И никто ей слова не сказал! А когда умер муж, она ушла к другому меднику. Канпури, жена парикмахера, совсем была старухой, когда ревнивый муж обвинил ее в измене и засадил в тюрьму. Но и это ничему ее не научило, она путалась с кем хотела. Да, мужчины не покидали ее всю жизнь. А у меня никого нет, совсем одна. Я уйду от тебя, доченька! Завтра же уйду. Чего натни бояться? С кем хочет, с тем и живет.
Пьяри вздохнула с облегчением. А я понял еще одну вещь: теперь я целиком завишу от Пьяри. Она будет мне защитой от полицейских, от слуг и наемников раджи и от многих других сильных мира сего. Но почему я такой беспомощный? Наверное, потому, что пристрастился к вину. По канату я уже ходить не мог, и мое место заняла Пьяри. Ее ослепительная красота притягивала зрителей. Когда же я осмеливался приблизиться к ней, она отталкивала меня: «Только что ушел сын менялы».
— Весна быстро проходит, дочка, молодость мимолетна, — говаривала в те дни Сауно.
Ревность и вражда, вспыхнувшие было между матерью и дочерью, быстро прошли. Сауно позаботилась о себе, и мы с Пьяри остались вдвоем. Я хотел уехать как можно дальше отсюда, куда-нибудь в другое княжество. Там мы могли бы стать продавцами бетеля. Но Пьяри не соглашалась: «Какой доход у жены бетельщика, лентяй ты этакий! Будь хоть ростовщиком, хоть тхакуром, а я останусь натни!» И она кружилась в танце, перебирая ногами и слегка покачивая бедрами. Я не выдерживал и улыбался. В эти минуты она мне особенно нравилась. «Посмотри на меня, — говорила она каждым своим движением, — я не стану рабою мужа, как какая-нибудь метельщица или чамарка. Я хочу жить и веселиться. В моем сердце пока ты один. Однако стоит мне разлюбить, и я тут же покину тебя».
Это злило меня. Вино туманило мне голову, и я бросался на нее с веревкой. Тело Пьяри покрывалось синяками, она плакала, называла меня жестоким и бессердечным, но потом сама кидалась мне на шею, крепко сжимала в объятиях и начинала выговаривать:
— Ну что ты бьешь меня, негодный, будто я уличная девка! Непутевый пьяница! Я же твоя жена. Ну, бей, если нравится, но знай, я тебя не боюсь.
— Зачем ты грозишь уйти от меня?
— Глупый, я же дразню тебя, а ты злишься. А если сам разлюбил, к чему тогда пускать в ход веревку? Ты стал холоден со мной. Когда я иду по деревне, все мужчины наперебой зазывают меня. Меняла вместо денег дает мне муку и зерно. Только один ты ничего мне не даришь, жестокий!
В раскаянии я нежно обнимал ее.
— Вернемся в наш табор, — просила Пьяри, — там много твоих старых друзей.
— Нет! Ты опять будешь бегать к канджарам.
— Клянусь тебе, у меня и в мыслях этого нет. Просто вспомнила табор, где прошло наше детство.
— Но я не хочу туда идти.
— Почему? — удивлялась Пьяри.
Я не отвечал.
Это ее обижало.
Как-то я снова взялся за веревку. На этот раз Пьяри не на шутку разозлилась, схватила попавшийся под руку башмак и стала наносить мне ответные удары.
— Не плюй в лицо тому, из чьих рук ешь. Чего тебе не хватает? Я ведь не рабыня, чтобы все молча сносить. Уйду от тебя!
— Куда же? — со злостью спросил я.
— Куда захочу.
— Бросишь меня?
— Конечно!
— Надавать бы тебе по щекам!
— На, бей! — Не ожидая ответа, она сама подошла ко мне и подставила щеку для удара. Ее дерзость возмутила меня, и я со всего маху влепил ей пощечину. Пьяри упала, но тут же вскочила и набросилась на меня. Не знаю, как получилось, но она ухитрилась ударить меня ногой в лицо. Удар был сильный, на лице показалась кровь. Пьяри засмеялась, перестала драться и уселась рядом со мной.
— Что, больно? — участливо спросила она.
— Больно, — поднявшись, ответил я и схватил лежавшую рядом косу.
Но Пьяри не испугалась.
— Что ж, зарежь. Пусть я умру, но умру от твоих рук!
Коса со звоном упала на землю. Любовь Пьяри опять одержала победу. Я стоял, любовался ею. Как она была прекрасна! Заметив, что я пристально смотрю на нее, Пьяри покраснела и закрыла лицо краем покрывала.
— Эй, чего смотришь, будто я чужая женщина.
Мы молча сидели в темноте, прижавшись друг к другу. Наш конь сердито бил копытом о землю, а Бхура рыскала по сторонам и изредка лаяла в ночную темноту. Стих шум в доме метельщика за деревней. Только со стороны деревенской свалки доносилось довольное похрюкивание свиньи. Все огни были погашены, и лишь один храмовый светильник горел неярким желтым пламенем.
На иссиня-черном небе горели яркие звезды. Я лег, положив руки под голову. Пьяри по-прежнему сидела возле меня. Неожиданно она вытащила из-за пазухи бумажку в пять рупий.
— Где ты это взяла? Столько денег! — Я насторожился.
— Думаешь, я ни на что не гожусь? Ты все молчишь, и я ничего не скажу. Ты же не говоришь, почему не хочешь вернуться в табор? Боишься, что я спутаюсь с каким-нибудь канджаром?
— Я боюсь не этого. Мне не дает покоя старая крепость.
— Потому что там живут духи? Но мы ведь все станем духами, когда умрем, — и бедняк, и раджа.
— Я — владелец крепости, Пьяри.
— Хочешь спать на шелковых тюфяках? Хочешь, чтобы рабыни растирали тебе ноги? Давай уж лучше я это сделаю.
— Нет, не об этом я думаю, любимая. Но когда крепость у меня перед глазами, мне кажется, что она меня зовет.
— Ты раджа, а я рани… Рани, наверное, каждое утро ест сдобные лепешки! — мечтательно произнесла Пьяри. — Валяется на мягких подушках! Счастливая! — И Пьяри погрузилась в сладостные грезы. Некоторое время она молчала, а потом я услышал, как она тяжело вздохнула: — Чего бы я только ни сделала, чтобы изменить свою судьбу! Но в том, что я живу так, виноват один ты! Если мне не суждено стать рани, то стать возлюбленной начальника полиции уж я смогу.
— Что ты говоришь, Пьяри? — сказал я дрожащим голосом. — Я не проживу без тебя, неужели ты и впрямь хочешь меня покинуть?
— Ну как же я смогу тебя бросить? — рассмеялась Пьяри. — И ты будешь при мне.
Я остолбенел.
— Правда? — Я схватил ее за плечо. — Кто дал тебе эти деньги?
— Рустамхан, — ответила Пьяри, задумчиво глядя в сторону. Я уже не существовал для нее. — Тебе бы только мечтать о дворцах, ну и мечтай! Ты никогда не станешь владельцем крепости. Но я сама выбрала тебя своим мужем. И пусть я не смогу привести тебя во дворец, зато дам тебе власть. Я заплачу за это дорогой ценой, но тебе не придется больше бояться полицейских. Нам не придется подбирать жалкие объедки после свадеб и похорон. Я буду жить у Рустамхана, ты останешься при мне. Это он дал мне столько денег. Я так понравилась ему, что он называет меня на «вы». Он хочет упрятать тебя в тюрьму, но я не позволю ему! Сколько я уговаривала тебя: уйдем отсюда, уйдем! Но ты не соглашался. А теперь ничего нельзя поделать. Теперь я хоть поживу спокойно, да и тебе неплохо будет. Рамкали, жена торговца украшениями, была любовницей Рустамхана. Но она ему надоела, и он ее бросил.
Пьяри просто размышляла вслух. Она не спрашивала моего мнения или моего совета, она просто рисовала мне картину будущего.
— Я заставлю его избить тех тхакуров, которые обманывали меня при расчете. Я подожгу дом брахмана Нироти. Негодяй посмел обозвать меня шлюхой! Обещал мне целый кусок гура[25], а как добился своего, все позабыл да еще оскорбил. Но теперь настанет моя власть, я им всем покажу! Рустамхан — приближенный самого Икбаля Бахадура, начальника всего района. Управляющий Пескар не дает мне проходу, пристает со своей любовью. Но все говорят, что, как только я приду к Рустамхану, я и его приберу к рукам. Вот увидишь, дай только срок. — Последние слова Пьяри сказала, повернувшись ко мне.
