Сири Джеймс - Потерянные мемуары Джейн Остин
— Обожаю легкие летние дождики. — Я с удовольствием вдохнула влажный соленый воздух. — После них мир пахнет свежестью и новизной.
— Едва ли это был легкий дождик! — раздраженно воскликнула Мария. — Я промокла насквозь и чуть не умерла из-за этой прогулки. Чарльз, вы должны немедленно отвести меня обратно в гостиницу.
— Да, дорогая. Надеюсь, вы все отправитесь с нами? Мы остановились в «Королевском льве».
— Я предпочла бы еще немного прогуляться, — призналась я. — Меня высушит солнце. Никто не желает составить мне компанию?
— Я с удовольствием сопровожу вас, — улыбнулся мистер Эшфорд.
Генри решил присоединиться к Черчиллям, и мы договорились встретиться позже в гостинице.
Мы с мистером Эшфордом шагали по пляжу, который стал намного более пустынным, и продолжали беседу под звуки разбивающихся о скалы волн и крики чаек.
— Мы перебрались в Саутгемптон после смерти отца, — объяснила я, когда он поинтересовался, где я живу.
Я рассказала ему о месте, где выросла, и о нашем переезде в Бат.
— Деревенская жизнь всегда была моим идеалом.
— Как и моим. Полагаю, ваше сердце принадлежит Гемпширу?
— Да. Хотя я слышала о непревзойденной красоте Дербишира, — дипломатично добавила я.
Мистер Эшфорд остановился, разглядывая выразительную линию утесов и набегающие на берег волны.
— В любой другой день я согласился бы с вами. Но разве есть в мире блаженство превыше этого? Лайм кажется мне преддверием рая.
Я изумленно уставилась на него, услышав из его уст собственное выражение, и проследила за его взглядом. На небе, в просвете между облаками, над совершенных очертаний радугой сияло солнце.
— «Займется сердце, чуть замечу я радугу на небе», — процитировала я.
Мистер Эшфорд с удивлением посмотрел на меня.
— «Так шло, когда я отрок был невинный, — продолжил он. — Так есть, когда я стал мужчиной…»
— «Да будет так, когда я старость встречу иль прокляну свой жребий!»[19] — закончила я.
— Вы знаете Вордсворта! — радостно воскликнул он.
— Мне ближе Купер и Скотт.
— Вы читали «Песнь последнего менестреля» Вальтера Скотта?
Люблю ее превыше других. Вы слышали о докторе Сэмюэле Джонсоне?
— Эссе «Бродяга»? Одно из лучших его творений. Полагаю, романы вы не читаете? — с сомнением добавил он.
— Вся наша семья бессовестно увлекается романами.
Широкая улыбка осветила его лицо.
— И вам не стыдно?
— Прошу вас, сэр, не говорите, что придерживаетесь консервативных взглядов, полагая романы самым низменным литературным жанром.
— Напротив. Я страстный любитель романов. Но немногие знакомые мне женщины разделяют мой интерес.
Наши глаза встретились, и мы улыбнулись. Я была совершенно покорена и сознавала, что он чувствует то же самое. Я ничего не могла поделать. Мне пришлось задать вопрос, который вертелся у меня на языке с момента нашей встречи.
— Скажите, мистер Эшфорд, раз уж вы упомянули знакомых женщин. Мужчина, подобный вам, располагающий значительными средствами, наследник титула, со всеми манерами и благовоспитанностью, требуемыми от джентльмена… — и, добавила я про себя, мужчина столь привлекательный и красивый, со столь пылким воображением и глубокими порывами, — должен последние десять лет являться объектом живейшего интереса всех семейств графства Дербишир и почитаться законной добычей той или другой соседской дочки. Как же вышло, что вы до сих пор не женаты?
Его щеки покраснели, он замолк. Я поняла, что смутила его, и пожалела о своем бесстыдном любопытстве. Наконец он снова посмотрел мне в глаза, прямо и серьезно.
— Возможно, — тихо произнес он, — я предпочитаю быть разборчивым.
— Хэрриет из «Сэра Чарльза Грандисона», — сказала я.
Мы ужинали в «Королевском льве». После долгой восхитительной прогулки мы с мистером Эшфордом встретили остальных в гостинице, где обнаружили, что Мария переоделась в сухое и с весьма оживленным видом попивает чай, пока Чарльз и Генри обмениваются воспоминаниями о днях обучения. Их веселый разговор продолжался за жареной рыбой и дичью на одном конце стола, пока мы с мистером Эшфордом беседовали на другом. Последние несколько часов пролетели как мгновение ока, и в воздухе звенело волшебство. Я не могла припомнить, когда в последний раз меня столь пленяло общество джентльмена.
— Из всех литературных героинь вы более всего восхищаетесь Хэрриет? — осведомился мистер Эшфорд.
— В том числе.
— Чем именно?
— Умом и силой воли.
— Тем, что она отказалась выйти за мужчину, которого не любила?
— Тем, что отказалась выйти за богатого мужчину, несмотря на собственное стесненное положение.
— Вот как, — сказал он. — Вопрос в том же ключе: много ли достойного вы находите в герое сего романа, сэре Чарльзе?
— Я полагаю его настолько совершенным, насколько это возможно для придуманного мужчины. Хотя, на мой взгляд, он скорее целомудрен, нежели романтичен.
— Я не считаю его таким уж целомудренным, — хмурясь, заявил мистер Эшфорд. — Он переменчив. Он весь роман разрывается между Хэрриет и итальянской леди Клементиной.
Лишь потому, что дал леди Клементине слово, — возразила я, — и честь обязывает его хранить верность клятве. Но на самом деле он постоянен: он спасает Хэрриет от похищения и гибели и не перестает любить ее все семь томов.
— Вот подлинная мера его души, — засмеялся он.
— Никогда не видела вас столь увлеченным, мистер Эшфорд, — внезапно сказала Мария, чье лицо искажали отблески мерцающего пламени свечей. — О чем вы двое разговариваете все это время?
— О героях и героинях. О добродетели, привязанности и мужестве повиноваться собственным убеждениям.
— Похоже больше на проповедь, чем на вечернюю беседу, — со смехом заметил мистер Черчилль, допил кофе и поставил чашку на блюдце так резко, что она звякнула.
— Но не для тех, кто знает нашу Джейн, — улыбнулся Генри.
Мистер Черчилль умолк, быстро глянув на меня и мистера Эшфорда, после чего кашлянул и внезапно протяжно зевнул.
— Эшфорд, уже поздно. Вы не устали, Мария?
— Я совершенно без сил, — призналась та. — Долгая прогулка и влажный воздух меня едва не прикончили.
— Мы, пожалуй, пойдем, — сказал мистер Черчилль, отодвигая стул и вставая. — Вы с нами, Эшфорд?
Мистер Эшфорд повернул ко мне лицо, по которому скользнула тень сожаления.
— Нельзя ли нам продолжить разговор завтра, если у вас и вашей компании не предполагалось иных занятий?
Все встали.
— По-моему, мы вполне свободны завтра, не правда ли, Генри?
— Абсолютно свободны, — подтвердил брат.
— Так давайте же прекрасно проведем день, — провозгласил мистер Эшфорд. — Съездим в деревню, устроим пикник. Как я понимаю, поблизости, между холмами, есть прелестная долина.
— Да, Чармут, — сказала я. — Оттуда замечательный вид.
— Вот именно, Чармут. Что скажете, Чарльз, Мария? Вы с нами?
Мистер Черчилль и Мария обменялись взглядами, которые показались мне довольно странными, но тогда я не поняла их значения.
— Мы обожаем пикники, — сказала наконец Мария.
— Прислать к вашему коттеджу карету в одиннадцать утра? — предложил мистер Эшфорд.
— Мы соберемся и будем ждать, — ответил Генри.
Мистер Эшфорд обернулся и… как мне описать взгляд, который он бросил на меня? В нем было столько тепла, столько чувства, он казался мне тем самым взглядом, которым Ромео смотрел на Джульетту в ночь, когда они расстались на балконе.
— В таком случае до завтра, — сказал он.
— До завтра, — откликнулась я.
Но пикником в Чармуте мне насладиться так и не довелось. На следующее утро я была одета, готова и румяна от предвкушения — мы с Генри ждали прибытия кареты в маленькой гостиной миссис Стаут. Мне не терпелось провести день с мистером Эшфордом и поближе познакомиться с ним.
— Жаль, я не захватила голубое платье, — посетовала я, безуспешно пытаясь разгладить складки на бледно-зеленом муслине, который, хоть и выглядел вполне пристойно, знавал лучшие времена.
— Мистеру Эшфорду все равно, в голубом ты, розовом или кирпично-красном, — заявил Генри. — Твое общество — вот чего он ищет.
— Несомненно, он надеется насладиться обществом нас обоих, — быстро ответила я. — И одевалась я, вовсе не стараясь ему угодить.
Генри засмеялся, его глаза блеснули.
— Меня здесь нет, и я — не твой любимый брат.
В дверь постучали. Мы с Генри вздрогнули от удивления.
— Кто бы это мог быть? — спросил он, выглянув в окно. — Экипажа не видно.
Миссис Стаут открыла дверь. Комната располагалась неподалеку от входа, и проем находился прямо у нас перед глазами, так что мы превосходно видели посетителя и слышали его голос. Он спросил мистера Генри Остина. Генри вскочил, и человек протянул ему письмо, которое, по его словам, передал постоялец «Королевского льва». Генри попытался заплатить ему, но человек отказался, заявив, что о деньгах уже позаботились, и поспешно удалился.
