Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2
Женщина, напротив, осушила бокал одним махом, зажмурив глаза… Когда она их открыла, Савва Николаевич увидел в них появившиеся искорки жизни.
— Можно закурить? — также с хрипотцой произнесла она.
— Конечно, какие вопросы?
— Тогда дайте, пожалуйста, сигарету.
— Вы знаете, я не курю, хотя, один момент, у меня, кажется, какие-то есть…
Савва Николаевич полез в свой кожаный чемодан, порылся в нем и вытащил пачку тонких и длинных сигарет.
— Мои коллеги из Америки еще на прошлой конференции презентовали, так и валяются в чемодане… Я не курильщик, и дома курящих нет.
Савва Николаевич протянул сигареты женщине. Она взяла и посмотрела на этикетку.
— Настоящие, кубинские! Надо же, никогда не пробовала…
Она достала из пачки сигарету, больше напоминающую тонкую сигару, но обрезки кончика, как это принято при использовании настоящих сигар, не требовалось, и понюхала:
— Даа… настоящий табак.
Савва Николаевич вновь пошарил в чемодане и достал зажигалку.
— Все свое ношу с собой, — попытался он пошутить.
Но женщина, кажется, уже не обращала на него никакого внимания. Щелкнув пару раз зажигалкой, она эффектно прикурила, словно всю жизнь только и делала, что курила кубинские сигареты. Выпустив колечками дым, женщина тряхнула головой:
— Спасибо, я ожила.
После недолгого молчания она наконец заговорила.
— Меня зовут Златой. Мать русская, отец болгарин. Поженились они, когда были студентами: оба учились в Одессе на инженеров водного транспорта… Потом их дороги разошлись: он уехал к себе в Варну, а мама к родителям в этот городок. Вышла второй раз замуж, но не очень удачно. Я воспитывалась у бабушки. Закончила школу, поступила в пединститут на иняз, а тут эта самая перестройка нагрянула, начался хаос. В общем, кто куда разбежался. Институт закрылся, а я еле успела перевестись в Ростов, там получала диплом преподавателя романских языков. Работы никакой. С трудом устроилась переводчицей в одну фирму — совместное российско-турецкое предприятие. Турция поставляла паленые запчасти к телевизорам, видикам, компьютерам; наши работяги собирали из них изделия, наклеивали лейблы известных фирм, подделывали лицензию и торговали как импортными товарами. Дело шло успешно, и фирма вскоре стала одной из самых заметных в городе. Потом, как обычно в то время, на нас наехали братки, все отобрали и нас за порог… Меня оставили: языки знала. В город нагрянули французы, решили настоящей компьютерной техникой торговать. Дело новое и, оказалось, очень доходное. Я помогала юристам с переводами, заключать договоры, сочиняла рекламу. В общем, неплохо зарабатывала, на ноги встала… Квартиру, хоть и однокомнатную, купила, приоделась, машину приобрела… Ну все, думаю, сейчас крылья расправлю и полечу.
Злата на какое-то время замолчала, сделала несколько затяжек подряд. Потом поднялась, подошла к окну и стала смотреть в темное южное небо, словно там было что-то такое, что могло ей подсказать: рассказывать дальше или нет. Но как бывает в жизни: достанут человека обстоятельства настолько, что он больше не может терпеть и готов выговориться первому встречному. Лишь бы тот выслушал, не перебивая. Савва Николаевич тихо сидел в кресле, стараясь не спугнуть волшебницу-птицу по имени доверие. Так легко его потерять одним неловким словом, движением глаз — все улетит безвозвратно…
Злата не поворачивалась, стоя все так же у окна, она продолжила свою исповедь.
— Все было неплохо. Но в меня влюбился местный авторитет по кличке Эдька Меченый. У него на левой щеке большое родимое пятно чернильного цвета, отсюда и прозвище. Парень не дурак, красивый, но злой и беспредельщик. Убить мог запросто любого, ни за что. Я сперва пряталась от него, как могла. Но он через своих дружков передал: не будешь моей — убью!
Опять наступила томительная пауза. Откуда-то издали сквозь оконное стекло просочился едва слышный гудок парохода. И снова тихая южная ночь сомкнула свои губы, как моллюск.
— Что мне оставалось делать? Бежать? Куда? Кто меня ждал? Послала телеграмму отцу, мол, хочу к тебе приехать, нет ли какой работы? Он не захотел даже отвечать. Одним словом, стала я жить с Эдиком. Меня он не обижал, но сильно ревновал… Раза два избил, неделю дома валялась, пока на лице синяки зажили. И тут мне встретился один парень…
Девушка подошла к столу, взяла вторую сигарету из пачки, жадно прикурила от остатка первой, кинув его в чашку, стоящую на столике…
Савва Николаевич по-прежнему молчал, зная, что в таком состоянии лучше не трогать человека, дать ему исповедаться полностью.
— Я полюбила этого парня по-настоящему. Виталик был художником, талантливым художником… У него прошли две выставки, картины раскупали моментально, многие увозили за границу. Деньги у Виталика водились, человек он был не жадный и очень доверчивый. Наверное, как и все не от мира сего люди. В мастерской кого только не было — друзья-товарищи, депутаты, мэр города, и даже сам губернатор заказы делал… Приезжали из Москвы и Питера… Жизнь кипела. Я как могла скрывала свои чувства, но Эдьку Меченого провести не удалось. Узнал, избил и, чтобы не сбежала, закрыл в квартире под охраной. Так я прожила у него в наложницах с полгода. Общаться не с кем. Разрешал раза два матери позвонить, чтобы в милицию на розыск не подавала. И выхода у меня не было никакого. Сперва я пыталась плакать, устраивала истерики, билась головой о стены. Он, молча смотрел и говорил: «Пройдет и эта дурь». Потом решила свести счеты с жизнью, думала отравиться. Чем? Собрала, какие были в доме, таблетки и все выпила. Очнулась в реанимации. Смотрю, серый потолок и люди в белых халатах и масках. Думаю, наверное в раю. А тут один ангел и говорит: «Очнулась. Будет жить». Так вот и не удалось в рай попасть. Правда, после этого случая Эдик Меченый меня оставил. Не захотел с милицией из-за меня конфликтовать. Да и я никакая была, едва могла ходить. В собственную квартиру на третий этаж поднималась с остановкой на каждой ступеньке.
Злата отошла от окна и села на диванчик, опять несколько раз затянулась.
— Ну а дальше все просто. Денег нет, работы нет. Пошла к Виталику. Он и говорит: «Не бери в голову, золотко, сейчас тебе укольчик сделаю, и все пройдет, все заживет и все будет хорошо». Я сначала не поняла, а когда сообразила, было поздно. Села на наркотики. Сначала промедол, морфий, потом героин. Одно меня спасло — передозировка у Виталика случилась. Он умер, а я со страху наркоту бросила… Вот переключилась на кофе, крепкие напитки и сигареты, они меня и спасают…
Злата наконец-то загасила сигарету, расслабилась, слегка откинувшись на спинку диванчика.
— А с этим, — она кивнула на стену номера, — сошлись с полгода назад. Он артист-эстрадник, напьется после спектакля, начинает репетировать со мной. — Она грустно усмехнулась. — Раза два пробовала от него уйти, а куда? Что я умею? Лопотать на трех иностранных языках и все, кому сейчас это требуется. Жить-то на что-то нужно. У него неплохой доход. Сейчас зимний сезон, самый трудный в году, заканчивается, но концерты каждый день, а то и по два. Деньги дает, не жалеет. Но если переберет — всю ночь покоя нет. То секс ему подавай, то еще что… — Злата отвернулась в сторону. — Извращенец, как все артисты. А сегодня на него что-то такое нашло, схватил и начал меня душить. Причем молча. Он сильный, мне даже не закричать: зажал рот, а второй рукой душит и… насилует. Хорошо, что вы вмешались, застучали в стену, а не то бы в живых не осталась…
Савва Николаевич встал с кресла, подошел к трясущейся от страшных воспоминаний женщине и, положив руку на ее плечо, твердо сказал:
— Не бойтесь, со мной он вас не обидит. А сейчас давайте ложитесь на диван, у меня второй комплект постельного белья в шкафу имеется, постелю, и вы отдохнете… Утро вечера мудренее…
Измученная страхом и оргией со своим партнером, Злата моментально уснула, а Савва Николаевич еще долго сидел в кресле, не зная, что предпринять. «В милицию обратиться? Тогда по закону Злата должна написать заявление, а без этого никто ничего делать не будет. Дать ей денег? Пусть уедет. А куда? К отцу в Болгарию? Нужен паспорт заграничный. Есть ли у нее — опять вопрос. Взять под свою опеку, поговорить с этим самым артистом? Хорошо, выход. Но захочет ли тот с ним разговаривать. Нужен веский аргумент. Какой?»
Савва Николаевич стал размышлять в поисках решения, и, как всегда, память увела его в прошлое, где он часто искал ответы на возникшие трудности. Где-то что-то подобное всегда случается у человека, прожившего определенный срок, или, на худой конец, случается у кого-то из его знакомых. У Саввы Николаевича выпала из памяти старая история с его другом-однокурсником Валеркой Маркасовым. Валерка родился где-то под Ташкентом, родители — русские интеллигенты: отец — инженер-мелиоратор, а мать — учитель литературы. Судьба забросила их на окраину бывшего Союза поднимать промышленность и заодно культуру братского народа. Родители укоренились на благодатной Узбекской земле, построили свой дом, нарожали детей, среди которых был и Валерка — самый младший и долгожданный мальчик. Учился Валерка хорошо, с золотой медалью окончил школу и поступил в мединститут, что называется, по призванию души. Редкое совпадение. Учился он легко, без напряга, сессии сдавал почти всегда на отлично, в свободное время посещал кино, театры. Единственным слабым местом в биографии Валерки была страсть к картам. Играть Валерка начал с младших курсов, увлекся и играл до окончания института. Нет, он не был ни неудачником в картах, ни везунчиком. Просто он был прирожденным игроком. Игра для него была неким миром, философским миром общения людей. Нигде не раскрываются так полно, до самой своей сути, до душевного дна люди, как в игре. Игра завораживает, а игроки становятся как дети: откровенными в своих поступках и высказываниях.
