Ольга Славянка - Хозяин с кифарой
Глава 7
А затем город увидел нечто, чего раньше не видел никогда, ибо Спартак надумал устроить гладиаторские игры[19]. Но в нашем городе не было цирка, так что их решили устроить на форуме. Наскоро сколотили из досок трибуну и установили ее напротив дома префекта. Она ограждала площадку с одной стороны, а с остальных трех сторон сделали просто веревочное заграждение вместе с колышками. За этим заграждением разместили несколько рядов скамеек.
Привел меня посмотреть гладиаторские бои Леонид. По его словам, он не мог видеть крови, а тут пришел не один, но даже привел меня. По дороге он сказал мне тихо:
— Если ты увидишь Публия Домиция, не подходи к нему и не разговаривай с ним, и никому о нем ничего не говори, а обращайся только ко мне.
Это казалось странным, но я не решился задавать никаких вопросов.
Когда мы пришли, на форуме уже было полно народу. По бокам от трибуны стояли воины Спартака, а на скамейках напротив разместились, в основном, рабы и пролетарии. Правда, посмотреть на игры прибежала и десятка два мальчишек из плебеев. Понятно, что состоятельные жители боялись попадаться Спартаку на глаза — а мальчишки не удержались.
Леонид не стал садиться на скамейку, а встал со мной вместе позади последнего ряда. Наконец пожаловал и сам Спартак. Он как всегда был в пурпурном плаще и шлеме с павлиньими перьями — видимо, он стремился выглядеть военным на публике для поднятия боевого духа. Спартак поднялся на трибуну и уселся в третьем ряду. По его левую руку сел Аристид — Спартак сделал его своим секретарем. Вслед за Спартаком на трибуну взошла и его свита.
И вот на арену (я так называю огороженную часть площади) вышла первая пара гладиаторов-секуторов[20]. Лица их были закрыты шлемами с сетками. Но сражались они безо всякого энтузиазма, размахивая мечами в воздухе и явно не желая убивать друг друга.
Разочарованные зрители свистели и бросали на сцену гнилые яблоки. Но тут один из гладиаторов перешел в наступление и ранил другого, так что тот упал на землю. Оставшийся на ногах стоял в нерешительности возле.
— Добей его, смелей! — вопила публика, и разгоряченные видом крови зрители опускали большие пальцы вниз, к земле. Но победитель никак не решался на последний шаг.
Ситуация разрешилась самым неожиданным образом. Спартак встал со своего места и со словами «Эй ты, сопляк, смотри, как это делается!» вынул из-за пояса кинжал, размахнулся и бросил его своей могучей рукой.
Пролетев по воздуху шагов двадцать, кинжал в точности опустился на горло распростертого гладиатора, аккуратно его перерезав, а возле образовалась лужа крови. Публика взревела от восторга при виде такого гладиаторского профессионализма[21]. А я ощутил приступ дурноты и тихо потянул Леонида за тунику:
— Уйдем отсюда!
Леонид, бледный, тихо ответил:
— Нельзя, потерпи! Будь мужчиной! Соберись с духом.
Подбодренная финалом предыдущего боя, вторая пара гладиаторов сражалась уже с большим энтузиазмом, пока один из них не был повержен на землю. Толпа снова завопила: «Добей его! Не жалей».
Но в этот момент Леонид шепнул мне на ухо:
— Закрой глаза.
Я послушался и не видел, как был убит второй гладиатор.
Потом выступали еще три пары гладиаторов. Больше пленников для гладиаторских сражений у Спартака не оказалось, так что публика собралась было расходиться, но тут на арену вышел бродячий музыкант с кифарой. Он низко поклонился вначале Спартаку, а затем зрителям со словами:
— Господин! Почтенная публика! Я — бедный музыкант, странствую по свету, давая концерты. Позвольте усладить ваши уши пением.
В нем трудно было узнать того хозяина, которого я видел при первой встрече. Он сильно похудел, черты лица осунулись, а подбородок и щеки заросли щетиной, к тому же на нем был парик. И все-таки я узнал его по голосу.
— Ну что ж, давай! — громко сказал Спартак, и начавшая было разбредаться публика вернулась на свои места.
И хозяин запел. Вначале он пел о любви, и публика смолкла, завороженная. Куда исчезли кровожадность и пальцы, повернутые вниз? Хотя арена была залита кровью, воспоминания о сражениях и смерти рассеялись как мираж. Как будто бы раскрылся другой, светлый мир и началась новая жизнь. Хозяин пел о любви Орфея к нимфе Эвридике, погибшей из-за укуса змеи, и о том, как тот спускался к ней в царство мертвых, и на глазах многих рабов в толпе зрителей выступили слезы, думаю потому, что в рабстве лишь немногие могут найти любовь. Но вот певец перешел к задорным деревенским песенкам, и многие зрители стали ему тихо подпевать, отстукивая ритм пятками и качая головами, и бросали медные монетки на арену. И странно — казалось, хозяин хотел нравиться этой публике. Казалось, он забыл, что перед ним толпа взбунтовавшихся рабов и разбойников, и в своем исполнении стремился передать общий настрой. Когда он кончил песенку, видимо, помощник Спартака, сидевший от него по правую руку, молодой и кучерявый, поднялся со своего места и прокричал:
— Эй, певец, знаешь ли ты песню о свободе? Ла-ла-ла… нет тебя горше, нет тебя слаще… Если хорошо споешь, дам тебе золотой!
Это была лагерная песня, сочиненная знаменитым кифаредом Помпонием, и кто же ее не знал?
Публий Домиций поклонился, сильнее ударил по струнам и запел: «Свобода, свобода, умрем за тебя… и нет тебя горше, и нет тебя слаще…», и когда он пел последний куплет, внезапно зрители стали ему подпевать, и громогласный хор вознес к небесам хвалу свободе, за которую он сражался, а затем все громко зааплодировали.
— Молодец, заслужил! — прокричал кучерявый помощник Спартака и бросил певцу золотую монету, которую тот подхватил на лету, и затем низко поклонился.
Публий Домиций спел еще пару песен, и закашлял.
— Господин, больше не могу петь, — обратился он к Спартаку вдруг охрипшим голосом. — У меня болит горло, а я беден, и у меня нет денег на врачей.
Мужественное лицо Спартака просветлело:
— Ну, так у меня есть врач. Тебя отведет к нему Аристид. Это хороший врач, он вылечит тебе горло. Поправляйся! И приходи к нам петь снова! — и он обратился к Аристиду: — Отведи его к Никандру, он заперт в пожарной башне.
И с этими словами отвязал от пояса ключи и подал тому их.
— Пойдем, — сказал мне тихо Леонид.
Мы пошли к пожарной башне, но другим путем, чем хозяин и Аристид. Хотя Спартак приказал бросить Никандра в темницу, но фактически сделать это было невозможно, ибо в нашем городе была всего лишь одна темница, и она была использована солдатами Спартака как склад, в частности, именно туда унесли злосчастные статуи Леонида. Поэтому Никандра заперли на третьем этаже брошенной пожарной башни. Она была построена на окраине города — на самом высоком месте, недалеко от дома Никандра. Первые два ее этажа использовали для хранения пожарного оборудования, а на третьем был кабинет начальника пожарной охраны, чтобы ему с высоты виднее было, что делается, и там же хранились документы, поэтому у этой комнаты была особо крепкая дверь и прочные засовы и замки. Со скованными ногами никак нельзя было выбраться из окна третьего этажа, и Никандра там заперли. Поскольку он не был военачальником или важной персоной, то к нему не приставили стражи, полагая, что рабу-врачу никто побега устраивать не будет…
Вечерело. По дороге мы встретились с Квинтом Лентулом — он нес под мышкой сверток и пошел вместе с нами. Мы подошли к пожарной башне и в вечерних сумерках увидели, как хозяин и Аристид открывали входную дверь. Когда они вошли, мы последовали за ними немного спустя и услышали, как на третьем этаже Аристид открывает замки.
Никандр удивился и несказанно обрадовался, когда мы ввалились к нему всей толпой. Ноги его были в кандалах. В следующий миг он поспешил навстречу хозяину, желая поцеловать ему руку. Но хозяин не дался, отрезав:
— Оставь, сейчас не до телячьих нежностей!
Я не знаю, кто далее сбивал Никандру цепь с кандалов молотком и зубилом, принесенным Квинтом Лентулом в свертке, а кто привязал к столу связанные скатерти, чтобы они спускались из окна для имитации побега, ибо меня отправили на улицу караулить.
— Если увидишь на улице прохожих, свистни один раз, чтобы мы подождали, а если кто войдет в башню, свистни два раза, — приказал мне Аристид.
Я на вид был озорной мальчишка, поэтому мой свист вряд ли кого мог заинтересовать. Но на улице никого не было, и свистеть мне не пришлось.
Когда почти совсем стемнело, из окна была выкинута веревка из связанных скатертей и из башни вышли вначале Квинт Лентул и Леонид, а затем Никандр и Аристид, и они пошли разными путями, пока все вместе не встретились у опушки леса на горной тропе, ведущей к пляжу у «зеленого мыса» (так мы привыкли называть этот пляж).
