Овидий Горчаков - Если б мы не любили так нежно
— Мне приходилось возить из Африки золото, слоновую кость и специи, — заявил Лермонт посланцу хозяина, — но негров, женщин и детей я не повезу.
Не помогли ни уговоры, ни угрозы. Капитан Лермонт вернулся к родным берегам на другом корабле простым матросом. Но и этот английский корабль вез невольников — другого судна капитан так и не дождался. Около четырехсот негров лежало тремя ярусами в темном и сыром кишевшем крысами трюме, словно сельди в бочке. Кормили их только маисом, ямсом, бобами и сушеными бананами, питьевой воды не хватало. Условия были ужасные. Сразу начались повальные болезни. Любые недуги судовой врач, беспробудный пьяница, безуспешно лечил только «малагеттой» — африканским перцем. Однажды, когда трюм залило водой, толпу негров вывели наверх. Трое из них бросились за борт, где стали добычей акул. В drink (пойло) кидали и мертвых, а их становилось с каждым днем все больше.
Когда Лермонт сходил в Портсмуте на берег, он спросил капитана, ко всему, кроме рома, равнодушного морского волка:
— Сколько довезете вы этих несчастных до Кубы?
— Если повезет и даст Бог, — нехотя сказал тот, — половину черного груза довезем, но внакладе не будем.
Речь шла о цвете негритянских народов Африки, наследниках древних цивилизаций. Черной Африке был нанесен неисчислимый урон. Никто не знает, сколько миллионов черных невольников захватили белые работорговцы в Африке, сколько перевезли через Атлантический океан. Во всяком случае, как писал капитан Лермонт в своей заветной тетради, гораздо больше, чем погибло в морской пучине жителей сказочной Атлантиды, а совесть человечества веками не спешила возмущаться.
Капитан Лермонт получил новый корабль у другого эдинбургского хозяина, побывал в Новом Свете, видел, как работают и умирают негры на табачных и хлопковых плантациях, на полях с сахарным тростником. Со святой наивностью поражался он тому, что богобоязненные люди, протестанты и католики и свои же шотландцы-пресвитериане, зверски угнетают чернокожих язычников, не считают их за людей. Узнав, что квакеры осуждают рабство, он попытался уговорить их напечатать свою рукопись, но ничего не добился. Во все времена и у всех народов в ящиках письменных столов, в чуланах и на чердаках валяются отвергнутые, непонятые, непризнанные рукописи. Нередко отчаяние или невежество бросает их в огонь. Никто не знает, что потеряло человечество на одних только костях святой инквизиции. Утрачена и рукопись капитана Лермонта…
Капитан Эндрю Лермонт из Абердина, хмурый, молчаливый моряк с обветренным лицом и горькими складками у упрямого рта, побывал однажды на аукционе и воочию убедился, что мог бы, презрев излишнюю щепетильность, легко и быстро разбогатеть, торгуя «черным золотом». Но он ценил не только свою свободу, но и чужую. Он возил через океан земляков-колонистов и погиб, защищая их и свой корабль со шпагой и пистолетом в руках от испанских пиратов, взявших его на абордаж в Карибском море.
Потом в абердинских тавернах рассказывали, как это было. Оказывается, капитан Лермонт не пал в бою — испанцы взяли его тяжело раненным в плен и заставили walk the plank — с завязанными за спиной руками пройтись по доске, выставленной за борт, над морем, изрезанным плавниками акул.
Сын капитана Лермонта на всю жизнь запомнил прощание с отцом перед его последним плаванием. Капитан поставил Джорджа меж колен, взял за плечи и, сидя, погрузил долгий испытывающий взгляд в его карие глаза.
— Сын мой! — наконец сказал он тихо. — Запомни все, что я рассказывал о нашем роде. Человек, не помнящий родства, забывший свои корни, всю жизнь не знает, кто он.
Мама была еще в трауре, когда Джордж решительно заявил:
— Мама! Я пойду по стопам отца. Я тоже хочу быть мореплавателем, как наши предки, открывать новые острова и страны, возить туда наших свободолюбивых эмигрантов, драться с оружием в руках во славу клана Лермонтов и родной Шотландии!..
Мать всплеснула руками, бросилась к сыну, крепко обняла его.
— Нет, сынок! Есть птицы певчие и есть птицы ловчие. Поверь, ты весь в меня, хотя я из воинственного рода Дугласов, а не в отца. Ты — птаха певчая. И сердце у тебя нежное, голубиное!..
Он надулся, решив, что этими досужими разговорами мать, всегда жалевшая, что он не родился девочкой, и даже одевавшая Джорди в раннем детстве девчонкой, пытается привязать его к завязкам своего фартука. Конечно, жалко маму, но не сидеть же ему весь век дома в Абердине!..
Вовсе не понравилось ему сравнение с голубями. Вспомнилась ему каменная голубятня над угловой башней в старинном лермонтовском замке Дэрси. Голубей Лермонты по обычаю лэрдов разводили для кухни, а соколов — для охоты! Нет, он, Джордж Лермонт, не голубь, а сокол!
Никогда!
Знамя вперед! Копья наперевес! За святого Эндрю и наши права! Лермонты, вперед!
Джорди жадно читал родословные записи, оставленные погибшим капитаном Лермонтом.
На первой странице рукописи капитана Лермонта стояли два эпиграфа. Первый — из Книги пророка Иоиля: «Передайте об этом детям вашим; а дети пусть скажут своим детям, а их дети — следующему роду…». Второй — из Пятой книги Моисея: «Вспомни дни древние, помыслы о летах прежних родов; спроси отца твоего, и он возвестит тебе…».
Домашнее воспитание и учение недоросля Джорди Лермонта начались с Библии старинного издания, в которой рядом с фронтисписом была начертана рукой прапрадеда родословная роспись Лермонтов с таким заглавием: «Отсель Лермонтов род начал, а выберет…»[22]
Отец не жалел труда, чтобы восстановить историю рода Лермонтов, — копался в церковно-приходских фолиантах, рылся в библиотеках своих родственников, ездил в Эдинбург к знатокам генеалогии и геральдики шотландских дворян. Ему удалось установить, что фамилия Лермонт — одна из самых древних в юго-восточной Шотландии, недалеко от пограничья с Англией. Писалась в XII–XVI веках она по-разному: Learmonth, Lermonth, Learmond, Leirmount, Leirmountht, Lermonth, Leremont, Learmonthe, Leyremonthe, Leymountht, Lewrmoth, Lermocht, Leirmontht, Laremonth, Larmont, Larmonth, Lermond, Lermount.[23]
Уже двадцать написаний! Отец писал свою фамилию Learmonth, считая это написание самым предпочтительным на том основании, что местность Лермонт в графстве Бервикшир (правильнее — Берикшир), из которой вышли и которой некогда владели Лермонты, обычно писалась именно так. По преданию Лермонты в старину были эрлами Берикшира и владели там замком. Однако отец считал это написание этимологически неточным. По его убеждению, эта норманнская фамилия первоначально писалась Lermount или Larmount. Mount (по-латыни mons, montis) — это и по-французски, и по-английски «гора». Но что означает первое слово: ler или lar? Или lear, lair, или lar — логово по-английски?
Эндрю Лермонт перебрал наиболее подходящие греческие и латинские имена, к которым мог восходить первый слог в фамилии: Lara, Laris, Larius, Lauus?.. Laurus означает «лавр», и тогда — «горный лавр»?.. Леро или Лерос?..
Быть может, le roi — «королевская гора»?
Отец склонялся к такому толкованию: ler или lar, lares — это лар, лары, то есть божества древнеримской мифологии, духи предков, их призраки и привидения, покровители родины и домашнего очага. Следовательно, фамилия Лермонт означает «гора предков» в указанном смысле или «горный предок». Такое толкование его как шотландца, для которого верность роду, клану — высший закон, вполне устраивало. И сын его всегда потом только так объяснял свою древнюю фамилию.
Первым в скрижали истории попал Вильям де Лермонт, судья в английском городке Суинтоне, Йоркшир, в 1408 году, при Иакове I Шотландском и Генрихе IV Английском. Таким образом, кроме шотландских Лермонтов была и английская ветвь Лермонтов, позднее угасшая. При Иакове II некий Иаков Лермонт служил нотариусом и пресвитером в епархии Глазго в 1454 году — через год после окончания Столетней войны. В 1479 году, при Иакове III, Вильям Лермонт предстал перед парламентом по обвинению в измене и других страшных преступлениях, однако судьба его неизвестна. Это случилось через два года после введения книжной печати в Англии. Самыми богатыми в клане были Лермонты из Балкоми. Лермонты победнее арендовали плодородные земли в долине Твид у аббатства в Келсо…
Капитан Лермонт довел свою хронику до последних времен, подробно записал хорошо известную историю о том, как братья Лермонты, Джеймс и Джон, колонизировали неприступный остров Люис в Атлантике…
В родовословце своем капитан Лермонт перечислял близких родственников, среди которых было два Михаила Лермонта, оба — священники Реформатской церкви Шотландии в Южном Пертшире, один в конце XVI, а другой в начале XVII века…
Кончалась тетрадь капитана Лермонта постскриптумом:
«Мы не должны забывать, откуда мы идем, чтобы яснее видеть куда. За смутной зарей рождения таится ночь того, что было до рождения, другие звенья, иные колена. Одно от другого неотделимо, как неотделимы позвонки позвоночника. Род — это хребет, на котором все держится. Власть прошлого над нами неисповедима и неизмерима. Река правд вчерашних вливается в море правды нынешней. Наши отцы и матери и их отцы и матери живут и дышат в нас сегодня. Порой мы, потомки, угадываем проблески откровений в задернутых мраком судьбах предков. Дети должны знать свои корни, — писал отец, — чтобы ходить путями своих отцов, когда пути эти дельные».
