Эдуард Борнхёэ - Последняя реликвия
Однако сейчас Агнес вдруг поняла, что в этом случае все же недостаточно одного желания отца. Ей захотелось самой во всем разобраться, еще повременить немного, хоть несколько дней, все взвесить, привыкнуть к мысли о грядущих изменениях в жизни, и, может, тогда…
На что она надеялась? Возможно, на случай, который что-то изменит в планах строгого отца.
Агнес смутно чувствовала, что никогда не сможет полюбить Рисбитера, не будет с ним счастлива; мало того, Агнес убедилась, что жених ей просто неприятен. Как и все женщины, Агнес в глубине души считала, что в печалях ее виноват мужчина. Она не разбиралась в действительных причинах, по которым Рисбитер стал ей неприятен, а более полагалась на свое чувство, и это чувство говорило ей: Ханс Рисбитер — изворотливый лгун, жалкий хвастун и себялюбец, лицом он некрасив, телом тщедушен, словом, он не такой, каким должен быть настоящий мужчина.
«Я никогда не смогу гордиться им, а он никогда не сможет защитить меня. Я уже не питаю к нему никакого доверия, поэтому я не могу верить его обещаниям сделать меня счастливой…» — так говорила она себе, сидя в своей комнате в одиночестве.
О, как не хотелось ей возвращаться к гостям, как не хотелось ей быть свидетельницей какого-нибудь очередного конфуза незавидного жениха!.. Как не хотелось опять и опять совершать над собой усилие, делать вид, будто ничего конфузного с женихом ее не произошло и все идет так, как должно идти!..
— Агнес! — послышался из-за двери голос отца.
Агнес, оглянувшись на дверь, поднялась со стула, но отозвалась не сразу.
Впервые в ее простой, чуточку наивной душе заговорил голос упрямства, проснулось своеволие. Почему отец хочет выдать ее замуж против ее желания? И как так получилось, что она не задумывалась об этом раньше?..
Агнес подошла к зеркалу и сделала вид, будто поправляет оборки платья. Девушка удивилась сама себе: до сегодняшнего дня ей и в голову не приходило, что отец принуждает ее выйти замуж.
«А сейчас? Что изменилось сейчас?»
В эту минуту дверь приоткрылась, и старый Каспар Мённикхузен заглянул в комнату.
— Почему ты так долго не показываешься, Агнес? Гости уже спрашивают: где невеста? не похитили ли ее?
Агнес, прихорашиваясь у зеркала, боролась с собой — высказать ли сейчас все, что тяготит ее душу, или промолчать и безропотно повиноваться воле отца? И оставить все, как было до сих пор?
Но желание высказаться оказалось сильнее.
— Можно мне поговорить с тобой, отец? — избегая встретиться с бароном глазами, спросила Агнес.
— Ах, дочка! А когда же тебе это запрещалось? — пребывая в благодушном настроении, ответил старый Мённикхузен; он, войдя в комнату, прикрыл за собой дверь. — Но что я вижу, дорогая дочь? Что с тобой? — он повернул ее лицом к свету. — Ты бледна и прячешь глаза, лоб у тебя в морщинах, губки уголками книзу… Что это значит? Рассердил тебя кто-нибудь? А может, тебя так волнуют перемены в связи с предстоящей супружеской жизнью? Так перемены эти — мелочи. Ты скоро отвыкнешь от прошлых привычек и забудешь их. Когда приходит главное, легко забывается второстепенное…
Агнес покачала головой и, как бы ища защиты, прижалась к груди отца. Ласкаясь к нему, девушка сказала:
— Я — всего лишь глупый ребенок и сама не знаю, что со мной происходит сегодня. Мысли мои путаются, а если и ухвачу одну, не могу на ней сосредоточиться.
— Это обычное дело перед свадьбой, — засмеялся Мённикхузен. — Вот меня ты хорошо знаешь. И согласишься: мне мужества не занимать. А и то в день свадьбы с матушкой твоей — дрожали руки.
— Я не о том. Я не боюсь. Но приходят всякие мысли, сомнения… — она опять бросилась к зеркалу и стала поправлять кружевной воротничок, подвязывать волосы лентами. — Дорогой отец, дай мне добрый совет!
— Добрый совет? — он в недоумении развел руками. — Что я, старый воин, могу понимать в кружевах и лентах? Вряд ли тебе нужен какой-нибудь другой совет, дочка.
— Милый отец, неужели ты всерьез считаешь, что молодой женщине, которая готовится завтра стать супругой, ни в чем другом не требуется совета и что у нее только кружева да ленты на уме? — с некоторой горечью спросила Агнес.
— Ну, тогда, может быть, ты о своем жемчуге и драгоценных камнях… — не без растерянности начал барон. — Я и тут как будто не лучший советчик.
— Отец!.. — воскликнула Агнес.
И воскликнула она это таким голосом, какого Мённикхузену еще не приходилось слышать у нее; в голосе дочери прозвучала глубокая обида. Вместе с тем старый рыцарь с изумлением и испугом заметил, что слезы набежали на ее ясные глаза.
— Этого еще недоставало! — растерянно сказал старик и даже отступил на шаг к двери: он, как многие мужчины, боялся женских слез пуще огня. — Тебя, не иначе, беспокоит сегодня что-то серьезное…
Агнес отвернулась и от него, и от зеркала; спрятала лицо. Вздрагивали у девушки плечи.
Озадачен был барон.
— Вот тебе раз! Уже и слезы, как будто, льются… — он оглянулся на дверь в надежде — не войдет ли кто из нянек; потом выглянул в окно — не увидит ли кого поискушеннее в девичьих делах, в девичьих слезах. — Боже мой, боже мой… что же теперь делать? Подожди, подожди, я сейчас позову женщин…
— Никого не зови! — испуганно воскликнула Агнес и поспешно вытерла глаза. — Я ведь хочу поговорить с тобой наедине. Но мне, отец, стыдно, я не знаю, с чего начать.
— Тебе стыдно, ты не знаешь, с чего начать? — совсем обескуражен был Мённикхузен. — О, Агнес. Лучше я все-таки позову женщин…
— Нет, нет! — девушка подбежала к нему и схватила его за руки. — Я хотела кое о чем спросить тебя. Как ты думаешь… как ты считаешь…
— Ну? — он смотрел на нее чуть не с испугом.
— Думаешь ли ты, что… что юнкер Рисбитер такой же мужчина, как, например, ты?
— Ах, вот в чем дело! — с облегчением рассмеялся Мённикхузен. — Весьма смешной вопрос, надо признать. Не женщина же он!
Агнес упрямо покачала головой:
— Я хотела спросить — такой ли он храбрый, честный, правдивый, добрый… такой ли он…
— Ну и что еще? — совершенно успокоился барон.
— Проще говоря… Достоин ли он того, чтобы стать зятем Каспара фон Мённикхузена, человека известного и уважаемого? — закончила Агнес; а в мыслях она укоряла себя, ибо понимала, что смалодушничала, несколько не о том она хотела отца спросить.
— Вот как, Агнес! — удивился старый рыцарь. — Я и не подозревал, что ты так горда, — поразмыслив с минуту, он продолжил: — Это правда, наш род старинный и окружен большим почетом, в истории Ливонии оставил след; наши предки немало язычников привели в христианскую веру, карали врагов, поддерживали друзей, строили замки, копили богатства; твой родной дядя, мой брат, был епископом и владетельным князем…
— Ты не понял меня, отец. Я говорю не о нашем роде, — перебила его Агнес, — я спросила только, считаешь ли ты юнкера Рисбитера достойным тебя? Уверен ли ты, что зять под стать тестю?
— Какой странный вопрос: под стать ли молодой рыцарь старому, — удивился Мённикхузен. — Наверное, под стать, когда они бок о бок встречают врага… — тут он нашел подходящий ответ: — Если я сам избрал Ханса Рисбитера себе в зятья, то, значит, он достоин этой высокой чести. И под стать. Или у тебя есть на этот счет какие-нибудь сомнения?
Агнес опять смалодушничала, ушла от прямого ответа:
— Я еще не успела узнать его поближе, дорогой отец.
— Тем лучше. Совсем будет нехорошо, если молодая девушка прежде времени узнает мужчину поближе.
— Даже и в том случае, если этот мужчина должен стать ее мужем? — Агнес, чистое дитя, кажется, не поняла, о чем в точности говорил сейчас отец.
— Когда они поженятся, у них будет достаточно времени, чтобы узнать друг друга, — барон взял серьезный, может, даже чуть суровый тон.
— А если они не подойдут друг другу? Тогда что?
— Девочка, девочка! Откуда у тебя эти странные мысли? Как они забрели в твою милую головку? — воскликнул старый рыцарь, приобняв дочь. — Таких слов я еще ни от одной девушки не слышал. Как можешь ты знать, что вы с Хансом не подходите друг другу? Это ведь мое дело — не ошибиться, выбрать тебе мужа. И если я наконец его подыскал, то это и значит, что вы отлично подходите друг другу. Не думай, что я, повидавший на веку всякого, не знаю людей.
— Ты действительно так хорошо знаешь Рисбитера? — все не унималась Агнес.
Она впервые в жизни усомнилась в правоте отца; она ведь видела Рисбитера в обстоятельствах, в которых не видел его барон, потому все крепла ее уверенность, что отец ошибается.
— Как же мне его не знать? — улыбался Мённикхузен, рассчитывая, видно, свести разговор к шутке. — С его отцом мы много лет были добрыми друзьями, сам он уже три месяца живет в нашем поместье и за это время совершил выдающийся подвиг. Я ему, кстати, очень обязан.
