Эмилио Сальгари - Сын Красного корсара
Услышав призыв, моряки вошли в гостиную, оттолкнув в сторону бедного дворецкого и обнажая шпаги.
— Граф! — закричала сильно побледневшая маркиза. — Что все это означает?
— Сейчас я вам объясню, сеньора. Разрешите мне только сначала расспросить моих людей… Если не ошибаюсь, речь идет о жизни и смерти.
— Что вы такое говорите?
— Всего полминуты, маркиза. Говори ты, Мендоса!
— Господин граф, нас, кажется, готовятся схватить или, по крайней мере, хотят напасть на наш корабль, — ответил старый моряк. — Все галеоны и каравеллы несколько часов назад перегородили выход из порта, словно намереваясь помешать нам покинуть гавань. Видимо, кто-то выдал наш секрет.
— Что делает мой помощник?
— Сеньор Верра приказал зарядить пушки, подготовившись к обстрелу галеонов и каравелл, а потом обязал всех матросов вооружиться. Стоим мы только на одном якоре.
— Превосходно! Этот смельчак никогда не позволит застать себя врасплох. Ах, эти генуэзские моряки! Никто не может с ними сравниться.
— Граф! — вскрикнула маркиза. — О чем вы говорите?
— Еще немножко, сеньора, — ответил отважный молодой моряк. — Мендоса, все наши люди на борту?
— Все, капитан.
— Нас восемьдесят храбрецов, и мы вгоним в холодный пот тех, кто попробует помешать нам выйти в море… А теперь ваш черед, сеньора де Монтелимар. Я победил в петушиной скачке, и вы должны мне поцелуй. Позвольте же мне почтить поцелуем ваши прекрасные руки. Это, конечно, будет первый и последний поцелуй, потому что, если только не произойдет чуда, через пару минут исчезнет последний граф ди Вентимилья, ди Роккабруна и ди Вальпента!
— Вы сказали: ди Вентимилья? — воскликнула маркиза.
— Да, сеньора, я сын того самого Красного корсара, которого повесили ваши соотечественники!
Маркиза, в смятении чувств, помолчала несколько мгновений.
— Сеньор граф, — наконец заговорила она, — я не позволю арестовать у себя на глазах, и вообще в моем дворце, такого благородного человека, как вы.
— Что вы собираетесь сделать, сеньора?
— Спасти вас!
— Каким образом?
— Следуйте за мной, и побыстрее. Капитану алебардщиков скоро наскучит столь долгое ожидание.
Она открыла дверь гостиной и ввела троих корсаров в спальню, видимо, в собственную, судя по богатству обстановки. Здесь она подошла к камину, прикрытому бронзовой плитой, украшенной богатой резьбой. Она дотронулась рукой до одного из украшающих плиту цветков и резко надавила на него. Плита тотчас дрогнула и раскрылась: за нею показались ступеньки, ведущие вверх.
— Это секретный проход, пробитый в толще стены, — объяснила маркиза, — о нем никто не знает. Он ведет в одну из маленьких башенок, выступающих над крышей. Поднимайтесь и ждите меня наверху.
— Поцелуй, маркиза, — сказал граф.
Очаровательная женщина протянула ему руку.
Корсар запечатлел на ней жаркий поцелуй и сразу же начал взбираться по лесенке, за ним следовали Мендоса и Мартин.
Маркиза задвинула плиту и прошептала:
— Бедный юноша! Убить такого достойного кабальеро? Нет, не хочу этого. Пусть он враг моей страны, но я спасу его, что бы со мной ни случилось. Я не хочу, чтобы пошли разговоры, будто кто-то из рода Монтелимар предал своего гостя.
Она закрыла дверь и вошла в гостиную, где уселась за стол и начала маленькими глоточками пить из чашечки шоколад, пытаясь казаться совершенно спокойной.
Мгновение спустя появился дворецкий, объявив о приходе капитана Пинсона.
— Пусть войдет, — ответила маркиза, попивая шоколад.
В комнату вошел, сняв шляпу, капитан алебардщиков, высоченный служака с огромными седеющими усами и очень живыми глазами.
— Чем обязана вашему визиту? — спросила, предлагая кресло, маркиза, остававшаяся внешне спокойной. — Надеюсь, вы не откажетесь принять чашечку шоколада. Я получила его из Гватемалы, из страны, где производят самый лучший шоколад в мире.
Капитан немного удивился:
— Простите, сеньора, за беспокойство, но меня послал губернатор.
— Арестовать меня? — спросила, улыбаясь, прекрасная вдова.
— Не вас, а того человека, который совсем недавно завтракал с вами.
— О, что вы говорите, капитан? — воскликнула маркиза, нахмурившись и резко поднимаясь. — Кого арестовать?
— Графа, одетого во все красное.
— Дворянина?
— Бандита, сеньора!
— Это невозможно!
— Этот человек — родственник тех самых Вентимилья, жестоких корсаров, которые, вместе с Пьером Ле Граном, Лораном, Ван Хорном и л’Олоне,[17] разграбили столько городов на побережье Мексиканского залива.
— Боже мой! — вскрикнула маркиза, падая в кресло. — Вы не ошиблись?
— У нас есть неоспоримое доказательство, что это был в самом деле Вентимилья.
— Каким образом вы его смогли получить?
— На обломке клинка, застрявшем в груди графа де Сантьяго, было выгравировано имя его убийцы.
— Тогда вы уже уничтожили его фрегат?
— Пока еще нет, маркиза, — ответил капитан. — Мы подождем приступа до наступления ночи. Где же этот господин?
— Он уже ушел.
— Ушел? — побледнев, вскрикнул капитан.
— Он оставил меня полчаса назад, позавтракав со мной. Он сказал, что пойдет прогуляться в парке.
Капитан стукнул себя кулаком по кирасе.
— А если он увидел, как я прохожу за ограду? — спросил он себя, яростно накручивая свои усы. — Бежал! Но куда? Вероятнее всего, он где-нибудь спрятался… Диас!
На этот призыв в гостиную вошел сержант алебардщиков.
— Возьми десяток солдат и обыщи дворцовый парк. Возможно, корсар еще там.
— Сию минуту, капитан, — ответил сержант и быстро удалился.
— Сеньора маркиза, — сказал командир отряда, когда они снова остались одни, — мне приказано тщательнейшим образом осмотреть ваши комнаты.
— Выполняйте приказ, капитан, — ответила прекрасная вдова. — Только я уверена, что в моем дворце вы его не найдете.
— И тем не менее я уверен, сеньора, что смогу отыскать его где-нибудь, — возразил капитан. — Из города он не мог выбраться, потому что все выходы хорошо охраняются, попасть на свой корабль — тем более, так как мы послали на пристань несколько отрядов солдат, а его фрегат окружен галеонами и каравеллами. Пришло время покончить с этими Вентимилья, и мы это сделаем. Сеньора, я иду осматривать дворец.
Глава IV. Охота на графа ди Вентимилья
Сын Красного корсара поспешил по лестнице вверх. Его по-прежнему сопровождали Мендоса и мулат, которые отнюдь не казались слишком испуганными дурным оборотом дел.
Как и сказала маркиза, эта лестница была устроена в толще стены и, вероятно, служила для сокрытия сокровищ, дабы уберечь их от жадных лап флибустьеров и буканьеров, не раз уже грабивших Сан-Доминго. Лестница была такой узкой, что порой Мендоса, самый толстый из трех, взбирался с большим трудом.
Подъем продолжался несколько минут, потом трое корсаров оказались в маленькой комнате или, лучше сказать, на чердаке, куда свет попадал через единственное окно, впрочем, достаточно широкое, чтобы через него мог пролезть человек.
— Где мы? — задал вопрос граф.
— В каком-то совином гнезде, — ответил Мендоса. — Отсюда видны только крыши.
— Это должен быть один из четырех пинаклей,[18] украшающих дворец, — сказал Мартин.
— Вот мы и стали соколами, приятель.
— Лучше стать соколами, чем повешенными, дорогой мой Мендоса, — парировал граф.
— Не буду отрицать, сеньор. Баскам, а я ведь по рождению принадлежу к ним, никогда не нравилась веревка, особенно если она сплетена испанцами, потому что тогда она опаснее всего, даже для людей нашего сорта.
— И тем не менее ты близкий родственник испанцев.
— Верно, капитан, только я никогда не жил с ними в согласии.
— А вот это, может быть, плохо, — сказал граф. — По крайней мере, ты мог бы попросить оставить нам свободный проход на корабль.
Мендоса хмыкнул, вырвав себе три или четыре волоска:
— Кастильцы не такие уж наивные. Они тут же схватили бы меня и повесили как самого страшного пирата на самой высокой мачте своего галеона.
— Тогда нам придется оставаться в этом ястребином гнезде или совином, как ты выразился, пока маркиза не найдет способ выпустить нас отсюда.
— Вы не подумали, сеньор граф, что в трех метрах под нами — крыши.
— Что ты этим хочешь сказать, Мендоса? — спросил сын Красного корсара, задетый высказыванием моряка.
— Что достаточно спрыгнуть и спокойно убраться отсюда, прежде чем эти проклятые алебардщики покажут нам свои шлемы.
— Уйти по-воровски, даже не предупредив великодушную женщину, которая пыталась спасти нас? Где же твоя галантность, Мендоса?
