Лина ТриЭС - Третья истина
В этот день Лулу сидела, как обычно, в гостиной за шитьем. Мать продолжала находить, что это для девицы сomme il faut[17]. Сегодня Маман была с утра не в духе, и Лулу уже раз пятнадцать получила сердитые замечания. Она с тоской понимала, что увильнуть от возни с канвой не удастся…Ненавистному узору не было видно конца. За дверями послышалось кряхтение, Лулу втянула голову в плечи, посмотрела исподлобья: так и есть — господин Петров собственной персоной! Маман просияла:
— О! Какие пгиятни гости! Как я вас ждаль господин Петгоф!
— Домне Антонне — мое почтеньице, — надолго припал к руке маман осклабившийся Петров, — а барышням здороваться не положено, стал быть?
Петров фамильярно взял двумя пальцами Лулу за щеки. Задохнувшись от возмущения и оскорбления, Лулу молчала.
— Господин Петгоф, я ждаль ваш совьет, я пгосто умираль без этот совьет. О те bijoux… дгагоценности, может надо сгочно пгиобретать? Цена может вигастать?
Поймав взгляд дочери, отнюдь не восхищенный, она досадливо притопнула ногой и коротко распорядилась:
— Va chez toi. Tu finiras dans ta chambre.[18]
Лулу, захватив вышивку, немедленно прямиком отправилась в сад. Наконец-то избавилась! Сзади ее окликнула какая-то горничная, не Тоня:
— Барышня, не слыхали, хозяйка звонила?
Лулу отрицательно тряхнула головой и прибавила шагу. Зайдя за деревья, и убедившись, что уже не видна из дома, завернула вышивку в лопухи и спрятала в дупло. У нее уже давно образовался тайник в старой груше. В нем хранились разные нужные вещи: веревка, свеча на случай побега, ножичек, дедушкин еще из Рамбуйе, вполне сойдет за кинжал при необходимости. Пусть пока среди этих предметов полежит и противная будущая подушка, ничего с ней не станет. Не испачкается! Освобожденная полностью, Лулу побежала по заросшим дорожкам. Вишни уже почти красные, попробовать? Пока никто не видит, можно и залезть… Дядя Гриша всегда предостерегает, чтобы не ломать веточки, но она полезет на большое дерево, где ветки покрепче. Лулу еще раз оглянулась. Ладно, ягоды никуда не убегут, важнее порасспрашивать дядю Гришу, может он знает, какого Фердинанда убили в сарае? Здесь поблизости недавно убили одного Мишеля, тут надо говорить «Михаила». Тетка тогда пренебрежительно махнула рукой: «спьяну пырнул сосед, из-за жены ссора вышла…» Про такие вещи Лулу и раньше слыхала и читала. Дуэль за честь дамы. Только непонятно, почему «спьяну» и почему к этому так равнодушно относятся? Разве Михаил — не храбрый рыцарь? И почему теперь на все лады говорят об этом Фердинанде, или его убили не спьяну, поэтому? Не пираты ли тут замешаны? Наверняка знает Виконт, но его все нет и нет …
Что-то дяди Гриши тоже не видно, обычно он в это время возится с деревьями, проверяет, не появились ли гусеницы, обрезает сухие ветки. Придется бежать к его домику. Лулу свернула на кривую тропинку, пролезла через кусты смородины и очутилась прямо у выбеленной стенки домика с низким, занавешенным оконцем. Заглянуть в узенькую щелочку ничего не стоило, она часто так делала, зовя садовника… Правда, он всегда выговаривал: «Сюда не бегайте, барышня, отец заругает, встретила в саду, и ладно!» Но Александрин гордо пренебрегала опасностями, да и всегда можно сказать, что просто гуляла и случайно сюда забрела. В домик, однако, она никогда не заходила.
Лулу приподнялась на цыпочки, чтобы постучать в раму, но передумала и побежала прямо к двери. Дверь со скрипом приоткрылась и к ней разом повернулись сидящие в горнице люди. Все, кроме дяди Гриши, были ей незнакомы.
— Тебе что надо? — строго спросил светловолосый парень в косоворотке. Лулу, оробев, пробормотала:
— Я просто искала дядя Гриша, спросить о Фердинанде, но это не спешно…
В комнате засмеялись. Дядя Гриша, вытирая глаза, добродушно пробасил:
— Эх, барышня, у тебя-то, что голова болит об этом Фердинанде?
Пожилой сухонький мужчина как-то со значением посмотрел на Трофимыча.
— Ну, засиделись мы у тебя, брат, вот и барышня тебя требует, а там гляди, и барину понадобишься!
— Да, да, пора. — Худощавый человек, с желтоватым лицом порывисто встал с лавки.
Дядя Гриша гостей не удерживал. Взяв какую-то бумагу со стола, передал ее светловолосому и укоризненно покачал головой. Один за другим гости удалились по тропинке в том направлении сада, которое Лулу еще не изучила. Когда в дверях появился Трофимыч, Лулу немедленно ухватила его за рукав:
— Я плохое времья пришла, дядя Гриша?
— Да нет, вот отец бы не осерчал, что я с земляками заболтался маленько. — Он пытливо посмотрел в глаза Лулу.
— Так он же не видел тут? — вырвалось у нее.
— Ну, конечно, — усмехнулся в усы садовник, — а мы сейчас за работу примемся… Это я к тому говорю, что не любит барин, когда его работники без дела болтаются. Он дисциплинку любит.
Лулу мысленно согласилась.
Действительно, отец, который, как уже поняла Лулу, вовсе не интересовался подробностями событий в семье, требовал исключительно точного соблюдения особых правил, установленных им лично. Одно из них — не сидеть без дела! В случае нарушения влетало всем. На братьев, склонных к необъяснимому совместному ничегонеделанию извергались громы: «Расселись? Разнежились? Стыдно! Будущие офицеры. Каждая минута — для тренировок. Марш в гимнастический! Выпорю!» За нее, когда она вчера засмотрелась в окно, выговаривал матери: «Чтобы мне этих татьянинских штучек не было! Нечего делать — пусть отправляется в свою комнату. Не хватало, чтобы вы мне тут развели французские ахи, вздохи и шантаны!». А Лулу вовсе не вздыхала и, тем более, не пела. Только посмотрела, как посыпают дорожки гравием. Да, от отца вообще лучше держаться подальше, она понимает дядю Гришу! Она и сама старается, чтобы отец знал о ней поменьше.
— Помогать-то будешь? На вот, сгребай потихоньку, — прервал ее мысли Трофимыч. Лулу принялась сосредоточенно подгребать падалицы, которых было много, и жухлую траву.
— А земльяки, — задумчиво глядя на дождевого червяка, спросила Лулу, — это, кто на земле работает? Les agriculteurs?[19]
— Ну, с одного места, значит, города, там, или села!
— А-а! Les compatriotes![20] Так ли?
— Это ты уж Шаховского спроси, так или не так. Я твоих словечек не понимаю… Да и хватит об одном и том же…
— А Фердинанд кто?
— Фердинанд — так это герцог один австрийский, убили его, а тебе-то, что за дело?
Лулу обиженно замолчала, он не понимает разве, что ей необходимо разобраться в том, о чем все сейчас говорят, чем все головы только и забиты.
Григорий Трофимович продолжал:
— Тебе рано такими вещами заморачиваться. Иль мало другого интересного вокруг? Думаешь хорошо, когда маленькие во взрослые дела суются? Ну, пусть себе говорят, а ты книжки свои почитай, что ты мне давеча про моряков рассказывала? А то вишан, давай, соберем. С дерева-то вкуснее, чем на блюдечке.
Вот уж от чего Лулу никогда не отказывается!
— Помоги, дядя Гриша, — лезу на дерево.
Трофимыч пригнул к Лулу ветку, обсыпанную ягодами:
— Измажетесь, да и платье изорвете, вот, ешьте, или мало?
Но Лулу отрицательно мотнула головой — это почти, то же, что на блюдечке!
— Ну, дядя Гриша!
Трофимыч, покрутив головой, подсадил ее. Лулу устроилась верхом на развилке дерева и принялась за вишни.
— А косточки, зачем же в карман? — удивился Трофимыч.
— Это вот, нужно! — серьезно объяснила Лулу, в голове, у которой уже рисовались косточковые бои с братьями. Стеклянная трубочка для мыльных пузырей — отличное дополнение к таким снарядам. А то лежит без дела…
Она лихо спрыгнула. Как и предупреждал Трофимыч, платье оказалось в пятнах вишневого сока и еще в чем-то, кажется, в тягучем вишневом клею, и, вдобавок, все в зацепках и даже кое-где в прорехах. Глянув на себя, Лулу засмеялась.
— Эх, барышня, вид-то у вас! — хмыкнул садовник. — К Тоньке, что ль, беги!
— Я — к речке. — Лулу помчалась в противоположную от дома сторону. Трофимыч только покачал головой.
Свежеумытая Лулу в мокром платье, которому мытье не помогло, осторожно пробиралась в свою комнату. Дойдя, она замерла. В комнате кто-то был…слышался разговор и скрип кресла. Она прислушалась… Маман и …второй бесполый, с металлическим оттенком, голос, который она не узнала.
— Где эта девчонка в конце концов? — по-французски воскликнула мать и по-русски добавила:
— Кляра Ивановна, она у нас немнёга непослюшна, но ви будете бистро сделаль из нее…
Мать, говоря, подошла, к двери, и Лулу оставалось только ретироваться, не дослушав, что же собирается сделать из нее таинственное незнакомое существо. Но появиться в таком виде, значит усугубить ситуацию. Единственный путь — к Тоне, та что-то придумает, хотя платье взять явно неоткуда…
