Александр Майборода - Гостомысл
А девки, те вообще прятались за заборами — у князя Буревого была молодая жена и с десяток наложниц, но и девкам он, при случае, спуску не давал.
Конечно, многим девкам мечталось о ночи с таким славным воином, как Буревой. Но они также хорошо знали, что если попадутся с грехом, то дома строгий отец задерет длинное платье, украшенное бисером и драгоценными металлами, на голову блудливой дочери и высечет узким ремешком так, что той на всю жизнь помниться будет.
Поэтому девкам лучше было держаться от князя подальше.
Наконец они пришли на причал.
Причал был почти пустой. Большинство стоявших ночью у причала кораблей ушло, а новые придут только вечером.
Но все же пара кораблей качалась на холодной утренней волне. Под присмотром купцов на них грузили товар.
Утренний Волхов блестел под ярким солнцем, словно расплавленный слиток серебра.
Отец занялся беседой с купцами, а Гостомысл взял у отроков лук и потихоньку удалился в сторону.
Рассматривая реку, он дошел до самого края причала.
Здесь у причала приткнулся небольшой струг. На крае низкого борта сидела белобрысая девчонка лет десяти и болтала в воде ногами.
Заинтересованный этим явлением, Гостомысл остановился.
— Девка, ты чего попусту болтаешь ногами? — строго спросил он.
Девчонка прыснула в кулак:
— А тебе зачем это знать?
Гостомысл подбоченился, подражая воеводе Храбру, и гордо сообщил:
— Я княжич Гостомысл. И мне до всего есть дело.
— До всего есть дело? — удивленно спросила девчонка и вредно захихикала: — Ему до всего есть дело!
Гостомысл обиделся:
— Ты чего смеешься? Ты князя не уважаешь?
— Так какой же ты князь, если у тебя еще и усов нет, — сказала девчонка и колко поинтересовалась: — Да есть ли у тебя меч?
— Есть! — сказал Гостомысл и тронул рукоять меча на боку. — Вот видишь у меня на поясе меч.
— Так он, наверно, игрушечный, — зловредничала девчонка.
— А вот иди сюда, враз тебе косы пообрубаю, — пригрозил Гостомысл и потянул из ножен небольшой мечишко.
Но девчонка не испугалась, спрыгнула из ладьи на берег и, уперев руки в тощие бока, встала перед Гостомысл ом и предложила:
— Может, побьемся на кулаках?
Гостомысл окинул оценивающим взглядом задиру: девчонка как девчонка: белобрысая; волосы заплетены в две торчащие в стороны, точно проволочные, тонкие косички; глаза сияющие, как само утреннее небо; рот в ухмылке до ушей. Только нахальная без меры. Впрочем, все девчонки нахалки.
— Не буду я с тобой драться, — рассудительно проговорил Гостомысл.
— Это еще почему? — норовисто проговорила девчонка и презрительно сощурила глаза. — Никак испугался?
— Не испугался! — насупившись, проговорил Гостомысл. — Только негоже князю с девками драться.
— Ну и ладно, — неожиданно легко согласилась девчонка и кивнула на лук за спиной Гостомысла, — это лук?
— А то что же?! — насмешливо ответил Гостомысл: девчонка начинала ему нравиться — веселая, смелая. — А тебя как зовут?
— Голубка, — ответила девчонка.
— Голубка? — Гостомысл удивленно округлил глаза. Какая же ты Голубка? Ты скорее — Росомаха. Вон как в драку лезешь.
Голубка хихикнула:
— Так я же не все время дерусь, а когда я не дерусь — я тихая.
— Что-то с трудом в это верится, — кольнул Гостомысл.
Голубка предложила:
— Давай постреляем?
— Давай, — согласился Гостомысл и снял лук с плеча.
— Чур, я первая! — заторопилась Голубка.
— А ты умеешь стрелять-то? — недоверчиво спросил Гостомысл, но лук и стрелу ей протянул.
— А то! — похвалилась Голубка. — Мне приходится ходить в походы.
— Ты в походах была? — удивился Гостомысл.
Отец пока не брал его в походы. И то, что девчонка видела, то, о чем он и не имел представления, задело его самолюбие.
Гостомысл небрежно проговорил:
— Ты же еще малая.
— А вот и была! — гордо ответила Голубка и спросила: — Куда стрелять?
— Вон в то дерево попади, — сказал Гостомысл и показал рукой на ближайшее дерево на берегу.
Дерево стояло далековато даже для Гостомысла. Он думал что Голубка тоже поймет, что до дерева слишком далеко, и она откажется стрелять по дереву. Тогда бы Гостомысл снизошел и предложил бы ей мишень поближе. Ему очень хотелось доказать этой девчонке свое превосходство.
Но Голубка, ничуть не смутившись, подняла лук и пустила стрелу. Стрела пролетела недалеко и упала на полпути.
Голубка смутилась:
— Не очень получилось. Я обычно стреляю дальше.
— Ага, — недоверчиво сказал Гостомысл, взял лук, натянул его изо всей силы и пустил стрелу. Его стрела пролетела дальше и упала у подножия дерева.
— Вот видишь, варежка соленая, как надо стрелять, — проговорил довольно Гостомысл.
Голубка обиделась:
— Я не варежка, я — русска! А ты все равно не попал, — радостно сказала Голубка.
— Я тоже обычно стреляю дальше, варежка соленая, — сказал Гостомысл и повторил: — Варежка соленая!
Голубка покраснела, сжала кулаки и пригрозила:
— Вот я тебе сейчас надаю по шее. Сам дурак.
Она была готова накинуться на него. Они были слишком юны и потому, наверно бы, драка состоялась. Но Гостомысл прекратил дразниться и замер, навострив уши.
Послушав несколько секунд, неуверенно пробормотал:
— Вроде рог дудел.
Голубка приложила к ушам ладони.
В это время снова раздался звук рога. Гостомысл встрепенулся и проговорил:
— Однако что-то нечисто!
Голубка предложила:
— Бежим к северным причалам, посмотрим?
— Бежим! — проговорил Гостомысл, и они рванули вдоль берега.
Пока бежали, Гостомысл отметил, что на берегу откуда-то появился народ, и люди тоже торопились к северному причалу.
Когда Гостомысл и Голубка подбежали к северному причалу, там уже собралась большая толпа.
Все угрюмо смотрели в сторону медленно подплывающей ладьи.
Даже с берега было видно, что у корабля довольно плачевный вид: борта утыканы дротиками и стрелами, паруса изорваны, видны следы пожара.
Гостомысл протиснулся к отцу, а вслед за ним и Голубка. Буревой покосился на девчонку.
— Что это за девчонка?
— Из солеваров она. Ладья ее отца стоит на южном причале, — быстро проговорил Гостомысл и поинтересовался: — А кто это причаливает?
— Три дня назад я посылал Медвежью лапу в Корелу. Две ладьи было. Возвращается одна, — коротко проговорил князь Буревой, и как только ладья коснулась деревянного настила, ловко переступил на палубу ладьи.
Вдоль бортов лежали раненые и тела убитых. Тела убитых были покрыты рогожей. Повсюду бурели лужи крови.
— Живой кто есть? громко спросил князь Буревой.
На корме послышался ломкий детский голос:
— Я живой!
К князю приблизился юноша четырнадцати лет. Его белая рубаха была в грязи и крови. Лицо в царапинах.
— Ты кто? — спросил князь Буревой.
— Я отрок Ратиша, сын Воислава, — сказал Ратиша.
— Знал я Воислава, — кивнул головой князь и спросил: — Где Медвежья лапа?
— На носу лежит, он ранен, — сообщил Ратиша.
Князь Буревой отдал приказ людям на берегу:
— Берите раненых и тела!
Затем прошел на нос ладьи. Тут на лавке он обнаружил Медвежью лапу.
Боярин лежал прикрытый плащом. Лицо Медвежьей лапы было бледное, словно сама смерть стояла у его головы.
— Что с ним? — склонился над ним князь Буревой.
— Он жив, — сказал Ратиша.
Медвежья лапа с трудом приоткрыл глаза.
— Что случилось, кто на вас напал? — потребовал ответа князь.
Медвежья лапа что-то невнятно проговорил, и его глаза закрылись.
Пояснил Ратиша:
— Вчера в море на нас напали заморские разбойники. Они перебили всех на второй ладье, и увели ее, а мы едва отбились — благодаря Медвежьей лапе. Он перебил много врагов, но его ранили. Так как все наши были ранены, то я в одиночку поставил парус. Хорошо ветер был попутный. И вот мы пришли.
— Ты не ранен? — спросил князь, глядя на пятна крови на рубахе Ратиши.
— Нет, это чужая кровь. Меня охранил Медвежья лапа, — сказал Ратиша.
Князь, заметив, что веки Медвежьей лапы снова дрогнули, наклонился над ним и позвал.
— Медвежья лапа, ты жив?
Медвежья лапа с трудом пошевелил губами:
— Жив я еще, князь.
— Добрый мой друг, я сейчас скажу знахарям, чтобы они занялись лечением твоих ран. Ты только выживи и верь — мы морских разбойников завтра же накажем, — пообещал князь.
Когда раненых унесли, князь закончил осмотр ладьи, велел сохранившееся добро унести на княжий двор и приказал воеводе собрать всю дружину в гриднице, а также пригласить городских старшин.
Князь Буревой, конечно, великий воин, но он силен своей дружиной, каждый из дружинников ему брат и друг, и дружинник ему дороже и ближе отца, потому что все, что он имеет, он имеет благодаря своей дружине. А дружина сильна своим предводителем. Умен и хитер вождь, значит, будет и добыча, и жизни дружина сохранит. Поэтому в таком важном деле, как война, без совета всей дружины не обойтись
