Виктор Поротников - Остановить Батыя! Русь не сдается
Глава пятая
Терех
Терехом славяне-вятичи называли мотылька, производя это слово от глагола «терехать», то есть трепыхаться. Поскольку мотылек в полете двигается не по прямой, а дергается вверх-вниз, поэтому кто-то из наблюдательных славян и назвал эту невзрачную бабочку «дергунком», то есть терехом. Частенько таким именем славяне нарекали излишне нервных и непоседливых отроков.
Был у рязанского князя Юрия Игоревича в молодшей дружине гридень по имени Терех, а по прозвищу Левша. Левой рукой Терех действовал еще ловчее, чем правой, потому-то он и получил такое прозвище. В дружине Терех прославился тем, что ловко играл в кости на деньги. Играть с ним редко кто отваживался, ибо это было себе в убыток. Когда татары взяли приступом Рязань, то Терех сложил оружие в числе первых, помышляя о спасении своей жизни и не стремясь истреблять врагов до последней возможности.
В неволе у татар Терех пробыл недолго, всего недели две, но и за это короткое время он испытал столько унижений и побоев, что душа его насквозь пропиталась самой лютой ненавистью ко всем степнякам из Батыевой орды. Смерть хана Кюлькана в битве под Коломной дала возможность Тереху и нескольким сотням других пленников бежать из татарского стана, куда ворвались русские конники. Поскольку оставаться в осажденной мунгалами Коломне было опасно, почти все русичи, вырвавшиеся из неволи, ушли в Москву. Ушел в Москву и Терех. Там он вступил в дружину московского князя, радуясь тому, что сумел выжить после стольких опасностей и неплохо устроиться в Москве.
Однако злой рок продолжал преследовать Тереха. Разорив Коломну, татары вышли к Москве. Трусоватый Терех, уже на своей шкуре познавший, каково это сражаться против многочисленных безжалостных воинов Батыя, бежал из Москвы при первой же возможности. Терех не просто сбежал от московского князя, но, прибыв верхом на коне во Владимир, изобразил из себя вестника перед тамошними воеводами. Мол, московский князь послал его сообщить отцу и братьям во Владимире, что татары взяли его град в осаду.
Воевода Петр Ослядюкович приблизил Тереха к себе, сделав его своим посыльным. Поскольку у Тереха во Владимире не было ни родных, ни друзей, Петр Ослядюкович предоставил ему стол и постель в своем тереме. Помимо Тереха, на подворье у Петра Ослядюковича проживали еще около сорока гридней и холопов.
В последние дни января, когда град Владимир жил тревожными слухами о Батыевой орде, вышедшей к реке Клязьме, забот у Тереха было полным-полно. Выполняя поручения Петра Ослядюковича, Терех метался то пешком, то верхом по городским кварталам и по ближним деревням, находившимся в вотчинном владении воеводы. Понимая, что татары со дня на день должны объявиться у стен Владимира, Петр Ослядюкович торопился разместить в столице всех своих зависимых смердов вместе с семьями, а также согнать под защиту стен крестьянских коров и лошадей. Приходилось также спешно свозить с заснеженных лугов и пустошей в тесноту городских улиц и закоулков заготовленные на зиму копны сена, дабы было чем кормить скот и коней во время вражеской осады.
В это утро Терех поднялся очень рано, поскольку Петр Ослядюкович и сам мало спал, и слуг своих долгим сном не баловал. Терех спозаранку отправился пешком в Рождественский монастырь, настоятель которого дал приют многим смердам и их семьям. Монастырь этот был расположен в городской черте неподалеку от княжеской крепости-детинца. Тереху было поручено узнать у игумена Евтропия, сколько еще беженцев он сможет принять и имеется ли у него нужда в пропитании для всего этого люда, укрывшегося в стенах Рождественской обители. Ежедневно бегая туда-сюда с поручениями, Терех неплохо изучил расположение улиц и переулков обширного града Владимира. Он уже не отвлекался на расспросы, выясняя у случайных прохожих, как дойти до нужного ему места, где живет такой-то вельможа, куда ведет такая-то улица.
Вот и сегодня Терех быстро добрался до Рождественского монастыря, встретился там с игуменом Евтропием, узнал у него все, что ему было велено узнать Петром Ослядюковичем, и тотчас двинулся в обратный путь. На перекрестке Рождественской и Торговой улиц Терех в спешке случайно толкнул плечом идущую ему навстречу молодую женщину в длинной теплой шубейке и круглой шапочке с лисьей опушкой, надетой поверх белого шерстяного платка. Молодка негромко ойкнула и выронила из рук небольшую корзинку, из которой высыпались на снег желтые головки репчатого лука.
Терех поспешно извинился и, опустившись на одно колено, стал собирать в корзинку рассыпавшийся по снегу лук. Для этого ему пришлось снять с рук теплые рукавицы, засунув их за кожаный пояс.
Неожиданно над ухом Тереха прозвучал знакомый голос, это молодка обратилась к нему, назвав его по имени. Изумленный Терех поднял на нее глаза. Перед ним стояла Гликерия, бывшая ключница рязанской княгини Агриппины Давыдовны. В недалеком прошлом Тереха и Гликерию связывало не просто дружеское знакомство, какое-то время они даже были любовниками. Гликерия была старше Тереха почти на три года, поэтому их интимные отношения завершились ничем. Гликерия была нацелена на создание семьи, Терех же, имея ветер в голове, постоянно волочился за женскими юбками, соблазняя юных простушек из ремесленных околотков Рязани.
— Ну, здравствуй, мил дружок! — с искренней радостной улыбкой промолвила Гликерия. — Вот так встреча! Давно ли ты во Владимире? А я-то печалилась о вас с Саломеей за то, что вы с ней в Москве остались. Саломея тоже здесь, во Владимире?
— Рад тебя видеть, Лика! — проговорил Терех, распрямляясь и вручая ей корзинку с луком. Он тоже не скрывал своего удивления и радости. — Как говорится, гора с горой встретиться не могут, а человек с человеком запросто. Я уже больше недели живу во Владимире, служу посыльным здешнему воеводе Петру Ослядюковичу. С Саломеей я расстался еще в Москве. Эта паскудница бросила меня ради тамошнего князя Владимира. Ты же знаешь, что Саломея всегда была падка на молодых князей.
— Что верно, то верно, — закивала головой Гликерия. — Стало быть, Саломея в Москве осталась? А ты без нее во Владимир приехал?
Терех молча кивнул. И тут же спросил:
— А как у тебя дела, Лика?
— Дела у меня, как сажа бела, — с грустной миной на лице ответила Гликерия. — Мыкаюсь в доме купеческом среди чужих людей, делаю, что велят, вкушаю, что дают, сплю там, где положат…
— На тебя же вроде как купец Яков глаз положил еще в Коломне после нашего бегства из неволи татарской, — сказал Терех. — Яков же заботился о тебе по дороге до Москвы, с ним же ты ушла из Москвы во Владимир. Я думал, что у вас к супружеским узам дело идет.
— Я сама так думала, — печально вздохнула Гликерия, — но, как видно, зря. Яков по весне собирается ехать в Кострому, ведь он родом оттуда. Меня Яков с собой не возьмет, ибо у него в Костроме жена и дети. Яков сам сказал мне об этом. Вот и получается, что я для Якова лишь временная наложница. Побалуется он мною до весны и бросит. — Гликерия помолчала и добавила: — Хотя я не в обиде на Якова. Его понять можно, родных детей он не в силах оставить, даже если и тянет его ко мне. Хорошо, хоть Яков пристроил меня в доме своего друга-купца. До весны я проживу в тепле и сытости, а дальше — как Бог приведет.
— Похоже, Лика, в ближайшем будущем добра от Господа нам не дождаться, — хмуро обронил Терех. — Татары вот-вот подвалят ко граду Владимиру, а войско здешнее невелико. Жены и дети боярские ноги отсюда уносят. Сам князь Георгий сегодня перед рассветом ушел из Владимира с братом Святославом и конными полками. Это о многом говорит.
— О чем же это говорит? — растерянно пролепетала Гликерия. — И откель ты узнал об этом?
— Не верит князь Георгий, что столица устоит перед ордой Батыя, вот и ушел он отсюда, пока не поздно, — мрачно ответил Терех. — Небось и семья великокняжеская тоже убралась отсель в войсковом обозе. Я своими глазами видел, как конные дружины Георгия и Святослава вместе с обозом выходили из города через Золотые ворота. Еще темень стояла и на улицах было пусто. — Терех криво усмехнулся. — По-тихому ушмыгнули из Владимира Георгий и Святослав, сбежали, как тати, из чужого дома.
— Кто же будет оборонять столицу от татар? — поинтересовалась Гликерия. Она не скрывала своего испуга и горестного разочарования таким поведением князей.
— Сия забота ляжет на плечи Петра Ослядюковича и на сыновей князя Георгия, Всеволода и Мстислава, — проговорил всезнающий Терех.
— Значит, не все князья бежали из Владимира, — обрадовалась Гликерия. — И не все войско ушло отсюда. Может, князь Георгий еще вернется в столицу, соберет побольше полков и обрушится на нехристей.
— Может быть, — заметил Терех, — токмо татары не станут дожидаться этого. Батыга и его полководцы узкоглазые — птицы стреляные. Они без промедления начнут штурмовать град Владимир, как до этого штурмовали Рязань, Пронск, Коломну и Москву. Уж я-то знаю! — Терех опять скривился в недоброй усмешке. — Сам видел, как нехристи города приступом берут!
