Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея
— Каков красавец! А? — не удержался от восхищения и сам хозяин. — Нипочем бы не стал стрелять. Это его браконьер тяжело ранил. Я подошел, а сохатый уж не дышит.
…Еще много интересного увидели и услышали ребята. Отведали домашней пищи. Попили холодного кваску и не заметили, как прошло три часа. Пора было прощаться с гостеприимным хозяином и его приветливой дочерью.
Они поспешили к станции. Елизавета Аристидовна беспокойно ходила вдоль вагона. Но не отсутствие ребят ее тревожило. Даже не стала их попрекать. Она сообщила мальчикам, что восстали чешские войска. Железная дорога перекрыта. И теперь неизвестно, смогут ли они добраться до Миасса.
Так в неопределенности прошло еще два часа, пока не вернулся Георгий Иванович. Он принес новость — чехи разрешили проследовать «детскому поезду» до Челябинска. А там надо вновь просить разрешения.
Как видно, и здесь не обошлось без помощи Вихры.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
МИАСС
Тридцать шесть стран участвовало в Первой мировой войне. И Австро-Венгрия в том числе. Многие ее солдаты попали в русский плен. Некоторые, подобно капитану Вихре, добровольно перешли на сторону России. Советское правительство после заключения Брестского мира разрешило пленным эвакуироваться в Европу, но через Владивосток. Одни (среди них и чешский писатель Ярослав Гашек, автор «Похождений бравого солдата Швейка») порвали с чешскими легионами. Большая же часть оказалась по другую сторону баррикады.
Конечно, корпус в шестьдесят тысяч штыков — это не так много для войны, в которую втянуты миллионы. Однако бывшие военнопленные отличались высокой дисциплиной, прекрасной выучкой, были хорошо вооружены. К тому же бело-чешские эшелоны вытянулись по всей транссибирской магистрали, занимая ключевые позиции, где решалась судьба Гражданской войны за Уралом.
Мятеж начался 25 мая 1918 года — ровно неделю спустя после того, как первый поезд с детьми покинул перрон Финляндского вокзала. Он охватил не только Урал, куда прибыли колонисты, но и всю Среднюю Волгу, а также многие города вдоль сибирского пути, включая Владивосток. Огромная территория России отошла в руки бывшего царского адмирала Колчака.
Итак, Петроградская детская колония попала в самый центр восстания. Но, ни сами дети, ни их воспитатели пока что не понимали сути происходивших вокруг событий.
Вагон дернулся и в который уже раз остановился. Наступила тишина, очень неожиданная после громыхания колес. Стало даже слышно дыхание спящих детей. Не спали только старшие, тихонько переговариваясь. Не могли же они пропустить Челябинск!
Симонов приоткрыл дверь. Стала видна полоска звездного неба. Пахнуло паровозным дымом. Он вышел из вагона и поежился. Весенний предутренний воздух был холодным после тепла чугунной печки, рядом с которой он только что лежал.
— Георгий Иванович, а можно нам?
— Давайте. Только тихо.
Ребята вместе с воспитателем стали всматриваться вперед — в ту сторону, где находился Челябинск. Там мигало множество огоньков, слышались паровозные гудки.
— Входной семафор закрыт, — сказал авторитетно Саша Трофимовский.
— Думаю, это надолго, — со знанием дела заявил Петя Александров.
— И вовсе нет, — решительно возразил Гоша Орлов.
— Поживем — увидим, — рассудительно заметил Леша Карпей, оставив за собой последнее слово.
Из вагона показались головы Коли Иванова и Бориса Печерицы. Не дожидаясь, пока и эти двое включатся в спор, воспитатель твердо сказал:
— Давайте лучше спать…
Утром поезд продолжал стоять, но уже не в чистом поле, а в окружении других эшелонов. Это мешало увидеть вокзал, да и пробраться к нему.
Рядом метались люди. Они брали в кольцо железнодорожников. Просили, умоляли, доказывали и грозились… На каждом лице — отчаяние. И так продолжалось бы долго, не появись на перроне чешский офицер в сопровождении солдат. Он спокойно смотрел на происходящее. А затем, даже не повернув головы, что-то сказал своим подчиненным. Два солдата, козырнув, нырнули под вагон.
На соседних путях раздались выстрелы. Всех как ветром сдуло. Остался один офицер. Такой же невозмутимый.
Он прошелся вдоль вагонов с детьми, заглянул в некоторые. И отдал новое распоряжение. На станции назревали какие-то события. Сотни детей могли стать помехой, не говоря уже об опасности для них самих.
Часом раньше мальчишкам все же удалось тайком прошмыгнуть вдоль составов и кое-что увидеть. Рядом со станцией разоружали какую-то часть. Солдаты медленно шли строем по четыре человека в ряд. Одна пара бросала винтовки налево, другая — направо. По бокам этого шествия стояли другие солдаты. Их штыки были направлены в сторону разоружаемых.
Вагоны покидали станцию при закрытых дверях. Их открыли, когда за окнами промелькнули окраины так и не увиденного Челябинска.
До Миасса оставался один перегон.
…Дорога от Челябинска до Миасса очень живописна. Колея идет среди леса, между озерами Чебаркуль и Кисегач. Медные стволы сосен совсем близко подступали к железнодорожному полотну. Клубы паровозного дыма цеплялись за их вершины. В голубом зеркале озера отражались и деревья, и холмы, и тень поезда.
Пете и его друзьям легко было ориентироваться. Они держали в руках карту, нарисованную специально для них Степаном Тимофеевичем Бардиным.
— Ну вот, ребятки, наконец-то наше сидение в вагонах закончено, — сказала Елизавета Аристидовна, когда поезд прибыл в Миасс. — Собираем вещи…
Детвора высыпала из вагонов, как горох из стручков. Группы смешались. Десять дней дороги показались детям очень долгими. Вздохнули с облегчением и воспитатели. Груз ответственности, давивший на их плечи, стал чуть легче. И теперь они шутили и смеялись не меньше ребят. Это были те короткие и беспечные минуты, когда прежние заботы позади, а новые еще только ожидают.
Колонисты стали озираться. Насколько хорошо место, где они проведут каникулы? Привольно ли и красиво здесь?
То, что они увидели, обрадовало. Невдалеке возвышались покрытые лесом горы. Снег на их вершинах еще не успел растаять. Левее простиралось Ильменское озеро. А еще левее, закругляя панораму, бежала река Миасс. Берега ее утопали в зелени. И было понятно нетерпение мальчишек, готовых тотчас бежать к воде. Пришлось им напомнить, что в двух вагонах находится гора вещей, которую следует разобрать.
Ребята с увлечением взялись за дело.
Наконец вещи были рассортированы и погружены на телеги. Колонна выглядела внушительно. Путь до города оказался неблизким. А дорога — скверная. Пыльная и вся в рытвинах. Вот почему, пройдя половину расстояния, решили сделать привал.
Только расположились у обочины, как мимо, четко держа равнение и печатая шаг, прошла группа василеостровцев, ведомая Вячеславом Вихрой. Пели они песню про соколов, которые «в черный час постоят за край родной!».
— Это когда же они научились так красиво шагать? — удивился Георгий Иванович.
— Вихра проводил занятия на всех станциях, во всякую свободную минуту, — ответила мужу не без укоризны Елизавета Аристидовна.
Тем временем внимание мальчишек привлек крест, стоящий на пригорке и сколоченный из бревен. На дощечке выжжена надпись: «На этом месте 3 мая 1918 года злодеями убит 14-летний Федор Васильевич Кырдаев».
Они стали гадать, кто такой Федор Кырдаев и за что его погубили. Но спросить было не у кого.
Только колонисты отошли от могилы, чтобы присоединиться к своей группе, как из леса показалось несколько вооруженных людей. За плечами винтовки и ружья. А за поясом у каждого тесак. Бело-зеленые ленточки на их фуражках уже были знакомы ребятам. Казаки, значит. Спрашивать их о могиле почему-то не хотелось.
Казаки присели рядом и сняли сапоги. Наконец один из них, видно старший, давно не бритый, удостоил мальчиков вниманием:
— Куда вас гонят?
— Мы не овцы, чтобы нас гнать, — ответил с обидой Петя Александров.
Обычно ребята с охотой рассказывали, кто они, откуда и куда путь держат. Эти же незнакомцы не располагали к беседе, а тем более к доверию. И только Карпей дерзко ответил вопросом на вопрос:
— А вы кто будете? И почему ленточки у вас бело-зеленые?
— Ты что же, другие встречал?
— Встречал. У чехов — бело-красные. А в Екатеринбурге мы видели на фуражках у солдат красные звездочки.
— Ишь, глазастый… Так вот, забудь о красных звездочках. Больше не увидишь. Так откуда вы?
— Издалека, — загадочно ответил Коля Иванов.
— Мы из Питера, — с гордостью сказал Александров.
— Вон откуда! Тогда ясно. Отцы, значит, в большевиках ходят. Приехали наш уральский хлеб жрать! Ничего, скоро узнаете, какой он, наш уральский хлебушек.
Перемотав портянки, лесные незнакомцы встали и растворились среди деревьев. Но ненависть, прозвучавшая в их последних словах, не ушла вместе с ними. Доброго настроения ребят как ни бывало. Еще полчаса назад они смотрели на новые для них места с радостью и надеждой. Здесь они будут жить все лето… Собирать грибы… Путешествовать… Строить шалаши… Теперь же за каждой сосной чудился человек с винтовкой и тесаком.
