"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Мне разрешили отдохнуть, пока фрейлины распаковывают мои вещи, когда я получила нежданное и зловещее известие: Вильгельм Оранский был убит, застрелен в собственном доме бургундским агентом Филиппа. По выражению Шрусбери, «выстрел произведен с возмутительно близкого расстояния».

– Это очень печально для меня, – сказала я.

– Но это не печалит ваших родственников Гизов, папу римского или иезуитов, которые шастают повсюду, и, разумеется, Филиппа Испанского. Ваших друзей!

– Они мне не друзья, – ответила я. Действительно, я перестала считать их друзьями. Все, что они могли дать, – это лишь обещания. Я начала подозревать, что они на самом деле не собирались помогать мне, что я стала лишь пешкой в их международной политической игре. Только они могли освободить меня, но не делали этого, потому что им не было до этого дела. А те, кому было дело до меня, – фанатичные роялисты и мелкие дворяне со старинными католическими корнями – оказались бессильны что-либо предпринять. Поэтому я умру здесь, в Англии, в башне, под охраной протестантских драконов.

– Конечно же, они ваши друзья. Если нет, то почему вы заигрываете с ними? Заговор Трокмортона… – Обычно грустные, глаза Шрусбери зловеще сверкали.

Да. Заговор Трокмортона. Так они назвали его в честь моего агента, схваченного и замученного Фрэнсисом Уолсингэмом. Он был связным между мною, испанским послом и заговорщиками в Европе, которые разрабатывали «Священную инициативу».

– Мне просто сообщали об этом, – сказала я. – Я не предлагала ни советов, ни поддержки.

– Вы должны были сообщить об этом королеве Елизавете! Вам приходилось слышать о «недонесении об измене»? Это значит, что человек знает об измене и умалчивает о ней. Это преступление! – Он повысил голос, а его лицо исказилось от гнева. В последнее время Шрусбери заметно изменился: он одряхлел, сгорбился; он смертельно устал от неблагодарной задачи, возложенной на него королевой Англии. Понятным образом он чувствовал себя обманутым из-за того, что я осмелилась «строить заговоры» у него под носом. Это был деликатный момент.

– Дорогой друг, давайте не будем играть словами. Речь идет о более значимой проблеме, которая появилась с тех пор, как меня незаконно задержали в Англии. Тогда я сказала сэру Фрэнсису Ноллису то же самое, что говорю и сейчас: «Если меня будут насильно удерживать здесь, вы можете быть уверены, что, как человек, пребывающий в отчаянном положении, я воспользуюсь любыми средствами, которые помогут ускорить мое освобождение». Каждый заключенный пытается обрести свободу, а тюремщик старается не допустить этого. Но даже в этих рамках мы можем оставаться достойными людьми.

– Достойными? Они собирались убить Елизавету!

– Никто не советовал убить Елизавету.

– Этот Сомерфилд…

– Сомерфилд был безумцем, – перебила я. – Вы имеете в виду человека, который выступил из Уоркшира с намерением застрелить королеву и насадить ее голову на кол, называя ее змеей? Подобает ли монарху бояться такого человека? Мы трепещем от этой угрозы!

– Я уверен, что вы были бы только рады, если бы он достиг успеха! – заявил Шрусбери, воинственно выставив бороду.

Его слова глубоко оскорбили меня, но я старалась не показывать этого. Меня, потерявшую Риччио и Дарнли, жестоко убитых заговорщиками, мутило от одной мысли об этом. Убийство всегда отвратительно, будь то яд, пуля, кинжал или меч, даже если конечный результат выглядит желательным.

– Теперь вы клевещете на меня, – наконец сказала я.

– Вы не хуже других знаете, что происходит после смерти монарха! – Он едва не сорвался на крик. – Не разыгрывайте невинность передо мной! Все полномочия прекращаются вместе с ним: шерифов, советников, судей, магистратов, парламента. Единственная власть остается у наследника, следующего по очереди, а это вы!

– Тогда мне тоже нужно бояться убийц, – сказала я. – Вы в самом деле думаете, что мне позволят взойти на трон? Нет.

– Но вы думаете об этом!

– Разумеется, я думала об этом, а кто бы в моем положении не думал? Не называя имени своего преемника, Елизавета каждый день играет с судьбой.

– Потому что против нее строят заговоры? – Шрусбери вцепился в тему, как бульдог.

– Нет, потому что каждый прожитый день – это дар Божий. Мы можем умереть в любой момент от естественных причин. Ничто не предопределено.

– Зато совершенно ясно, что убийство быстрее и надежнее любых планов вторжения, которые требуют такой подготовки и координации, что в конце концов исчезают сами собой. А тайные письма и те, кто их передает, неизбежно оказываются раскрытыми, – добавил он, явно довольный собой.

– Благодаря вашему Уолсингему и его палачу в Тауэре, – сказала я. Они схватили Трокмортона, завладели его бумагами, пытали его, а потом казнили. Испанский посол, находившийся в центре заговора, был с позором изгнан из Англии. Теперь в Лондоне не осталось представительства Испании, и это означало, что вся моя переписка велась через Францию.

– Да, благодаря ему. И может быть, вас порадует новость о том, что иезуита Крейтона схватили голландцы, когда он плыл в Шотландию. Его кошель был набит документами о «Священной инициативе». Он стал рвать их и бросать за борт, но знаете что? Ветер помог английской короне и отнес их обратно на палубу, где их собрали наши агенты. Как вам такая новость?

– Здесь уместны лишь метафоры: сама природа благоговейно склоняется перед Глорианой, Королевой фей.

– Вы смеете возводить хулу на королеву? – Он брызгал слюной.

– Елизавета – смертный человек, и никто не может богохульствовать в адрес смертного [257], – ответила я. – Поэзия не принадлежит к царству реальности. Боюсь, что вы, как и остальные, размываете черту между ними. Называйте ее Королевой фей, Глорианой, Астреей, Цинтией или как вам угодно – она в первую очередь политик, а не богиня. Кроме того, – я не удержалась от сарказма, – разве не богохульство с вашей стороны делать ее языческой богиней и создавать национальный культ «королевы-девственницы»?

– Скоро соберется парламент, и тогда мы решим, как лучше защитить ее. Могу заверить, вас там не ждет ничего хорошего!

– Друг мой, – сказала я. – Со мной не случилось ничего хорошего с того момента, как я сошла на берег в Уоркингтоне, оступилась и упала. С тех пор я так и не выпрямилась в полный рост. А теперь, – я попыталась смягчить тон, – теперь я уже не могу распрямиться из-за ревматизма. Правда, мое состояние заметно улучшилось благодаря вашему любезному разрешению отправиться на воды в Бакстон.

Шрусбери бледно улыбнулся. Он находился в затруднительном положении: мы не могли быть настоящими друзьями.

В результате у меня оставалась лишь одна надежда – совместное правление с Яковом. Это могло стать для меня почетным выходом из чистилища. Но если нет… тогда мне придется терпеть дальше, ибо пути Господни неисповедимы. Он властен над Елизаветой и надо мною, и Его воля свершится независимо от наших планов и усилий Уолсингема».

XVIII

– Пока эта дьявольская женщина жива, ее величество королева Елизавета не может быть спокойна за свою корону, а мы, ее верные слуги, – уверены в собственной жизни, – тихо сказал худой мрачный мужчина.

Он поднял миниатюру Марии, королевы Шотландии, и показал ее своему спутнику, словно талисман, обладавший чудотворной силой.

– Но, сэр Уолсингем, наша милостивая госпожа отказывается смотреть правде в глаза, – ответил Томас Фелиппес, главный агент Уолсингема. Фелиппес выглядел так, словно состоял из наполовину растаявшего свечного сала; его волосы и кожа жирно поблескивали, а лицо усеивали оспины, словно он подошел слишком близко к огню и начал таять.