Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

49

Дорога перед лавкой господина Ахмада, казалось, как и всегда, кишмя кишела прохожим людом, повозками, посетителями магазинчиков, плотно прижавшимся друг к другу по обеим рядам дороги. В самом начале её украшал ажурный ряд лавок, стоявших рядышком. В мягком ноябрьском воздухе солнце пряталось за лёгкими облаками, и лучики его, белые, как снег, блестели над минаретами мечетей Калауна и Баркука, словно озерца света. Ничто на небе или на земле не нарушало привычного распорядка, видеть который господин Ахмад привык ежедневно. Однако на него, на его домочадцев, а может и на всех людей сразу накатила волна тревоги, что вывела их из равновесия. Господин Ахмад даже заметил про себя, что никогда не было такого, чтобы одна единственная новость могла вот так сплотить людей, заставить их сердца забиться в унисон в едином порыве. Фахми молчал, ибо не он завёл первым беседу о том, что ему пересказали со многими подробностями, и о том, что он и так уже узнал о встрече Саада с вице-королём вечером того же дня. На посиделках в кафе один из друзей Ахмада уверял, что эта новость — правда, и в том нет сомнений. А в его лавке клиенты, которые даже не знали друг друга раньше, не раз принимались рассказывать об этой встрече. Тем утром после долгого отсутствия в лавку его влетел шейх Абдуссамад, который не удовлетворился чтением нескольких айатов Корана и получением своей доли сахара и мыла. Ему непременно нужно было первым сообщить всем новость о визите, да ещё таким тоном, словно он объявлял о таком радостном событии, как свадьба. А когда Ахмад спросил его в шутку — что он думает о результатах этого визита, то шейх ответил:

— Невозможно!.. Невозможно, чтобы англичане ушли из Египта. Вы что, считаете их безумцами — покинуть страну бескровно?!.. Бой будет непременно. Нет другого пути изгнать их отсюда. Может быть, нашим государственным мужьям повезёт хотя бы изгнать австралийцев, чтобы вновь к нам вернулась безопасность, как и раньше. Но вот мир!..

В эти дни голова Ахмада была напичкана всеми этими новостями и разными чувствами. Его сильно интересовали политические и отечественные события, и потому он погрузился в ожидание чего-то нового, что заставляло его в тревоге читать газеты, которые в массе своей казались изданными в чужой стране, а не в Египте: ни переживаний, ни жизнерадостности в них не было. На встрече с друзьями он с любопытством жаждал узнать, что же скрывается за всем этим. При таких обстоятельствах он и увиделся с господином Мухаммадом Иффатом, когда тот стремглав вошёл в его лавку. Взгляд у вошедшего не был суровым, а движения не отличались бодростью, что говорило о том, что он просто заглянул сюда, чтобы выпить кофе или рассказать о чём-то неотложном. По виду друга Ахмад совсем не мог сказать, что того обуревают страсти или переживания, как и его самого. Мухаммад Иффат прошёл мимо покупателей, которых обслуживал Джамиль Аль-Хамзави, и Ахмад заговорил с ним первым:

— Доброе утро. Что нового принёс?

Мухаммад Иффат занял место рядом с рабочим столом Ахмада и улыбнулся чуть ли не с удивлением, словно фраза друга «Что нового принёс?» была как раз тем самым вопросом, который повторялся каждый раз, как он встречал одного из своих товарищей, и констатацией его чрезмерной важности в эти дни из-за прямого отношения к некоторым особо важным египетским персонам из ближних кругов.

Господин Иффат всегда был соединительным звеном между своим истинным сообществом, состоявшим из торговцев, и теми привилегированными чиновниками и адвокатами, к которым он очень давно присоединился. Если Ахмад и занимал в его глазах особо почётное положение благодаря своим достоинствам и характеру, и близкий круг друзей-торговцев не утрачивал своей значимости, то на чиновников и прочих титулованных особ он взирал с подчёркнутым уважением. Его близкие связи с ними стали ещё более значимыми в эти дни, когда появилась та самая «важная новость» — важнее, чем еда и вода!.. Мухаммад Иффат развернул газету, которую держал свёрнутой в правой руке, и сказал:

— Новый шаг… Я теперь не только приношу новости, но и стал счастливым уполномоченным посланником для тебя и таких же почтенных друзей, как ты…

С этими словами он передал ему газету, и улыбаясь, пробормотал:

— Прочти.

Ахмад взял её и прочёл:

«Мы, поставившие свои подписи под этим документом: господа Саад Заглул-паша, Али Шаарави-паша, Абд Аль-Азиз Фахми-бек, Мухаммад Али Алуба-бек, Абдоллатиф Аль-Мукбати, Мухаммад Махмуд-паша и Ахмад Лутфи Ас-Сайид-бек и другие, желающие присоединиться к нам ради поиска мирного и законного пути, нашли способ в стремлении к полной независимости Египта…»

Лицо Ахмада засияло от радости, пока он читал имена членов «Вафда», которые уже слышал раньше в новостях о событиях, происходивших в родном отечестве, и которые были у всех на устах. Он спросил:

— Что это значит?

Мухаммад Иффат пылко сказал:

— Разве не видишь все эти подписи?… Поставь под ними свою подпись и попросил Джамиля Аль-Хамзави сделать то же самое. Это одно из полномочий «Аль-Вафда», своего рода доверенность, с помощью которой они будут представлять всё египетское общество…

Ахмад взял ручку и радостно поставил свою подпись. Радость его была заметна по блеску синих глаз и по мягкой улыбке, игравшей на губах, и говорившей о счастье и гордости из-за того, что своей подписью он предоставляет полномочия Сааду и его коллегам — тем самым государственным мужьям, что завладели душами всего народа, несмотря на то, что ещё и не прославились как следует, но зато их действия уже воспринимались как нечто вроде новой панацеи, воздействовавшей на образ мыслей больного, страдающего давним неизлечимым недугом, хотя и применяли её только впервые. Он подозвал к себе Аль-Хамзави, и тот в свою очередь подписал бумагу, затем он повернулся к хозяину и с большим интересом сказал:

— Вопрос этот очень серьёзен, судя по всему!..

Мужчина стукнул кулаком по краю стола и сказал:

— Чрезвычайно серьёзен! Всё происходит решительно и твёрдо. Однако мне так и не известно, к ему все эти полномочия?… Тут сообщают, что «англичанин» спросил, от имени кого Саад и его товарищи приехали говорить с ним прошлым утром 17 ноября. А «Вафд» просто прибегнул к этим доверённостям, чтобы доказать, что он говорит от имени всей нации…

Ахмад с волнением заметил:

— Если бы Мухаммад Фарид был среди нас.

— К «Вафду» из партии народников присоединились Мухаммад Али Алуба-бек и Абдоллатиф Аль-Мактаби…

Затем Ахмад встряхнул плечами, как бы отряхивая с себя пыль прошлого, и сказал:

— Все мы помним Саада, и какой шум он наделал, когда заведовал министерством просвещения, затем министерством юстиции. Я все ещё помню, как его приветствовала газета «Ал-Лива», после того, как он выставил свою кандидатуру на министерский пост, и не забыл пока, как потом на него нападали. Я не отрицаю, что испытывал к нему симпатию, даже когда на него нападали критики, хотя мне очень нравился его проигравший соперник Мустафа Камиль, но Саад всегда доказывал, что достоин восхищения. И его последнее действие достойно занять самое дорогое место в наших сердцах…

— Ты прав… Удачный ход. Помолимся Аллаху, чтобы он благополучно выполнил его…

Затем он с интересом произнёс:

— А интересно, позволят или им совершить эту поездку?… И что они будут делать, если всё же отправятся туда?…

Мухаммад Иффат свернул газетный лист, затем встал и произнёс:

— Завтрашний день не так уж далёк… Увидим…

По дороге к двери на Ахмада напал игривый дух, и он прошептал на ухо другу:

— Я так рад из-за этой всенародной доверенности, что чувствую, будто пьян и утешусь большой рюмочкой, что поставлю промеж бёдер Зубайды..!

Мухаммад Иффат дёрнул головой под воздействием его слов, словно картина, нарисованная его другом — рюмка вина и Зубайда — опьянила его, и пробормотал:

— Каких благородные речи мы слышим…

Затем покинул лавку, а Ахмад улыбнулся его вослед: