Алексей Меняйлов - Россия: Подноготная любви.
Даже такой мыслитель, как Полибий, не смог до конца объяснить столь странное, невыгодное с точки зрения интересов индивидуального самосохранения и выгоды (дарвинщины) поведения распространеннейшего типа людей - предателей. С какой стороны ни посмотри, предатели ведут себя противоположно интересам выживания, антилогично. Полибий, спасибо ему, это замечает, и говорит, что поведение предателей похоже на поведение животных, "бессмысленных тварей", - всегда, стоило бы ему добавить, стадных.
Иными словами, Полибию все-таки удалось подметить, что предательство есть плод бессознательного - оно их и отличает от героев. Предатель генерал Власов просто кокетничал, когда забалтывал своих сослуживцев по эфемерной РОА, что именно мысли, логические построения, одолевавшие его в те две недели, в течение которых он бродил по лесам и прятался в избе, и были причиной того, что он не стал партизаном (как те научные работники, которые как раз в это время и начали громить немцев в соотношении 1:1500), а перешел в благорасположение копрофила Гитлера.
Мысли - кто же спорит! - у Власова в голове циркулировали, но только они были не более чем рационализациями, самооправданиями.
Беда Полибия в том, что он, заметив бессознательность предателей, все равно рассуждал о неких осознанных целях, ради которых столь многие люди осуждают себя на бедствие предательства. Полибий запутался не случайно: время у него подумать было, сущность предательства он, грек на службе у римских захватчиков, понять не согласился.
Предательство выживанию не только не способствует, но, напротив, гарантирует гибель - так было не только в античные, психоэнергетически более, в сравнении с нашим веком, здоровые времена, но и во времена сверхвождя XX века.
В Великой Отечественной (в особенности в 41-м) погибали прежде всего предатели. Те, которые сдавались сверхвождю, - оказывались в концлагерях, где и гибли от тифа и голода.
Получалось: если Родина значима - жизнь; если Родина не значима (значим сверхвождь) - смерть.
А что это такое - Родина?
"Предательство" и "Родина" - понятия взаимосвязанные, еще Полибий пытался определить "предательство" через понятие "Родина".
Родина - это что - территория?
Но управлять территорией может кто угодно; так значит, любящий Родину будет верен всего лишь тому, кто данное селение или группу селений захватил последним? (Как это делали православные священники в 1812 году?) Маловато для того, чтобы зрелый неугодник согласился отдать жизнь. А если захватчик подчинил территорию через браки (как евреи - Хазарский каганат, а немцы - Россию при Романовых) - им в угоду что ли гибнуть?
Итак, Родина - не территория (во всяком случае, для неугодника - и именно для неугодника!).
Может быть, "Родина" - это "народ", ohlos? Ведь как внушают многие идеологи, представляемые вождями как умные, Родина - это якобы общность истории, общность эмоций, общность крови, подсознательных образов, наконец. Так что же, немецкому неугоднику надо было умирать за Гитлера - идти убивать русского неугодника?
Между ohlos"ами нет принципиальной разницы, разве что со времен Вавилонского смешения языков и, как следствие, разделения единой толпы на стаи (при сверхвождях - субстаи), они действительно окончательно утратили связь друг с другом, но только на логическом уровне - при появлении же сверхвождя понимая друг друга без слов.
Итак, Родина - это не безмозглая толпа, любящая даруемое сверхвождем одурение; неугодник от этого состояния "ничто" бежит.
С чего начинается Родина?
С той песни, что пела нам мать…
Мысль о том, что основа Родины - колыбельная, напета идеологами уже всем народам, и не только напета. Из этой внушаемой "внутренниками" мысли есть маленькое следствие: достаточно создать всепланетное средство коммуникации и вновь и вновь передавать по ним одну и ту же песенку - и, учитывая переимчивость женщин, уже в следующем поколении вся планета покроется единой всепланетной стаей. Опять получается: Родина - всепланетная стая, поющая одну на всех песню? Неугодникам места не остается - ведь поющая стая не стесняется убивать всякого, не способного угадывать нюансы хорового пения.
Итак, Родина начинается не с колыбельной.
Вообще, Родина - понятие специфически неугодническое.
Следовательно, Родина - есть противоположность иерархии.
Родина - это тот самый Великий Город, который противостоит сверхвождю.
Следовательно, предательство Родины, как то заметил еще Полибий, есть исполнение воли сверхвождя.
Предательство - есть всякое действие по упорядочиванию всепланетной стаи.
Родина там, где нет предательства. Где нет стаи.
Итак, любой исполнитель - предатель потому только, что он - исполнитель.
Лев Николаевич Толстой прошел намного дальше Полибия, и потому заметил, что всякое соучастие во власти есть для Божьей души нечто противоестественное (не за это ли его на самом деле отлучили от госрелигии?). По Толстому, человек только тогда Человек, когда он суверенен и, следовательно, вождю - всякому, а тем более, сильному - духовно противостоит. Толстой понимал, что такое Родина, не мог жить именно без России, и книги его спустя десятилетия были фактором победы над сверхвождем. Закономерно, что священники его отлучили, а дети этих священников кадили Гитлеру.
Предательство - это пребывание в состоянии ohlos; присоединение же к сверхвождю - всего только следствие.
Итак, Родина - это вовсе не территория (метанация порой меняет матричный этнос*); это не общий язык; это не общий застревающий в теле памяти мусор преступлений, лицемерно укрытый словом "судьба"; это не колыбельная; это не определенные растения (например, русские березки, как то внушали идеологи коммунистической эпохи; Льву Толстому, не предателю, и в голову не пришло бы вспоминать о специфических растениях как признаке Родины).
Родина - надтерриториальна; другое дело, что перед Вторым Пришествием Христа сформируется страна, где будет повышенная концентрация не вписывающихся во всепланетную стаю людей.
Родина - наднациональна; другое дело, что на территории, где неугодники будут собираться в своих потомках столетиями - ввиду смешения кровей и того, что люди несущественное склонны забывать, - они будут называть себя по имени матричного этноса.
Родина - надкультурна; хотя у неугодников есть и эстетические предпочтения - естественно, иные, чем у "внешников" и "внутренников".
Из всего вышесказанного возникает множество вполне осязаемых следствий. В том числе конкретизирующие новую концепцию Второй мировой войны.
Одно из них следующее: способность и тяга к власти уже есть признак предательства!
Убедимся в этом на примере неслучайных действий, приказов, кадровых и ассоциативно-эстетических предпочтений в первые месяцы войны одного в ряду многих ему подобных субвождей - товарища Сталина.
Глава тридцать восьмая. САМОЕ СЛАБОЕ МЕСТО ГИТЛЕРОВСКОЙ СТАИ И САМОЕ СИЛЬНОЕ ОРУЖИЕ РУССКИХ
Всем без исключения известно еще с детства, со времен детских драк, что для того, чтобы победить противника, нужно самой сильной рукой (ногой, оружием) ударить в самую слабую из доступных точек тела. Это знают и девочки - сильнее всего уязвить можно, только затронув самую болезненную тему. Помнят об этом и став взрослыми, - скажем, офицерами, в том числе и военачальниками. И если эти военачальники действительно хотят защитить свой народ, они бьют противника наиболее эффективным приемом в самое слабое место. Предатель же, напротив, будет стараться отвести удар от самого слабого места своего тайного хозяина, а если наносить удары обязан по должности, то будет направлять их куда угодно, но не на слабое место. Именно таким образом и можно выявить предателя в своих рядах, анализируя, кто и от чего удары отводит, естественно, под видом нацеливания их на якобы тоже значимые объекты. Метод абсолютен: в драках совершаются не ошибки, а саморазоблачения.
Очень большая драка называется войной.
С теми же закономерностями в действиях противостоящих сторон.
Самым слабым местом в военной машине гитлеровцев, в особенности на первом этапе войны, была служба снабжения сверхдефицитным горючим: во-первых, потому, что средства доставки топлива уязвимы, тем более, что перевозки осуществлялись по оккупированным территориям, обедненным войсковыми частями; во-вторых, потому, что вследствие крайней ограниченности источников потери горючего невосполнимы; и т. п. Наиболее эффективным контингентом советских вооруженных сил на первом этапе войны были русские неугодники (небольшие группы спонтанных партизан).
И о катастрофичном положении с топливом, и о наличии в России неугодничества (хотя бы в форме склонности к партизанской войне) отчетливо предзнали и Гитлер, и Сталин - в том числе не могли это не осмысливать и на логическом уровне.
