Дэвид Бейкер - Путь слез
– Гребцов? – не поверил ушам Карл.
– Si, si, ragazzo, – засмеялся Бенедетто. – Именно гребцов. Грести ведь легче, чем идти. Обе лодки вмещают в себя четырех гребцов и груз – тюки с шерстью, которые вам должно доставить. I Го места будет довольно на всех вас.
Ага, менестрель, – недовольно протянул Карл. – Самые младшие не смогут грести и…
– Не смогут, но я-то смогу, – сказал Петер. – У нас довольно сильных рук, чтобы грести. Да! И Бенедетто нам поможет. Мы справимся.
Бенедетто перестал улыбаться.
– С твоего позволения, Петер, но мой путь кончается на этом месте.
Поднялся целый хор возражений крестоносцев.
– Нет-нет, ты должен остаться… Ты один из нас… Нам нужны твои песни!
– Bitte, bitte! – умоляла Фрида. – Ты должен пойти с нами. Мы полюбили тебя, менестрель, да и ты один знаешь эти земли.
Вил выступил вперед.
– Послушай, ты нам нужен.
Бенедетто заломил руки.
– Мои слова не выразят того, как сильно вы успели полюбиться мне. Но с самого начала нашего знакомства я многое потерял. При осаде крепости я лишился той несчастной доли самоуважения, которая у меня была. На этих самых берегах я познал горечь невосполнимой потери, когда мы хоронили малышей. Ах, а бедняжка Мария!.. Мое сердце не выдержит более. Bambini, amici… цена путешествия стала слишком высока, а я всего лишь бедный человек. Я тоскую по своей пристани, где бы я смог петь веселые песни и наблюдать, как мирно течет жизнь вокруг меня.
– Вот уж поистине неблагородное дело, – резко оборвал его Петер. Все мы можем время от времени прятаться в страхе, но предпочесть всю жизнь скрываться – ach, какая самовлюбленная трусость!
Бенедетто опешил от упрека священника.
– Я только пожелал сидеть у воды, петь свои песни и радовать путников. Мне не нужно все это… душевное расстройство.
– Ну и живи себе, как деревенский простофиля. Иди же! Спрячься на своей жалкой пристани, и лиши людей того большего, что ты можешь им дать.
– Почему ты так строг ко мне, Петер? – жалобно спросил Бенедетто. – Я послужил, помог вам, что стоило мне больших усилий. Разве мы не можем мирно распрощаться?
Петер покачал головой, но голос смягчил. Он беспокоился о менестреле, и ему вовсе не доставляло удовольствия сурово поучать его. Дети обступили их обоих и ждали ответа священника.
– Дорогой Бенедетто, ежели бы я молился об исполнении твоих чаяний, я поступил бы как ложный друг. Ибо твои же слова обвиняют тебя, а не я. Ты сам говоришь, что твое сердце жаждет спрятаться от всего, что может заставить тебя страдать Ты не ищешь ни временного отдыха, не заботишься о том, как лучше служить другим. Нет, ты просто спасаешься бегством и трусливо скрываешься.
Открытые слова священника начали злить Бенедетто – верный знак, что слова метко поразили цель.
– Я не скрываюсь! гневно возразил он. – Я ищу простой жизни.
Петер спокойно продолжал.
– Я тебе не судия, да и не ведомы мне тайные намерения твоего сердца. Прости меня, ежели я неправ, добрый друг, но тебе не мешало бы здраво пересмотреть собственную жизнь.
Петер помолчал и положил обе руки менестрелю на плечи.
– Кое-кто заявлял, что простая жизнь достойнее всякой другой. Однажды я сам удалился в монашеский орден, дабы жить просто. Моя жизнь подчинялась простому тройственному обету: беднота, целомудрие, послушание. Но она была тщетой. Нам всем бы хотелось жить просто, без затей, но мир, которому мы призваны служить, это бурный водоворот сомнений и разочарований.
Бенедетто отстранился от священника.
Я был счастлив на пристани. Меня не посещали никакие тревоги, пока я не повстречался с тобой и остальными. Я хочу вернуться к прошлой, безмятежной жизни.
– Истинно, истинно простота может быть в радость. Но простота бывает разная. Когда человек понимает, что миром управляют простые истины, – такую жизнь я охотно похвалю. Однако путь такой простоты лежит именно через жизненный водоворот, дабы преодолев его, мы смогли вполне насладиться простыми истинами.
А простота, к которой стремишься ты, Бенедетто, – другого рода: это чистой воды невежество. Радость, предлагаемая оной, мимолетна, и не спасает от тягот жизни, которые со временем будут притеснять тебя все сильней и сильней. Невежество руководствуется слепотой, а слепота никогда не считалась добродетелью. С годами мнимое блаженство слепоты обратится несчастьем, Бенедетто.
Менестрель не желал, да и не мог признать правоту Петера, и or этого ему стало не по себе. Он долго колебался с ответом, наконец, сказал:
– Я… я не могу жить подобно остальным, Петер. Я не могу сносить собственный позор. Посмотри на меня: я неказист и глуповат. Я поведал вам о том дне, когда священник отвез меня в замок? Я не рассказал всю правду. То был не жест благодетели – отец отдал меня тогдашнему Верди в качестве придворного шута. Шута! – У него дрогнул подбородок.
– Я не обладаю ни дюжим умом, ни большими руками, чтобы забрасывать рыбацкую сеть или жать пшеницу – ничем. У меня есть только музыка, которой я живу.
Бенедетто изо всех сил сдерживался, дабы не заплакать.
Слушатели исполнились искренним состраданием, и многие глаза прослезились. Петер стоял безмолвно, а сердце отчаянно ныло внутри него. Он не сожалел о высказанном упреке, но сомневался, правильно ли он подобрал слова. Возможно, знай он о прошлом Бенедетто, его речь была бы менее взыскательной и пылкой. Священник напомнил себе, что он призван ободрять, а не ранить.
Он ласково улыбнулся, подошел к менестрелю и заключил его в объятья.
– Ах, Бенедетто, следуй своим путем и размышляй над моими словами по мере сил, которые дает тебе Господь. Мы же всегда будем любить тебя.
Дети окружили плачущего Бенедетто. Некоторые взяли его за руки.
– На рассвете, – сдавленно проговорил он. – Я сказал купцу, что вы будете у пристани на рассвете.
Задолго до рассвета Вил поднял крестоносцев, чтобы западным берегом дойти до рыбацкой деревушки.
– Подъем. Всем проснуться. Поднимайтесь! Нам нужно идти. Скорей, скорей!
Дети тихо и привычно послушно выстроились в колонну, позевывая и потирая глаза, и грызли: кто – хлебную корку, кто – твердый кусочек вяленой рыбы или копченого окорока. Получив последние приказания, они бесшумно скользнули в мутный предрассветный туман, следуя за серебристой кромкой воды. Когда забрезжил первый свет, они увидели кирпично-глиняные стены безымянного селения. Бенедетто повел детей прямиком к единственному причалу. Угрюмого вида управляющий еще издалека стал разглядывать детей.
– Кого ты мне привел, менестрель? – прорычал он.
– Эти дети сильны и надежны, мой господин.
Управляющий поправил широкий кушак, который охватывал его круглый живот, и провел пальцами по волосам.
– Что-то не похоже. Я собираюсь в свою контору, в Стреза. Думаю, там я найду команду получше.
– Как я говорил, друг мой, – прошептал Бенедетто, – они доставят ваш груз до самой Павии бесплатно, ежели вы позволите ехать всем детям.
Управляющий подозрительно посмотрел на вероятных гребцов.
– Я вижу нескольких сильных парней, но что же малые?
– Ах, синьор, – настаивал Бенедетто. – Озеро… покойно, а Тичино течет плавно. И с этими самыми детьми я плыл по неистовой Роне.
– Я никогда не плавал по Роне.
– Вы никогда не бывали на Роне?
– Нет.
– Ха! Да по сравнению с ней Тичино и это ваше озеро просто сонные пруды!
Управляющий колебался.
– У моего господина тяжелый нрав. Я не отважусь доверить детям столь ценную поклажу.
– Ну же, друг, – понуждал его менестрель. – Они ведь крестоносцы из Священного Похода. На них пребывает рука Божья, неужто вы не видите? С тех самых пор, как они покинули родные деревни на далеком севере, ангелы повсюду ступают с ними. Они благополучно перебрались через великие горы, а вы боитесь доверить им всего-то две жалкие баржи? Сами ангелы предлагают вам охрану груза без никакой платы, а вы еще сомневаетесь?
– А где гарантия, что они довезут мой товар в целости? Мой господин ожидает баржи в Павии, чтобы потом отправить их за тонким сукном и…
– Справедливое замечание, синьор. Могу вам предложить следующее: я останусь здесь как залог до тех пор, пока товар не будет доставлен в сохранности.
А что мне делать с менестрелем-поручителем?
Бенедетто пожал плечами.
– Я стану играть, и ежели лодки не вернутся через две недели, отдам вам все вырученные деньги. А ежели они вернутся вовремя, деньги останутся у меня, а вы отблагодарите меня скромной… частью прибыли.
Управляющий возмутился и грозно посмотрел Бенедетто прямо в моргающие глаза.
– А ты хитер, – пробормотал он, – но за услуги получишь шиллинг и ни пенни больше.
Они хлопнули по рукам. Бенедетто улыбнулся и призывно помахал друзьям подойти к плоскодонкам.
В каждой лодке лежали аккуратные кучки овечьего руна, которое прошло весь путь через Францию и направлялось к прядильщицам Милана. На носу и вдоль кормы на всю ширину лодки раскинулись длинные деревянные скамьи, над которыми выжидающе томились длинные весла в железных петлях.
