Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 1
Вскинув на него испуганный взгляд, девушка тихо вскрикнула и бросилась бежать. В тот же миг ее собеседник быстро обернулся, и Василий с удивлением узнал вспыхнувшее гневом и ненавистью лицо Хисара-мурзы. Взглянув на него, как на пустое место, Василий повернулся и медленно зашагал назад.
В эту ночь он долго не мог уснуть. Сначала все ему казалось ясным: Фейзула любит Хисара и так печалилась лишь потому, что он не обращал на нее внимания. Ну, а теперь они, видно, договорились, стало быть и дело с концом… Однако, поуспокоившись, он вспомнил, с каким выражением лица Фейзула слушала Хисара, и мысль его сразу ударилась в противоположную крайность: этот человек имеет над ней какую-то непонятную власть, он ей угрожает, и именно от него нужна ей защита. Может быть, она сегодня и пришла на то место в надежде, что туда явится он, Василий, и она расскажет ему все, как обещала! А Хисар ее подстерег… Конечно, это так! Не может такая девушка любить этого дрянного, злобного человека, по возрасту годящегося ей в отцы! – Надо будет завтра же встретиться с Фейзулой и во что бы то ни стало поговорить с ней начистоту. Заснув с этой мыслью, Василий, против обыкновения, проснулся поздно и, приведя себя в порядок, тотчас отправился на вчерашнее место, думая, что если Фейзула приходила туда, надеясь на встречу с ним, – она придет и сегодня, ибо видела, что он тоже ищет этой встречи. Но ее там но оказалось.
Тщетно прождав около часу, он за кустами подошел к стойбищу Чимтая и, оставаясь невидимым, долго еще высматривал, не появится ли Фсйзула из какого-нибудь шатра. Потеряв наконец всякую надежду и собираясь уже возвращаться домой, он вдруг увидел ханум Кичик, шедшую к кибитке, которая стояла в нескольких шагах от того места, где он скрывался. Вспомнив, что Кичик близкая подруга Фейзулы, и чувствуя к этой женщине симпатию и доверие, Василий, не долго думая, вышел из-за кустов и направился прямо к ней.
– Привет тебе, достойнейшая и благородная ханум, – сказал он, почтительно поклонившись молодой женщине.
– Это ты, князь? – с удивлением воскликнула Кичик. – Что ты здесь делаешь? Если подстерегал меня, то смотри, мой муж ревнив, как два шайтана! – со смехом добавила она.
– Прости меня, ханум, если я зря подвергаю тебя такой опасности, – ответил Василий, невольно и сам впадая в шутливый тон. – Я бы никогда не осмелился поднять свои недостойный взор на прекраснейшую и добродетельную жену почтенного Туй-ходжи-оглана. Меня привела сюда иная причина.
– Какая же? – с любопытством спросила Кичик.
– Я надеюсь на твою скромность, ханум, и на то, что ты не истолкуешь дурно моих намерений: я хотел увидеть Фейзулу.
– Вот как! – удивленно протянула Кичик. – Какими же побуждениями вызвано это не совсем обычное желание?
– Верь мне, ханум, – самыми чистыми! Я заметил, что последние дни она была очень печальна. И подумал: может быть, с нею случилась какая-то беда и ей нужна помощь друга.
– Ах, ты все-таки заметил, что последние дни она была печальна? – с легкой насмешкой в голосе спросила Кичик, – Ты очень наблюдателен. Может быть, ты понял также, почему она была печальна?
– Этого я не знаю, ханум, и именно это я хотел бы выяснить. Не могла бы ты оказать мне милость и позвать сюда на минутку Фейзулу? Если тебе моя просьба кажется нескромной, прошу и тебя возвратиться: я буду говорить при тебе.
– Фейзула выйти не может, – после короткого раздумия ответила Кичик. – Она больна и лежит в своем шатре.
– Она больна? – с тревогой воскликнул Василий. – Что с нею приключилось, ханум?
– О, ничего опасного, – ответила Кичик, взглянув на него потеплевшим взглядом. – Просто она много плакала, и у нее голова болит. Это скоро пройдет. Но для того, чтобы, узнать причину ее печали и слез, тебе вовсе не нужно с нею видеться. Все это я могу объяснить тебе гораздо лучше, чем она сама.
– Сделай такую милость, добрейшая ханум!
– Так слушай: к Фейзуле сватается хан Хисар. Он уже два раза говорил ей о своей любви и о том, что хочет просить у Чимтая ее руки. И если он до сих пор этого не сделал, то лишь потому, что надеется сначала уломать Фейзулу: он боится, что Чнмтай не отдаст ему дочь без ее согласия. Но Чимтай ее ни о чем не спросит, и Фейзула это знает. Хисар-мурза хорошая партия: он очень высокого рода и, вероятно, будет царствовать в Мавераннахре. Если он попросит Фейзулу в жены, Чимтай ему не откажет и свое обещание сдержит, что бы потом ни случилось: он честен и упрям как бык! Понимаешь теперь?
– Не совсем: почему же Фейзула так убивается, если Хисар столь завидный жених? Будет она царицей Маверанаахра, – с горечью добавил Василий.
– Потому убивается, что любит другого, – строго сказала Качик.
– А этот другой?
– А этот другой или слеп, или не считает Фейзулу достойной своего внимания.
– Кто же этот ротозей? – пробормотал Василий.
– Я думала, что вы, русские, умнее! – расхохотавшись, ответила Кичик.
– Погоди, ханум! Что ты хочешь этим сказать? – воскликнул пораженный Василий.
– Что она любит тебя, князь. И вот подумай теперь, каково ей сидеть и ожидать, что всякую минуту к Чимтаю может явиться ненавистный ей Хисар-мурза и получить ее в жены, пока ты ходишь по берегу озера и вздыхаешь!
– Она сама тебе сказала, что любит меня?
– Ничего она мне не говорила. Но я женщина, и у меня, благодарение Аллаху, глаза на месте.
– И ты уверена, что не ошибаешься?
– Так же уверена, как и в том, что говорю сейчас с самым недогадливым мужчиной, из-за которого даже обидно будет получить нагоняй от мужа, если он нас увидит!
– Ты все шутишь, ханум! А что же мне теперь делать?
– Это уж тебе виднее. Можешь поплакать вместе с Фейзулой над ее горькой долей или предложить себя в няньки ее детей от Хисара.
– Да брось ты свои насмешки, ханум! Скажи лучше, отдаст се за меня хан Чимтай, ежели я посватаюсь?
– Думаю, что отдаст, если ты опередишь Хисара и если Фейзула скажет, что тебя любит. Но надо действовать быстро: у Хисара-мурзы глаза зорче твоих. Он наверняка уже кое-что заметил.
– Погоди… ведь сперва надобно с нею поговорить. Нельзя же прямо идти к Чимтаю… Сегодня после обеда назначено последнее собрание курултая. Мне там делать нечего, а ханы войдут все, и Хисар-мурза тоже. Самое время для нашей встречи. Ты мне вызовешь Фейзулу на берег озера?
– Вызову, князь. Вот теперь я начинаю чувствовать, что говорю с мужчиной.
– Ладно, ханум. Скажи ей, что буду ждать на том самом месте, где мы с нею уже встречались.
– И больше ничего не говорить?
– Еще скажи, что уже веет ветер, который без следа разгонит все тучи… Впрочем, не говори ничего, я сам скажу! Только придет ли она?
– В том положись на меня, князь. Придет.
– И ты думаешь, все обойдется, как надо?
– Аллах милостив, но он не любит тех, кто в этом сомневается. Дело в твоих руках, князь.
– Ну, тогда прощай, ханум Кичик! Спаси тебя Аллах за все!
И Василий поспешно зашагал к своему шатру.
Глава 49
И скажите женщинам верующим: пусть они потупляют взоры и прячут свои члены, пусть закрывают покрывалом вырезы на груди и пусть не показывают своих прелестей никому, кроме как своим мужьям, или отцам своих мужей, или сыновьях мужей, или своих братьям и сыновьям Братьев, или тем слугам из мужчин, которые не могут иметь желания, или детям, которые еще не постигли наготы женщины. Обратитесь к Аллаху, вы, верующие, и, может быть, вы окажетесь счастливыми.
Коран– Женюсь, Никитушка! – без всяких предисловий объявил Василий, входя в шатер, где и это время Никита, сидя на обрубке дерева, чинил уздечку.
– На Фейзуле? – спросил Никита, поднимая голову, но не обнаруживая никаких признаков удивления. – Уже и сговорились?
– На ней, – ответил озадаченный Василий, рассчитывавший ошеломить друга этим известием. – А ты как догадался?
– Да нешто я слепой или тебя не знаю, Василей Пантелеевич? Ты бы и так перед нею едва ли устоял, а тут еще целый год других баб не видел.
– Ну, и что ты скажешь?
– Да что ж тут говорить? Видать, девушка она хорошая, собою красавица, к тому же еще и царского роду. За такую княгиню не стыдно будет ни в Карачеве, ни в Брянске. Мне она, к примеру, куда более глянется, нежели Ольга Юрьевна Муромская.
– А ничего, что она татарка?
– Да что ж с того? Мало ли русских князей на татарках женилось? Сам великий князь московский, Юрий Данилович на Узбековой сестре был женат. А ярославский князь, Федор Ростиславич! А суздальский, Михайло Андреевич! А Глеб Васильевич Белозерский! Его жену-татарку, во святом крещении нареченную Феодорой, вся Русь оплакивала, как она преставилась. Ныне, слыхать, Церковь наша ее к лику святых сопричислить хочет. А сколько одних ростовских князей на татарках переженилось! А у холмских, у городецких, у стародубских нешто того не бывало? Да всех и не переберешь!
