"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Я была всего лишь человеком, но верила, что Бог ожидает от меня чего-то большего. Я усугубила свой грех, когда решила, что Бог хочет от меня совершенства, которое остается недостижимым. В это время я перечисляла все свои недостатки, принимала каждый из них и одновременно ненавидела саму себя. Но однажды все чудесным образом закончилось. Я могла стоять перед Богом как обычный человек. Я вошла в комнату и молча села, погруженная в Божественное присутствие. Это Бог открыл дверь и поманил меня к Себе.

День за днем я пребывала в молчании. Это было равносильно тому, что сидеть на радуге. Я купалась в Его любви и благоговела перед нею. Я едва осмеливалась дышать и двигаться, так как боялась, что это чувство исчезнет. Я походила на влюбленную, спешившую к мистическому Присутствию точно так же, как спешила к Босуэллу. И оно всегда ожидало меня. В сердце Бога имелось место для меня.

Потом в какой-то день Он пропал. Я пришла в обычное место и стала ждать, но Он не появился. Я оказалась покинутой. Дверь оказалась заперта.

Было ли это всего лишь мистификацией? Может быть, все это плод моего воображения, продиктованный неистовым желанием и моим одиночеством? Это было самое жестокое разочарование и величайшее предательство, с которым я сталкивалась.

Все заметили мое горе, но я никому не рассказывала о его причине. Они решили, что это из-за дурных новостей из Шотландии, из-за приступов ревматизма или высокомерия Елизаветы. Но все это можно было вытерпеть, если бы мой Возлюбленный был со мной; без Него все погрузилось во тьму. Я стала зависеть от Него, и это произошло очень быстро. Наконец я призналась моему исповеднику, полагая, что он будет сконфужен или шокирован. Но нет, он был знаком с этим. Он сказал, что я должна отложить в сторону чувство вины и просто ждать. Ждать Его возвращения.

Потянулись долгие недели. В конце концов Он действительно вернулся, но в другой форме. Он больше не походил на Возлюбленного, с которым я тайно встречалась, но наполнял все вокруг меня, словно свежий весенний воздух. Какое-то время все купалось в этом Присутствии, как в огненных лучах заката. Потом они постепенно потускнели, и я вернулась к обычным молитвам.

Я снова должна подняться по лестнице в надежде на чудесное видение у вершины.

Буду ли я когда-нибудь свободной? Может быть, Бог держит меня в этом мире, чтобы я очистилась для следующего мира? Правда, у меня много грехов, хотя те, которые казались самыми тяжкими, теперь представляются незначительными, в то время как маленькая комната кажется более просторной. Я больше не могу судить, какие грехи требуют наибольшего покаяния, какие из них наиболее противны Богу».

Мария закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она чувствовала себя так, будто находится на дне глубокой шахты, а взгляд Бога устремлен на нее.

X

Парламентарии собрались в Лондоне; избранники от простого народа направились в традиционное место заседаний – в церковь Святого Стефана при Вестминстерском дворце, а лорды – в большой зал в южном крыле дворца. Парламент состоял в основном из протестантов, а многие его члены принадлежали к тому направлению, которое впоследствии стало называться пуританским. Люди пришли, преисполненные желания решить вопрос о королеве Шотландии, плетущей сети папистского заговора в Англии. Мистер Белл, спикер палаты общин, обратился к этой проблеме в своей вступительной речи:

– Нам пора признать ошибку: в стране оказался один человек, неприкосновенный для закона.

Члены парламента вставали один за другим и излагали свои мысли по поводу этого возмутительного обстоятельства.

– Никому не позволено совершить измену и остаться безнаказанным! – воскликнул Томас Нортон.

– Можем ли мы допустить, чтобы наши законы не карали такое злодейство? Тогда следует признать их в высшей степени несовершенными!

Пламенный пуританин Питер Уэнтворт назвал Марию «самой вопиющей блудницей в целом свете». Мистер Сент-Леджер присовокупил к этому описание «огромного чудовищного дракона, королевы Шотландии».

Еще один пожилой пуританин встал и дрожащим голосом начал свою обвинительную речь:

– Если я назову ее дочерью раскола, матерью мятежа, кормилицей бесчестия, сиделкой беззакония, сестрой бесстыдства; если я скажу вам то, что вы уже знаете – что она шотландка по национальности, француженка по воспитанию, папистка по вероисповеданию, дитя Гизов по крови, испанка по обычаям и распутница по нравам, – все это даже не приблизится к описанию той, чье злодейство запятнало землю и осквернило воздух. Избавление от нее будет одним из справедливейших дел, совершенных церковью Божьей.

Он потряс в воздухе сжатыми кулаками.

– Услышьте ее преступления: присвоение герба и титула королевы Англии, сговор о брачном союзе с герцогом Норфолкским без ведома королевы, подстрекательство к мятежу на севере, попытка заручиться поддержкой папы римского, испанцев и других с помощью Ридольфи для вторжения в Англию, – провозгласил другой оратор. – По ее наущению папа римский издал буллу об отлучении от церкви королевы Елизаветы.

– Давайте отрубим ей голову и больше не будем беспокоиться об этом, – предложил Ричард Гэллис, член парламента от Нью-Виндзора.

– Да!

Совместная комиссия от двух палат парламента нанесла визит Елизавете со следующим предложением: Марию необходимо казнить или по крайней мере исключить из линии наследования, а также издать билль о привлечении ее к суду за государственную измену в случае появления новых заговоров от ее имени.

Но Елизавета ответила категорическим отказом.

– Должна ли я предать смерти птицу, которая, спасаясь от ястреба, оказалась у моих ног в поисках защиты? – спросила она. – Честь и совесть запрещают это!

Тогда члены парламента представили ей третье требование: привести в исполнение отложенную казнь герцога Норфолкского.

В середине мая Елизавета гуляла в саду Хэмптон-Корта, разглядывая цветущие розы, примулы и водосбор и проверяя клубничные грядки, где созревали ее любимые ягоды. Кристофер Хаттон упомянул о своем желании арендовать поместье епископа Или в Холбурне, поскольку – во всяком случае, по его словам – там росла самая вкусная клубника.

– Тогда я смогу присылать вам корзины лучшей клубники, – пообещал он.

– Право же, вы преувеличиваете мой аппетит, – отозвалась Елизавета. – К тому же я слышала, что епископ не склонен принимать ваше предложение. Но может быть, я сама поговорю с ним.

Она улыбнулась Хаттону, и тот закатил глаза от восторга.

Елизавета переехала в Хэмптон-Корт несколько дней назад; в сумерках в ярко освещенных лодках начали прибывать ее придворные. Они были в прекрасном расположении духа, пели и смеялись. Вечерний воздух был теплым, и сейчас они направлялись во двор, не особенно спеша оказаться в своих покоях. Мотыльки, привлеченные светом фонарей, безмолвно порхали вокруг них.

Лишь Сесил торопливо шел по тропинке, прихрамывая и опираясь на трость. Он хотел кое-что показать своей королеве – кое-что, способное наконец побудить ее к действию.

– Мы обнаружили это в переписке королевы Шотландии, – сказал он, когда они остались наедине с Елизаветой, и протянул ей лист бумаги. – Это письмо герцогу Альбе, полководцу Филиппа. Кстати, оно было зашифровано, но мы раскрыли шифр.

Елизавета взяла письмо с беспокойством, близким к ужасу. Она поднесла к бумаге увеличительное стекло и прочитала:

«…И моему возлюбленному брату Филиппу. Я умоляю его послать флот в Шотландию, чтобы забрать моего сына, принца Якова, и доставить его в надежное место. Здесь, в Англии, меня строго охраняют, но все же у меня есть много друзей и союзников. Некоторые лорды сочувствуют моему делу, и, хотя самые влиятельные из моих сторонников находятся в заключении, Елизавета не осмеливается отнять у них жизнь».