Алла Панова - Миг власти московского князя
— Как знать, как знать, — возразил разошедшийся Захар. — Народу вон с тобой сколько прибыло. Уж теперь некоторые хоромы возводят, а как оженятся все твои неженатые молодцы, как пойдут плодиться, так посад живо Неглиную перемахнет и до Кукуя дотянется, а там и до нашего Сущева недалече.
— Ты, батя, еще скажи, что на Пресне посадские обоснуются или, того хлеще — на берегах Ходынки строиться будут, — захохотал Егорша, а за ним громко загоготали все остальные.
— И откель знаток такой выискался? — отсмеявшись, поинтересовался князь. — В город и носа не кажешь, а вижу, знаешь даже то, о чем и я не ведаю.
— Так мимо нас люди ездиют, — обиженно пробубнил старик, — от них новости узнаем. Вот давеча боярин ехал. Хрущ Лука. Вот он и сказывал, что твои, князь, бояре землицу потихоньку да полегоньку осваивают.
— Так что ж в том плохого, — усмехнулся Михаил Ярославич, но усмешка вышла какой‑то кривой.
— Вот и я ему это же сказал, — заметил старик и вздохнул и для порядка уточнил: — Боярин во Владимир путь держал, сказывал, что дочку с зятем навестить захотелось.
— Да–да, — задумчиво ответил князь, и Захар понял, что чем‑то его огорчил. А Михаил Ярославич, оглядев всех, проговорил серьезно: — Про Батыевы тумены забывать нельзя. У хана сил не мерено, не считано, и они в кулак все зажаты. У нас‑то каждый сам по себе, и у каждого силенок только на то и достанет, что против татей хоромы свои оборонить. Нагрянет Батыга снова, вот и останутся от всех уделов наших головешки.
После сказанного немного помолчали, потом поговорили еще некоторое время, но разговор уже не клеился.
Поутру без видимого сопротивления Захар отпустил с князем молчаливого Потапа, который за свою недолгую жизнь исходил и изъездил не только окрестные места, но добирался и до самых дальних починок.
Небольшой отряд несколько долгих недель путешествовал по владениям Михаила Ярославича, добрался и до тех мест, где обосновались рязанские погорельцы. Увидев пред собой вооруженных людей, они насмерть перепугались и уж собрались ринуться в спасительную чащобу, но, поняв, что опоздали, нехотя побрели навстречу непрошеным гостям.
Разговор у князя со старейшиной получился непростым. Крепкий, нестарый еще мужик с хитрыми быстрыми глазами делал вид, что никак не может взять в толк, чем недоволен Михаил Ярославич, ведь построили они свои избы на землях рязанских и подати своему князю исправно платят. Московиты же все как один сомневались в правдивости старейшины, несмотря на то что несколько таких же, как он, хитрованов, наблюдавших за разговором, дружно закивали, подтверждая слова своего предводителя. Один из стоявших поблизости уточнил для порядка, что вот, мол, незадолго до приезда московского князя был у них и сам Ингварь Ингваревич. Охотился неподалеку и по случаю к ним заглянул. Михаил Ярославич обрадовался услышанному, поскольку давно хотел повидаться с рязанским князем и поговорить по душам о деле, которое так его тревожило.
— И куда ж князь Ингварь направился? — спросил Михаил Ярославич примирительно.
— Да в тую сторону, — указал старейшина, махнув большой, как лопата, натруженной ладонью в сторону дубравы, и сразу несколько мужиков последовали его примеру, замахали и дружно закивали: — Зверя бьет.
— Что ж, живите пока, но учтите, что земли эти — мои, а значит, и за податями мои люди к вам приедут, — проговорил князь строго и, оглядев притихших мужиков, пояснил: — Нынче что с вас возьмешь, раз Ингварю все отдали. Не обдирать же вас как липку! Но наперед предупреждаю, если на этих землях останетесь, моими данниками будете!
Проплутав почти до вечера по лесным тропам, отряд Михаила Ярославича в сумерках наконец‑то нагнал Ингваря и его людей, которые как раз собирались устраиваться на отдых. Услышав в чаще шум, рязанцы насторожились и тут же изготовились к бою.
— Ингварь! Принимай князя московского! — еще издали громко прокричал Михаил Ярославич, хорошо понимая, что незваных гостей могут встретить градом стрел.
— Ого–го–го, — раскатилось по лесу эхо.
На некоторое время отряд замер, слушая наполнявшие лес звуки, и вскоре до уха князя донесся чей‑то звонкий голос, многократно подхваченный эхом: «Идите к нам–нам–нам!»
Не виделись Михаил Ярославич и Ингварь Ингваревич очень долго и после приветствий, похлопываний по плечам и объятий с любопытством оглядывали друг друга, вслух выражая «ахами» и «охами» удивление произошедшими в каждом изменениями.
— Ишь, каков стал! — первым проговорил что‑то внятное рязанский князь. — Не назвался бы ты, и не узнал бы. Смотри, как возмужал! Прям витязь! Бородой обзавелся! Не уж‑то это ты, Миша! Надо ж какой…
— Да и ты, князь, стал совсем другим. Вон уж борода вся в серебре… — с удивлением проговорил Михаил Ярославич, в памяти которого князь Ингварь остался молодым чернобородым великаном.
— Нам всем лиха хлебать пришлось не чарочками, а ведрами да ушатами, потому и бороды у всех раньше срока засеребрились. Ну, да будет нам былое ворошить, — со вздохом заметил князь и исподлобья посмотрел на молодого друга: — Как ты? Удел‑то по сердцу? Али маловат кажется? Да, совсем ты другим стал, на мать свою очень похож, — не удержавшись, добавил он и опять вздохнул.
— Что удел? Не хуже иных да и не лучше, — ответил Михаил Ярославич, но Ингварь Ингваревич молчал, ожидая продолжения, и молодой князь заговорил…
Уже давно звезды холодно блистали в черной вышине, а князья все сидели у костра и вели тихую беседу. Никто не осмеливался их потревожить. Хоть и дед, и отец Михаила немало зла принесли Рязанскому княжеству, однако и рязанцы в долгу не оставались, а порой сами своими действиями навлекали на себя гнев владимирских князей. Прошлые распри собеседников не волновали, теперь были у них дела поважнее. После короткого отдыха они по–дружески распрощались, дав клятву никому не раскрывать того, о чем говорили и о чем условились. Разъехались каждый в свою сторону, оба обеспокоенные возможными переменами.
Когда наконец отряд Михаила Ярославича вернулся в город, князь получил долгожданное известие. Поздним вечером его привез возвратившийся из Владимира Демид.
Сотник уехал в стольный город великого княжества сразу после Троицы, после того как отшумела веселая свадьба Василька. Повод для отлучки был невеселый: с купцами передали ему весть о том, что тяжко заболел отец, и князь, нисколько не раздумывая, отпустил Демида, который уже не надеялся застать родителя живым. Воспользовавшись случаем, Михаил Ярославич поручил сотнику навестить родню одного своего давнего знакомого. К удивлению и великому удовольствию московского князя, тот вместе с сотником приехал в Москву.
— Давненько, ой давненько мы с тобой, Иван, не видались, — заключая гостя в крепкие объятия, говорил князь, не скрывая своей радости от встречи.
— Да, немало времени прошло, — смущенно отвечал хриплым голосом гость.
С трудом верил князь в то, что этот седой, будто от долгих лет жизни сгорбившийся человек тот самый отчаянный рубака, который мог одним взмахом рассечь врага до седла, что перед ним сейчас стоит тот самый весельчак, который лишь на три года старше его самого.
Михаилу Ярославичу не терпелось сразу же приступить к расспросам, и он, сжимая кулаки от волнения, спросил: «Что с братьями?» А услышав добрую весть об Александре и Андрее, смог только кивнуть. Некоторое время он стоял, склонив голову, моргал часто, чтоб прогнать с глаз невесть откуда набегавшую влагу, которую никто не должен был видеть. Потом, взяв себя в руки, князь посмотрел в глаза гостю, которому и без слов было понятно его состояние, спросил хриплым голосом: «А твой?». «Жив», — кивнул Иван и тоже опустил голову. Больше князь вопросов не задавал, а, положив руку на плечо гостя, предложил:
— Ты, Иван, перво–наперво отдохни в моих палатах. Наговориться успеем. Тебе с дороги выспаться не грех. А поутру за беседу примемся. Чую я, что не короткой ей быть, — вздохнул он, отводя взгляд от согбенной фигуры.
О своем боевом товарище князь знал лишь то, что вместе с небольшим отрядом Александра Ярославича он отправился в Орду в надежде отыскать там и выкупить из неволи своего старшего брата. Судя по виду Ивана, испытать ему довелось немало.
— Как прикажешь, Михаил Ярославич, — кивнул гость. — Ежели столько деньков да месяцев встречи ждали, за короткую ночку летнюю, что изменится? А я, и вправду, притомился малость.
После того как за гостем закрылась дверь, князь некоторое время говорил с воеводой, а когда, уставший, направился к своей опочивальне, Макар подвел к нему Агафью, сообщив коротко: «Вот. Дело у ней». Князь уже собрался сказать, что выслушает ее завтра, но тут вспомнил, что ранним утром опять покинет свои палаты, а, судя по тому, что Макар осмелился побеспокоить его в такое позднее — или раннее — время, дело было важное.
