Ирвинг Стоун - Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон
Первый крупный кризис, пережитый Джэксоном после прихода в Белый дом, не носил политического характера, хотя его политические последствия были большими. Маргарет О’Нил, дочь хозяина таверны — друга Джэксона, а также сенатора Джона Итона, была темноволосой, круглолицей авантюристкой, избалованной, эгоистичной и веселой. Ей не было еще и шестнадцати лет, а на ее счету уже были одно самоубийство, одна дуэль, одна почти разрушенная и серьезно пострадавшая военная карьера и один неудачный побег с возлюбленным. Затем в восемнадцать лет она вышла замуж за военно-морского казначея Джона Тимберлейка. Итон, которому Пегги, так фамильярно звали Маргарет, вскружила голову, отправил Тимберлейка в море и держал его там, а сам тем временем принялся обхаживать молодую женщину, дабы утешить ее. План явно удался, и вашингтонское общество с большой тревогой следило за скандальным развитием дела. Первая леди, миссис Джеймс Монро, подвергла остракизму пару, за ней последовали другие столичные леди. В 1828 году Тимберлейк умер, находясь в море, то ли от болезни, то ли от запоя, хотя в Вашингтоне предпочитали верить, будто Тимберлейк перерезал себе глотку по причине неверности жены. Избранный президентом Джэксон — он был либо страшно наивным, либо циником, либо просто сочувствовал своему другу, но, бесспорно, близко принимал к сердцу вопрос женской репутации — предложил Итону, которого собирался назначить военным министром, жениться на Пегги Тимберлейк, чтобы «заткнуть рты». Пара сочеталась браком 1 января 1829 года.
В связи с этим делом кабинет Джэксона раскололся. Вице-президент Джон Кэлхун, блестящий, самонадеянный джентльмен, желавший быть назначенным наследником президента, не смог (и, очевидно, не пытался) призвать к порядку свою жену и жен других членов кабинета. Они продолжали подвергать миссис Итон остракизму. С другой стороны, государственный секретарь Мартин Ван Бюрен, вдовец, также претендовавший на пост президента, поддерживал корректные отношения с четой Итон. Кэлхун надеялся, что, поставив в затруднительное положение Итона, он вынудит его подать в отставку и тем самым ослабит влияние Ван Бюрена. Но Итон в отставку не подал, а президент не толкал его к такому шагу. До апреля 1831 года «дело Итона» продолжало разделять администрацию и мешать правительственным делам. Затем Ван Бюрен, «маленький чудодей», неожиданно и просто нашел магическое решение: он вышел в отставку. Когда Итон понял намек и также подал в отставку, Джэксон получил возможность просить остальных членов кабинета — сторонников Кэлхуна подать в отставку. Огромное бремя свалилось с плеч генерала.
Кабинет Джэксона был реформирован, и Ван Бюрен отбыл в Лондон в роли посланника при дворе Сент Джеймса,[26] чтобы там выжидать вознаграждение, полученное уже в 1832 году. Кэлхун и президент еще более разошлись во взглядах, процесс ускорился, когда Джэксон обнаружил, что вице-президент вопреки его утверждениям осуждал авантюру генерала во Флориде в 1818 году, и когда Кэлхуну удалось в сенате отклонить подтверждение назначения Ван Бюрена в Лондон. Амос Кэндалл, редактор из пограничного района, входивший одно время в число сторонников Клея, стал четвертым контролером казначейства и главным советником так называемого кухонного кабинета Джэксона. Теперь, когда вокруг Джэксона сплотились верные ему люди и внутриадминистративные проблемы остались позади, он был готов провести в жизнь свою программу.
Джэксон считал, что президент ответствен за защиту «свобод и прав народа и целостности Конституции от сената или палаты представителей или обоих, вместе взятых». И чтобы быть уверенным, что немногие не богатеют за счет многих, — такую мерку обычно использовал Джэксон, прежде чем занять позицию по тому или иному вопросу, — он был готов привести в действие все рычаги, находящиеся в распоряжении власти президента. Он дал понять, что будет без колебаний использовать президентское вето. В 1830 году Джэксон наложил вето на законопроект о дороге Мейсвилл, согласно которому правительственные фонды отводились на строительство дороги, полностью находившейся в границах штата Кентукки. Он мотивировал свой шаг тем, что эта дорога принесет выгоды лишь небольшой части тех, кто оплачивает ее строительство. По таким же мотивам Джэксон выступил против программы Генри Клея «Американская система», предусматривавшей экономическое развитие страны. Он использовал вето чаще, чем любой из его предшественников, и Клей публично сожалел о «концентрации власти в руках одного человека».
Джэксон взял под прицел еще один столп американской системы — Банк Соединенных Штатов. В своем первом ежегодном послании конгрессу президент выразил сомнения относительно конституционности Банка и целесообразности его существования. В тот момент не было необходимости действовать, потому что полномочия Банка истекали лишь в 1836 году. Но уже в 1831 году Джэксон заявил Чарлзу Кэроллу, последнему из оставшихся в живых участнику подписания Декларации независимости, что намерен добиваться своего переизбрания «на принципе заставить Банк замолчать… Никакого Банка, и Джэксон или же Банк, и никакого Джэксона». Его враждебность отражала его убеждение, что Банк сколотил союз между бизнесом и администрацией и в результате немногие выигрывают за счет многих. Президент Банка Николас Биддл пытался в 1830–1831 годах ублажить Джэксона, но его усилия оказались тщетными, и ему пришлось согласиться с тем, чтобы Клей и Уэбстер сделали вопрос о Банке основным на выборах 1832 года.
В июне 1832 года возобновление полномочий Банка прошло через сенат, в июле — через палату представителей. В тот день, когда в доме Биддла шумно праздновали всю ночь победу, Джэксон изучал законопроект вместе с Ван Бюреном, только что вернувшимся из Англии, чтобы в паре с ним баллотироваться на пост вице-президента. «Банк, мистер Ван Бюрен, — сказал президент, — пытается убить меня». Переждав, он уверенно добавил: «Но я убью его».
Через неделю, 10 июля, Джэксон направил свое послание о вето в конгресс: «Приходится сожалеть, что богатые и обладающие властью зачастую используют действия правительства в своих корыстных целях… При любом справедливом правительстве различия в обществе будут существовать, но когда принимаются законы с целью добавить к этим естественным и справедливым преимуществам искусственные, чтобы сделать богатых еще более богатыми, а могущественных наделить еще большей властью, то фермеры, мастеровые и трудящиеся, у которых нет ни времени, ни средств для получения подобных преимуществ, вправе жаловаться на несправедливость своего правительства». Вето президента прошло, несмотря на яростные вопли Биддла и его сторонников. Полномочия Банка не были утверждены, и Банк еще не умер, но прежде чем окончательно разделаться с ним, Джэксону предстояло решить другие вопросы. С момента прихода Джэксона в Белый дом Южная Каролина приносила ему неприятности. Тариф 1828 года, известный как тариф абсурдов, вызвал негодование Юга по той причине, что защита промышленности Севера неизбежно вела к сокращению заморской торговли Юга. Джон Кэлхун написал «Мнение Южной Каролины», включавшее «Протест против тарифа 1828 года и принципы его отмены». Когда другой, столь же ограничительный тариф был принят в 1832 году, законодательное собрание Южной Каролины приняло ордонанс об отмене, объявлявший тариф недействующим, «не связывающим штат, его должностных лиц и граждан».
У Джэксона еще до этого была стычка с Кэлхуном по данному вопросу на обеде в честь Томаса Джефферсона 13 апреля 1830 года. После двадцати четырех заранее подготовленных тостов, главным образом в поддержку Южной Каролины, президент поднялся и стоял молча, ожидая приветствий. Ван Бюрен был настолько возбужден, что вскочил на стул, чтобы лучше видеть.
Джэксон уставился на Кэлхуна и затянул паузу, усиливая драматизм момента. Наконец он поднял бокал: «За наш Союз! Он должен быть сохранен». В напряженной обстановке все поднялись, чтобы выпить, включая и явно потрясенного Кэлхуна. Рука вице-президента тряслась, вино стекало по стенке бокала. Когда был восстановлен порядок и Кэлхуну предложили произнести тост, он остался верен себе: «За Союз, после самой дорогой нам свободы».
Ордонанс Южной Каролины об отмене федерального тарифа и угроза выхода этого штата из Союза представляли очевидный вызов федеральным властям. Джэксон действовал без колебаний. «Ни один штат или штаты не имеют права отколоться… — заявил он, — Поэтому отмена тарифа означает восстание и войну, и другие штаты вправе их подавить». Но в ежегодном послании, 4 декабря 1832 года, он занял более примирительную позицию, предложив в качестве компромисса более низкий таможенный тариф. Джон Куинси Адамс, возвратившийся в Вашингтон в качестве конгрессмена, полагал, что шаг Джэксона — «полная сдача на милость отменивших тариф». Но не прошло и недели, как Джэксон обратился к народу Южной Каролины с прокламацией, прозвучавшей достаточно сильно для Адамса, Уэбстера и других твердых сторонников Союза: «Раскол с помощью вооруженных сил — предательство. Готовы ли вы принять на себя вину?» После этого Джэксон внес в сенат законопроект, дававший президенту полномочия использовать вооруженную силу в поддержку федеральной власти. Он был готов направить армию в Южную Каролину, но его твердость пересилила гордость тех, кто отменял федеральный тариф. Они приняли символический компромиссный тариф, что позволило штату Южная Каролина аннулировать свой ордонанс.
