Дмитрий Колосов - Император вынимает меч
Привстав в стременах, те рубили наотмашь, массивным мечом пробивая любую преграду. Обоюдоострые, закаленные в масле клинки с хрустом перерубали древки секир и рассекали на части бронзу мечей ланчжунов. Удар, второй, редко когда требовался третий — и кряжистый гвардеец кулем валился на землю с разрубленной головой или расчлененным надвое туловищем. Еще удар, еще — и рядом ложились все новые и новые окровавленные тела.
Витязи проложили широкую просеку и могли бы насквозь пронзить неприятельский строй, но Аландр помнил о том, что должен щадить ланчжунов — лучших воинов Ши-хуана. Он, своею рукой истребивший десятки врагов, подал сигнал, и его витязи откатились, увлекая за собой хуннов и ди.
Две гигантские массы людей — гигантская лава степняков и сбившиеся в тугой комок черноголовые — застыли друг против друга. К стоявшему чуть впереди прочих воинов Аландру приблизилась Талла.
— Все правильно! — похвалила она. — Теперь нужно предложить им сдаться. Надеюсь, они будут благоразумны и…
Талла недоговорила. Пущенная вражеским арбалетчиком стрела сверкающей молнией метнулась к ней. Тяжелое острие должно было впиться в грудь девушки, но Аландр оказался быстрее. Выбросив в сторону свое могучее тело, он принял смерть на себя. Стрела ударилась в диковинный доспех Могучего Воина и, смятая, упала к ногам его жеребца.
Из глоток черноголовых вырвался вздох разочарования. По рядам кочевников пронесся негодующий гул. Многие вскинули луки, готовые ответить, но Аландр упредил их, вскинув вверх руку, и стоявший рядом трубач подал сигнал, извещая о том, что предводитель приказывает своим воинам не пускать в ход оружие.
Кочевники повиновались, оставив при том тетивы луков натянутыми. Аландр откинул забрало шлема и заглянул в лицо Талле. Та была совершенно спокойна, словно происшедшее ничуть не касалось ее. Затем она холодно улыбнулась.
— Ты ждешь слов благодарности? Ты не услышишь их. Твой поступок нелеп. Я в состоянии сама позаботиться о себе. Запомни это!
— Запомню! — согласился Аландр.
— А теперь пошли к ним гонца.
Аландр обернулся, взглядом нашел стоявшего чуть поодаль Ли и кивнул ему. Генерал тут же направил коня к предводителю.
— Поедешь к ним! — коротко бросил Аландр. — Я обещаю жизнь и свободу каждому, кто сложит оружие. Они храбрые воины и заслужили пощаду.
— Попробуй уговорить их командира, — прибавила Леда. — Он и его воины нужны нам.
Черноголовый кивнул.
— Я все понял.
Затем он тронул коня и направил его к собратьям, настороженно ожидавшим, что будет дальше. Ли неторопливо, аккуратно минуя распростертые где в одиночестве, а где и целыми грудами тела, приблизился к строю ланчжунов. Он обменялся несколькими фразами с вышедшим навстречу ему воином, после чего повернул обратно к кочевникам.
— Они просят время подумать, — сказал он, очутившись подле Аландра.
— Хорошо, — ответил тот, — пусть думают. Но, надеюсь, они будут думать недолго, в противном случае наши союзники, величающие себя Детьми Солнца, скоро начнут проявлять признаки нетерпения.
Солнцеповязочники и впрямь уже опомнились от того решительного отпора, что получили от шицзу, и были настроены продолжить сражение. Часть их, что порезвее на ногу, бросилась вдогонку за неприятелями, бежавшими с поля битвы, другие, полные воинственного пыла, нестройными толпами спешили на подмогу кочевникам.
Наконец из рядов черноголовых появился всадник, что беседовал с генералом Ли. Парламентер подъехал к Аландру и отвесил поклон.
— Часть наших воинов готова принять твое предложение, Черный Всадник! — вымолвил он. — Но ты должен сдержать свое обещание.
Аландр кивнул.
— Я сдержу. А что намерены предпринять остальные?
— Это решать им. Тебя устраивает подобное соглашение?
Подумав, Аландр кивнул вновь.
— Вполне. Те, кто готовы сложить оружие, могут сделать это вон там. — Аландр указал на ложбину, свободную от степняков. — Мои воины будут охранять их. Я гарантирую им полную безопасность. Я не враг черноголовым, я — враг вашему императору. Мне не нужны их жизни и земли. Так и передай своим.
Парламентер кивнул и поворотил коня.
Вскоре от рядов черноголовых стали отделяться воины — по одному и целыми группами. Они шли в указанное Аландром место, передавая оружие и коней окружившим ложбину воинам-ди. Большинство шицзу сложили оружие. Осталась лишь небольшая кучка воинов, сгрудившаяся вокруг своего предводителя.
Мэн Тянь проиграл эту битву, но не собирался склонять голову перед врагом. Он был высокомерен и самолюбив, Мэн Тянь, лучший из полководцев Цинь, чтобы вот так просто признать превосходство противника, да к тому же варвара. Убедившись, что все те, кто желали сохранить жизнь, ушли, Мэн Тянь взмахнул мечом. Он что-то крикнул воинам, сохранившим преданность своему командиру — что, не расслышали ни Аландр, ни стоявшая подле него Талла — и резким движением полоснул себя по горлу.
Степняки дружно охнули, видя, как обагренный кровью генерал медленно валится на землю. Жеребец дацзяна испуганно взбрыкнул и бросился прочь — по полю, увлекая за собой запутавшееся в поводьях тело.
Но это было лишь начало. Опешившие кочевники с изумлением наблюдали за тем, как несколько сот черноголовых, что отказались сложить оружие, поочередно извлекали мечи, перерезая глотки товарищей или собственные, и вскоре лишь груда тел оставалась на том месте, где еще недавно виднелись ряды воинов.
С мгновение вся гигантская масса кочевников пребывала в оцепенении, котом кто-то издал резкий свист, и всадники дружно устремились к месту побоища, спеша поживиться оружием и имуществом павших.
— Жаль, — промолвил Аландр, на которого смерть неприятелей произвела известное впечатление, хотя Могучему Воину вдруг почудилось, что ему уже прежде приходилось видеть нечто подобное. — Жаль, это и впрямь были хорошие воины.
Всю ночь победители предавали земле тела павших: своих — их оказалось немного — и врагов. С особыми почестями были похоронены дацзян Мэн Тянь и воины, решившие разделить его судьбу. Сам Аландр поднял в их память чашу, хотя и не одобрил подобного выбора: он предпочел бы обрести смерть в бою.
Наутро победители продолжили свой путь на восток — в укрытый за перевалами Гуанчжун, где затаился в своих сетях паук Ши-хуан. Они шли стремительно, несколькими колоннами. Немногочисленные, сохранившие верность владыке Тянься, воины пытались оборонять заставы на перевалах, но варвары и солнцеповязочники обошли их и хлынули на плодородные равнины. Тогда всем стало ясно, что все кончено. Придворные — все эти лехоу, луньхоу, удафу и обычные гуандай и ли — стали поспешно покидать своего повелителя, разбегаясь, подобно крысам, подобно паукам, спешащим покинуть разоренное гнездо. Бежали чиновники, бежала прислуга, бежали те, кого Ши-хуан числил близкими к себе людьми. Бежали все…
Вбежавший в покои Ли Сы с криком хватал сидящего в кресле императора за полы драгоценного, выкрашенного в цвета сюнь и сюань, халата.
— Повелитель! Повелитель! — взывал цэши. — Все покинули нас.
Ши-хуан устало поднял голову. Он еще сильнее сдал за последнее время. Лицо его было желто, изрезанные глубокими морщинами щеки походили на иссушенные солнцем сливы, глубокие борозды на лбу и у носа превращали императора в глубокого старца. Ши-хуан одарил слугу взглядом блеклых глаз, и тот отшатнулся. Смерть, сама Смерть заглядывала из этих глаз в само сердце Ли Сы. Сама Смерть…
Она все же настигла Ши-хуана. И чиновник понял, что поздно. Поздно кричать повелителю о том, что он предан своими подданными. Поздно твердить о бегстве сиятельных слуг: Чжао Гао, Вань Бэна или Вэй Лина. Поздно говорить и об исчезновении от входа в покои могучих ланчжунов. Поздно…
Ли Сы отступил назад, а потом бросился наутек. Он бежал прочь от Императора, прочь из дворца, прочь из славного Сяньяна. Он бежал прочь от Смерти, чье дыхание уже смердело в воздухе.
Смерть…
Ши-хуан поднял голову, и увидел ее, Смерть…
Пред ним стоял старец Ань Ци-шэн, на губах которого играла ласковая улыбка.
— Ты пришел?! — просипел Ши-хуан.
Старец кивнул.
— Ты расскажешь мне, что есть смерть?
Ань Ци-шэн ответил новой ласковой улыбкой, и эта улыбка вдруг стала расплываться, меняя формы лица. Мягко, словно тягучий воск оплывали старческие черты, вбирая в себя морщины и отечности, бороду и усы, наливая лицо юной упругостью. И Ши-хуан узрел перед собой ту, что видел в ужасных грезах. Она была прекрасна, и она улыбалась своему рабу. И раб понял, что смерть — это не страшно, что смерть — прекрасно. Прекрасна прекрасная Смерть. И Ши-хуана не стало.
Ши-хуан улыбался мертвыми губами. Предводитель варваров Аландр с холодной усмешкой выслушивал подобострастные речи встретивших его у стен города первых слуг Ши-хуана. И море Ланье не волновало уже ничьего сердца. Как и трудно было сказать что-то определенное насчет грядущего процветания Китая…
