Конн Иггульден - Война роз. Буревестник
Из-за этого шума Маргарита не услышала, как в комнату вошел ее супруг. Она очнулась от грез, когда мажордом объявил о его прибытии, и не без труда поднялась на ноги. Генрих был как всегда бледен, хотя, как ей показалось, выглядел не столь изможденным. Ее порадовало отсутствие бинтов на его левой руке. Стало быть, рана на ней наконец зажила. Осталось лишь похожее на ожог розовое пятно с четкой каймой, резко контрастировавшее с окружавшей его белой кожей. Правда, на правой руке оставалась тугая повязка из белой ткани, которую меняли каждое утро. Но в последнее время ее радовало любое, пусть даже самое небольшое улучшение.
Генрих улыбнулся жене и поцеловал ее – сначала в лоб, затем в сухие теплые губы.
– Доброе утро, Маргарита, – произнес он. – Ты спала? Мне снились такие сны! Мастер Олуорти дал мне новое лекарство, вызывающее удивительные видения.
– Я слышу, начинается большая охота, муж мой, – отозвалась Маргарита. – Ваши люди выпустили вепрей, и лорды собираются охотиться на них.
– Уже? Я только что поднялся с постели и еще ничего не ел. Пусть приведут мою лошадь. Где конюший?
Видя, что Генрих начинает волноваться, Маргарита принялась гладить его по лбу, что всегда оказывало на него умиротворяющее воздействие. Он быстро обмяк, взор его затуманился.
– Ты недостаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы ехать вместе с ними, Генрих. Ты можешь выпасть из седла, если вдруг тобой овладеет слабость. Лорды все понимают. Вепри – это твой подарок им, и они благодарны тебе за предоставленную возможность поохотиться на них.
– Хорошо… хорошо, Маргарита. Я надеялся помолиться в часовне сегодня и не знаю, как выкроить на это время.
Она подвела его к креслу, стоявшему у длинного стола. Слуга отодвинул кресло, и, едва он успел сесть, как перед ним поставили миску с горячим супом. Он взял ложку и с сомнением взглянул на суп. Тем временем слуга Маргариты помог ей сесть рядом с ним.
Снизу все еще доносились громкие голоса лордов, готовившихся к выезду. Все громче лаяли собаки, предчувствуя скорую свободу. Половина из приглашенных Маргаритой графов привели ночью к конюшне своих лучших собак, чтобы утром пустить их по следу Кастора и Поллукса. Из-за шума и близости диких зверей они постепенно пришли в состояние неистовства. Неудивительно, что Маргарите удалось поспать совсем немного, но она была рада и этому.
Она наблюдала за тем, как Генрих ест суп, глядя перед собой совершенно пустыми, невидящими глазами. Спустя год после мятежа Кейда страхи, которые едва не лишили его рассудка, остались в прошлом. Она позаботилась о том, чтобы он проехал по Лондону и убедился в том, что город, как и прежде, находится в безопасности, по крайней мере, пока что.
Неожиданно Генрих отложил ложку в сторону и поднялся с кресла.
– Я должен выйти к ним, Маргарита. Как хозяин, я должен пожелать им хорошей охоты. Вепрей уже выпустили?
– Да, муж мой. Сиди спокойно и ешь.
Он послушно сел. Однако решимости у нее сразу поубавилось, когда она увидела, что он принялся вертеть в руках столовые приборы. У него был вид ребенка, которому запретили выходить на улицу. Маргарита удивленно смотрела на него.
– Ну ладно, иди, если ты считаешь, что должен выйти. Мажордом! Королю понадобится плащ. Проследите за тем, чтобы он надел его, прежде чем выйдет под дождь.
Генрих быстро поднялся, наклонился, чтобы поцеловать жену, и чуть ли не бегом покинул комнату. Маргарита улыбнулась и продолжила есть свой суп, пока тот не остыл.
Глядя на графов и их слуг, собравшихся у ворот замка, можно было подумать, будто они готовятся к сражению, если бы не непринужденная атмосфера и веселье, царившие среди них. Стоя под большой каменной аркой, защищавшей от дождя, Ричард Невилл, граф Уорвик, обсуждал со своими отцом и егерями тактику охоты, в то время как трое его людей готовили четырех лошадей и свору злобных собак, которые рычали и лаяли друг на друга, будучи не в силах сдерживать возбуждение. В то утро Уорвик не взял с собой своих соколов. С колпаками на головах, эти драгоценные птицы остались в его покоях. Сейчас его интересовали не птицы или мелкие звери, а два огромных вепря, рывшие землю где-то посреди пяти тысяч акров королевских лугов и лесов. Оруженосцы отца и сына уже подготовили для них оружие, а собаки рвались на поиски вепрей, чтобы загнать их, вцепиться им в тело и удерживать до тех пор, пока не подоспеют охотники, чтобы убить зверей.
Взглянув на сына, граф Солсбери заметил, что, несмотря на холодную погоду, его лицо покрывает румянец.
– Стоит ли мне говорить тебе о необходимости соблюдать осторожность? – спросил он.
Сын со смехом покачал головой, проверяя натяжение ремней упряжи своей лошади.
– Вы видели их, сэр. Эти головы достойны того, чтобы украсить камин моего замка, вам не кажется?
Отец грустно улыбнулся, понимая, что его сын твердо намерен настигнуть вепрей первым, невзирая ни на какие опасности. Когда прозвучали рожки королевских герольдов, кавалькада приготовилась выехать за ворота замка, чтобы направиться через поле в сторону полосы деревьев.
– Следи за этими ребятами Тюдорами, – неожиданно произнес отец, отстранив взмахом руки егеря и сцепив руки вместе, дабы помочь сыну сесть в седло. – Они молоды, а этот новоиспеченный граф Эдмунд и вовсе желторотый. Он будет выворачиваться наизнанку, чтобы угодить королю. Я нисколько не сомневаюсь в этом.
Вопреки своей воле, он не смог удержаться от еще одного предостережения:
– Не надо вставать между одним из любимцев короля и вепрем. Особенно если он взял на изготовку копье или натянул тетиву лука. Ты меня понимаешь?
– Понимаю, сэр. Но я обязательно вернусь с одной из этих голов или с обеими. С моей лошадью не сравнится ни одна из тех, что здесь есть, и я найду этих вепрей раньше других. Тогда и посмотрим.
Какой-нибудь из старших по возрасту графов будет считать себя победителем, даже если вепря убьют его слуги. Уорвик рассчитывал все сделать сам – с помощью трех копий, которые он специально для этого привез с собой. Длиной они превосходили его рост, а их лезвия были заточены так остро, что ими можно было бриться. Отец передал их ему, улыбнувшись, чтобы скрыть тревогу.
– Я буду все время следовать за тобой, вместе со старым Сомерсетом и Уэстморлендом. Кто знает, может быть, именно мне удастся поразить зверя стрелой, когда вы, молодые щенки, окончательно выдохнетесь.
Сын в ответ только рассмеялся.
Лорды Невиллы замолчали, услышав, что вокруг стихли разговоры, и увидев, как слуги преклонили колени. Из замка во двор вышел король Генрих в сопровождении своего мажордома, который пытался накинуть ему на плечи толстый плащ.
Генрих остановился и окинул взглядом группу охотников численностью сорок или пятьдесят человек, включавшую дюжину графов и их егерей. С ними было такое же количество лошадей и множество собак, создававших ужасный шум. Один за другим аристократы склоняли головы, поймав на себе взгляд короля. Генрих улыбнулся им всем. Дождь усилился, и его мокрые волосы прилипли к голове. Наконец он согласился надеть плащ, хотя тот уже потемнел и сделался тяжелым.
– Пожалуйста, отправляйтесь в путь. Желаю вам всего хорошего, милорды. Очень жаль, что сегодня я не могу составить вам компанию.
Генрих с грустью посмотрел на лошадей, но, вспомнив предостережение Маргариты, сокрушенно покачал головой.
– Удачи вам всем. Надеюсь, мои братья принесут назад хотя бы один из тех рогов.
Охотники рассмеялись, повернув головы в сторону Эдмунда и Джаспера Тюдоров, гордых тем, что их упомянул король. Когда они прибыли ко двору из Уэльса, Генрих решил удостоить своих сводных братьев – сыновей его матери от ее непродолжительного второго брака – графских титулов. В жилах этих наполовину французов, наполовину валлийцев не было ни капли английской крови. Парламент был вынужден предоставить Тюдорам права английских граждан законодательным актом, прежде чем Генрих смог наделить их земельными владениями. При взгляде на них в памяти у него всплыло лицо матери. На глазах короля выступили слезы, которые тут же смыли капли дожди.
– Я лишь жалею, что нашей матери нет в живых и она не может увидеть вас сейчас. Но я точно знаю, она будет наблюдать за вами с небес.
Возникло неловкое молчание. Графы не могли отправляться на охоту без разрешения. Генрих смотрел на них, моргая и потирая ладонью лоб, поскольку у него опять разболелась голова. Неожиданно в его глазах мелькнула какая-то мысль.
– Я увижу вас всех сегодня вечером на пиру и подниму тост за победителя охоты.
Графы и их слуги огласили окрестности радостными криками, и Генрих, довольно улыбнувшись, возвратился в замок. От холода у него посинели губы. Лицо мажордома покрывала бледность. Он прекрасно понимал, что получит нагоняй за то, что позволил королю стоять под дождем.
Тело Генриха сотрясала дрожь, хотя его ноги были укрыты одеялом. Он ворочался, сидя в кресле, и пытался читать. Начавшаяся еще во время утренней напутственной речи во дворе головная боль никак не хотела отпускать его. На пиру он выпил немного вина и съел большой кусок свинины. На радостях по поводу своей охотничьей удачи Ричард Уорвик изрядно напился. Превозмогая боль, Генрих потер пальцами переносицу и слабо улыбнулся. Эдмунд Тюдор добыл Кастора, а Уорвик – Поллукса. Распоротые клыками, погибли три собаки. Кроме того, получили ранения двое егерей Уорвика. Доктор Олуорти зашил им порезы и дал болеутоляющее снадобье.
