Фаина Гримберг - Клеопатра
Дети спрашивают меня о чём-то
Или ни о чём не спрашивают
Детские голоса — молнии
Детские голоса — зарницы... [83]
Неожиданно умер Аполлодор. Говорили, что он простудился, прогулявшись с одним своим молодым приятелем под струями летнего дождя. Маргарита совершенно не ожидала его смерти и много плакала о нём. Тем не менее ей нужен был новый секретарь. Максим посоветовал Диомеда, математика из группы сравнительно молодых учёных Мусейона. Но, разумеется, тесные дружеские отношения, связывавшие её с Аполлодором, не могли повториться с другим человеком, формально занявшим его место... И отчего-то именно после смерти Аполлодора она часто тосковала о Марке Антонии. Пыталась вызвать в памяти его голос... непринуждённое и дружеское звучание, обращённое к ней... Она понимала, что он не проделывал с ней ничего удивительного, ничего такого, чего не проделывали бы другие мужчины с другими женщинами. Но она вспоминала и вспоминала, и вспоминалось самое простое... вот беспечная дружеская смешливая гримаса крупно и мило морщит черты его лица круглого... яркие серые глаза щурятся... он быстрыми поцелуями целует её спину и щекотно постукивает по её лопаткам кончиками пальцев... Он говорит, что её узкая смугловатая спина — звёздное небо, потому что россыпь мелких родинок — будто звёзды... маленькими кажутся звёзды, потому что высоко-высоко посверкивают... И она вдруг, посреди ночи, отсылала от себя Ирас, покорно исчезавшую тотчас, и плакала, плакала... и выходила из спальни с покрасневшими веками, даже обильное умывание холодной водой не могло скрыть покраснения и припухлости. Многие полагали, что она всё ещё оплакивает Аполлодора, и строили новые догадки об отношениях Сицилийца и царицы. Она ясно понимала, что смерть Аполлодора, эта внезапная смерть, дала ей возможность оплакивать разлуку с Марком Антонием... И ночами она не сдерживала слёз...
* * *
Потом она узнала, что Антоний выехал из Афин в Антиохию, отослав предварительно семью в Рим. Октавия ожидала от него второго ребёнка, с ней также отплыли в Рим — двухлетняя дочь её и Антония, дочь Антония от первого брака, оставившая, кажется, своего молодого мужа, и сын Антония от Фульвии, Юл. Другого сына от Фульвии, Антила, ровесника Антоса, Марк Антоний взял с собой в Антиохию. Какие дела привели Антония в Антиохию, Клеопатра не знала. Говорили, будто поездка его — поездка инспекционная, потому что он намеревается окончательно подчинить Восток, Азию Риму! И вот потому-то он и отправился инспектировать легионы, стоящие в Антиохии...
Маргарита представляла себе свою поездку к нему, в Антиохию. Снова подолгу гляделась в зеркало. Примеряла нарядные платья, приказывала доставлять в её покои всё новые и новые косметические средства. Подкрашивала губы, растирала румяна на скулах... Снова смотрела в зеркало. Искала, строила свой новый облик, облик зрелой красоты... Она — женщина, зрелая женщина, не рыхлая, не расплывшаяся, зрелая, прекрасная и крепкая, будто спелое яблоко... Мечтая возобновить отношения с Антонием, она не очень полагалась на своё материнство. Кажется, он любил всех своих детей и в то же время относился ко всем своим детям в достаточной степени легкомысленно. Детей у него было много. Явиться к нему матерью его детей, ещё одной матерью?.. Нет, вряд ли подобное явление порадует, привлечёт его!.. Она твёрдо решила не ехать к нему в Антиохию.
Она говорила себе вновь и вновь, что её отношения с Антонием завершились навсегда. Она не должна думать о нём. Её дети — это её дети! Они вырастут совсем не такими, какими были многие, слишком многие правители из дома Птолемеев! Её дети никогда не будут строить козни друг против друга. Её дети будут дружными, будут поддерживать друг друга. Её дети не будут бороться меж собой за власть. Её дети... Она повторяла всё это в уме, будто заклиная... Что или кого заклиная? Себя, свои желания? Судьбы своих детей?.. И пусть Антоний ведёт какие угодно войны на Востоке! Неужели он посмеет вторгнуться в Египет? Невозможно себе представить!.. Но она могла себе представить, как он предлагает ей союз! Она ярко, даже и слишком ярко представляла себе, как они встречаются и он предлагает ей союз! А она советуется с Максимом. И Максим с этим подразумеваемым пожатием плечей советует ей... А что может посоветовать ей Максим? Разве существуют варианты? Или самое плохое — Антоний вторгается в Египет, и тогда только одно — война Египта с Римом. Или Антоний предлагает ей союз... И тогда... Если она откажет? Ничего кроме войны Египта с Римом... Быть нейтральным государством Рим Египту не позволит!.. А если союз с Антонием, то есть не с Римом, а с Антонием... тогда война с Римом, которую невозможно выиграть!.. Но так не надо думать... Может быть, ещё всё возможно... Кем был великий Александр, когда начал свой путь, своё восхождение? Сыном, который не угоден отцу!.. Сколько раз его жизнь висела на волоске, сколько раз хотел убить Александра Филипп, его родной отец!.. Ещё всё возможно!.. Она согласится и вступит с ним в союз... Но он не слал гонца из Антиохии! Неужели ошиблась? Неужели всё неправильно просчитала? И ведь она знает, что в делах политических даже самые точные расчёты могут обернуться мнимостью...
Но она не ошиблась. Он прислал гонца. Ей дали знать, что его гонец задержан с посланием на почтовой станции. Она приказала, чтобы гонец как возможно скорее очутился в Александрии. Ему должны были предоставить нескольких сильных сменных лошадей. И когда он наконец-то доставил ей письмо Антония, сердце её забилось почти болезненно. Потому что однажды, шутя, в сущности, Марк и Маргарита завели «скиталоны» — почтовые палочки, одна палочка — ему, другая — ей. Это был старинный греческий обычай для тайности переписки. Палочки были совсем одинаковые; тот, кто посылал письмо, писал на полоске кожи и наматывал эту полоску на свою палочку;
а получивший перематывал полоску на свою... И мгновенно чувствуя себя совсем молодой, ещё не рожавшей детей, ещё не познавшей мужское тело, ока перематывала эту полоску и пальцы дрожали... Впервые он воспользовался скиталоном!..
Он писал очень просто. В конце концов он всегда ведь был очень простым человеком. И ведь он всегда мог сходу возобновить любые прерванные отношения, связать заново развязанные прежде нити, заговорить попросту, как будто расстался только вчера... Он так и писал ей, как будто расстался только вчера:
«Мар! Я соскучился, а ты? Если можешь, приезжай в Антиохию, жду тебя!»
И тогда она собралась. Хотела было взять с собой близнецов, но передумала. Она знала, что он предложит ей союз. И она согласится. И это лучше, чем выжидать бесконечное число месяцев, а то и лет, покамест Риму надоест играть с Египтом, подобно тому, как её любимица, состарившаяся Баси, играет с пойманной мышкой в саду под пальмой... Разумеется, он встретил её так, как будто они расстались только вчера... Но он не притворялся. Кажется, он никогда не притворялся, то есть очень редко, очень редко притворялся... Конечно, он сказал ей, что предлагает ей союз...
— ...я знаю, ты согласишься! Я устал от этих своих попыток хитрить с Октавианом, хитрить — у меня это плохо получается. А ты разве не устала выжидать? Соединимся и будем действовать прямо!.. И я ведь люблю тебя, я вернулся к тебе! Ты веришь мне?
Она не ответила «да». Она спросила:
— Ты можешь рассказать мне, как выглядит Октавия? Ты можешь сейчас описать мне её? — Клеопатра говорила негромко, но её грудной голос звучал настойчиво.
Антоний вдруг задумался. Они сидели не рядом, а друг против друга, на этих тонконогих греческих стульях. Не ели и не пили, потому что разговор был слишком важен, надо было сосредоточиться на произносимых словах, и ничто не должно было мешать этому сосредоточению... Антоний чуть вытаращил свои яркие серые глаза, приложил ладонь к щеке, снова опустил руку на колено... Заговорил медленно:
— У неё несколько плосковатое лицо, а волосы такие светло-светло-коричневые, и когда она распускает волосы, они повисают, и чуть летят, лёгкие. Её глаза кажутся мне большими. Она смотрит властно. По натуре она — мать. Она даже к своему брату Октавиану относится, как мать, хотя она старше его не на такое уж значительное число лет. Она очень не хочет войны. Она не понимает, нет, она не хочет понимать, что война неизбежна. Она всё время мирила меня с Октавианом...
— Она хотела распоряжаться тобой! Пастушка своего быка! — Маргарита прервала Антония, знала, что несправедлива к сопернице, и хотела быть несправедливой, быть нарочно настойчивой, почти напористой. Пусть он видит, что она бывает недоброй, даже глупой!..
— Ты не права, — отозвался он коротко и сухо.
Он не сказал: «ты несправедлива», он сказал: «ты не права». И она повторила за ним:
