Дэвид Чейни - Мастер меча
– Мой обет будет нарушен, – сказал Йоши сдавленным голосом.
– Нет, любимый. Твой обет важнее, чем месть. Ты сам говорил мне об этом сотни раз. Твой обет принесен богам и значит больше, чем мирские дела. Что сделано, то сделано. Моя любовь не стала меньше. Моя любовь к тебе сильнее, чем когда-либо.
– И моя любовь тоже, – просто ответил Йоши. – Великий Будда, чего же тебе стоило хранить молчание… защищая меня от меня самого?!
Йоши сглотнул горький комок. Он чувствовал, что теряет самообладание. Самообладание мужчины, мастера сенсея. Нами права. Несмотря ни на какие побуждения, он не должен использовать свой меч для убийства… если только ему не будет дан свыше несомненный знак разрешения от клятвы.
Но, может быть, этот знак ему уже дан?
Сердце говорило: «да»! Разум отвечал: «нет!» Он принял смерть Сантаро, не отрекаясь от своего обета, когда сердце кричало: «Ничего не может быть хуже!» И как сравнить смерть друга с тем чудовищным злом, о котором он узнал только что? И чем же сам Йоши отличается от Кисо? Он ведь спал с Аки? Да. Но…. Аки добровольно легла в его постель, а Кисо силой заставил Нами подчиниться его воле.
Йоши повернулся к Нами и прижался щекой к ее щеке, чувствуя, как ее слезы смешиваются с его собственными.
– Кисо должен умереть, – пробормотал он. – Но он умрет не от моей руки.
Глава 72
После этой ночи, проведенной с Нами, Йоши было трудно оставаться вдали от нее. Он разрывался между желанием увидеть ее снова – и необходимостью следовать плану, разработанному им совместно с Го-Ширакавой. Он сосредоточился на строительстве театра, внося в него небольшие усовершенствования по мере продвижения работы. Через несколько дней его синяки достаточно зажили и он смог показаться труппе. Незадолго до новогодних празднеств Йоши вернулся на постоялый двор.
– У нас теперь есть театр, – объявил он за обедом.
В обеденном зале собрался весь коллектив труппы. Тут вкусно пахло копченой рыбой. Над столом витал терпкий аромат зеленого чая.
– В этот момент плотники заканчивают сцену, художники рисуют новый задник. Помещение будет готово вскоре после новогодних церемоний.
Артисты принялись взволнованно обсуждать новость.
– Как насчет музыкального салона? – спросил Ито, взмахом руки подзывая музыкантов.
– На сцене будет устроена специальная площадка для оркестра, – сказал Йоши. – Фонари дадут достаточно света, под сценой в пол вмуровали пустые бочки для усиления резонанса. Вы сможете играть без напряжения; каждая нота будет слышна.
Он отвернулся от Ито, улыбнулся остальным и продолжил:
– Актеры и певцы также смогут говорить и петь более естественно благодаря акустическим ямам и плотному заднику.
– А что будем делать мы? – спросил Коэцу, имея в виду акробатов.
– Вы не забыты. Вы будете работать на заднем плане в пьесе, и… я подготовил специальную программу для вас.
Прежде чем Коэцу успел расспросить об этой специальной программе, несколько голосов перебили его, задавая один и тот же вопрос;
– Когда мы сможем увидеть театр?
– Скоро, но сначала нам нужно разучить совершенно новую постановку. С помощью Оханы я написал пьесу, в которой у каждого будет отличная роль.
Охана выглядел удивленным, однако приосанился, решив, что замысел Йоши не умаляет его славы.
– Расскажи нам о новом спектакле! – крикнул один из актеров.
Йоши встал на ноги и раскинул руки. Громким голосом он объявил:
– ; Я буду играть бога Хайя-Суса-но-во. Возвратившись на землю, будучи изгнанным с небес, бог встречает старика, которого будет играть наш руководитель Охана, и старуху, которую будет играть Уме…
– О нет, я не смогу, – Уме вспыхнула и прикрыла лицо.
Йоши, не обращая внимания на ее слова, продолжал:
– Здесь же находится красивая девушка, которую играет Аки. Старик и старуха плачут, потому что восьмиголовый змей Коси много лет назад съел их другую дочь; змей теперь должен явиться за красавицей – их последним ребенком. Старик сообщает Хайя-Суса-но-во, что он – Асинадзучи, сын бога горы, и поет песню, описывающую восьмиголовое чудовище. Его глаза красны, как зимняя вишня; его тело с восемью головами и восемью хвостами простирается через восемь долин и восемь холмов и покрыто соснами и кедрами.
Йоши глубоко вдохнул и драматически возвысил голос:
– С разрешения Асинадзучи Хайя-Суса-но-во забирает дочь и превращает ее в гребень, который втыкает в свои волосы. Он велит старой паре сварить сакэ восьмикратной крепости и налить его в восемь лоханей, а лохани поставить у восьми калиток-рей в огромном заборе. Змей появляется и выпивает сакэ, пьянеет и ложится, а Хайя-Суса-но-во достает клинок и убивает его. Разрубив тело чудовища, бог находит внутри него огромный меч под названием Кусанаги, покоритель трав, и сообщает о своей находке Аматерасу, богине солнца.
Труппа молчала, потрясенная замыслом Йоши.
Первым заговорил Коэцу.
– Что же будут делать акробаты? – спросил он.
– Вы будете изображать восьмиголовое чудовище Коси, двигаясь вместе, как один человек.
Лицо Коэцу расплылось в лучистой улыбке. Ито вскочил на ноги.
– Блестяще, – сказал он. – Я сразу же начну писать музыку. Я уже слышу рокочущую песню чудовища, которую подхватят басовые барабаны и бива, и противостоящую ей тему Хайя-Суса-но-во, которую поведут флейты.
Йоши сказал:
– Мы должны хорошо поработать, чтобы не ударить в грязь лицом в Киото. Столица открыта нам! Вскоре мы будем играть для императора!
Когда труппа зааплодировала, он мысленно добавил: «А я буду близок к выполнению моей миссии. Кисо заплатит за содеянное!»
Акробаты вошли в Киото за неделю до предусмотренного расписанием открытия. Они развесили на перекрестках афиши с рекламой труппы Оханы и предлагаемой программой работы. Остальные артисты прибыли в столицу под вечер. Накануне спектакля они вошли в город без обычной помпы и разместились в здании театра. Их молчаливое появление в городе вызвало жестокую ссору между Йоши и Оханой.
– Комедианты всегда оповещают о своем прибытии прыжками акробатов. Как иначе люди могут узнать, кто мы такие? – бушевал Охана.
– Охана, это Киото, Наши афиши висят здесь уже неделю. Находясь под гнетом Кисо, столица видела мало развлечений. Горожане ждут нас.
Лицо Йоши не выражало никаких эмоций, но ему стоило огромных усилий подавить раздражение. Глупость и жадность хозяина труппы могли поставить под угрозу планы Йоши. Он спрашивал себя, стоит ли держаться за этого человека? Может быть, ему следует сосредоточить все внимание на Кисо и бросить напыщенного болвана Охану на произвол судьбы? Нет! Он не ссорился с труппой. Актеры его друзья! Йоши должен быть терпеливым.
– Суруга, откуда ты знаешь, что люди ждут нас? Еще не поздно ударить в барабаны! Я заплачу! – Охана захныкал.
– Охана, доверься мне. Твоя клоунада отпугнет публику. Мы должны считаться с эстетическим чувством зрителя, чтобы снискать расположение горожан, а с ним славу и богатство.
– Но давай все-таки пустим по улицам акробатов, чтобы возбудить у людей аппетит!
– Никаких акробатов!
– Отец, Суруга прав. Мы должны доверять ему! Аки влюбилась в свою новую роль и была готова принять все, что предлагал Йоши.
Охана также неплохо смотрелся в своей роли, но его терзало, что с ним обращаются как с простым актеришкой. Он с прискорбием осознавал, что все управление театром перешло в руки Йоши, который использует труппу для достижения своих таинственных целей.
Глава 73
Премьера пьесы «Хайя-Суса-но-во» состоялась на второй вечер новогодних торжеств. Несмотря на холод, театр был полон. Колеблющееся пламя светильников покрывало призрачными тенями черные стропила потолка. Хорошо освещенная дорожка вела из центра зрительного зала прямо на сцену; актеры пользовались этим путем. Музыканты, сидя со скрещенными ногами, наигрывали увертюру перед задником с одинокой сосной. Хор в костюмах и масках выстроился по краям приподнятой деревянной эстрады.
Основная часть публики сидела полукругом под открытым небом. Дворяне и дамы пятого ранга и выше располагались в особой двухэтажной крытой галерее. Шорох зимних халатов и кимоно смешивался с монотонным пением хора:
Вот Хайя-Суса-но-во,
Вот Хайя-Суса-но-во,
Он пришел к нам с небес,
Держа божественный меч
Хайя-Суса-но-во,
Со священных небес,
Держа божественный меч,
Держа божественный меч!
Так пела одна половина хора, другая повторяла строчку: «О, как я мечтаю о божественном мече» – контрапунктом.
Голоса гулко разносились по всему зданию театра, отраженные акустическими устройствами.
Коэцу пел из-под ханниа, маски демона, изображающей восьмиголового дракона. Охана носил маску старика, а Уме – маску старухи. Остальные актеры наложили на лица сценический грим. Йоши, выступавший в качестве кими, корифея хора, был одет в полное боевое облачение Хайя-Суса-но-во.
