Вячеслав Шишков - Емельян Пугачев (Книга 3)
– Что ты за человек? – сурово спросил князь Долгополова.
Низко поклонившись князю и касаясь пальцами пола, Долгополов ответил:
– Я, ваша светлость, родом яицкий казак Остафий Трифонов. Вот вам письмо от моих товарищей, извольте, ваша светлость, вставать с постельки.
Государственное дельце до вас, самое горяченькое, что изволите усмотреть из сего цыдула. Куй железо, пока горячо, как говорится, ваша светлость, – без остановки сыпал Долгополов словами, как горохом.
Орлов, не распрямляя хмурых бровей, быстро спустил с кровати богатырские ноги на ковер, потребовал трубку, закурив, стал внимательно читать. Долгополов, затаившись и крепко зажав в руке казачью мерлушковую шапку-трухменку, неотрывно следил за ним. Протекали самые опасные для прохиндея минуты: или все обернется как не надо лучше, или его схватят и навсегда замуруют в крепостном каземате. Верхняя губа его неудержимо трепетала, глаза то и дело закатывались под лоб. Вдруг он возликовал, заметив, что лицо князя прояснилось, что на его губах заиграла самодовольная улыбка. Орлов бросил письмо на круглый, изукрашенный перламутром столик, взволнованно сказал:
– Сия овчинка, сдается мне, стоит выделки… Одеваться и – тотчас карету!
Вбежал негритенок в красном жупане, принялся одевать князя, а Долгополов с камердинером удалились.
3
Тройка орловских рысаков летела по гладкой дороге быстро. Долгополов был удостоен сидёть в карете рядом с князем.
– На сей случай ты не казак, а мой гость, – простодушно говорил Орлов. – Только не могу в толк взять: ведь есаул Перфильев, помнится, еще зимой был откомандирован братом моим схватить Пугачёва. По какой же это причине столь великое с его стороны промедление?
– Ах, ваша светлость! – воскликнул Долгополов, закатывая под лоб узенькие глазки. – Раз Перфильев Пугачёву в руки попал, нешто злодей отпустит его от себя живым? Ведь и я-то убегом здесь, скрадом. Пугачёву сказали, что я в сраженьи под Осой убит. Конешно, Перфильев прикинулся злодею преданным и начал по малости казаков щупать. На поверку вышло, что многие казаки Емельку-то за истинного государя принимали. Вот только ныне господь посетил их просветлением ума…
А вот и Царское Село, в нем Долгополов по своим коммерческим делам много раз бывал.
Погода пасмурная. Семь часов утра. Парадные и жилые апартаменты помещались во втором, верхнем этаже дворца. Екатерина занималась в кабинете. Возле дверей стояли на карауле два гренадера с ружьями и какой-то господин в кафтане с золотыми галунами. Князь, оставив Долгополова за дверями, прошел к императрице. Екатерина с растерянной улыбкой и некоторым удивлением поднялась ему навстречу. Орлов поцеловал её руку, перехватил и поцеловал левую, затем снова правую, затем, задерживая её руки в широких своих ладонях и вздохнув, сказал:
– Давно не видал тебя… Вот и морщинки появились. Счастлива ли ты?
– А что есть счастье? – вопросом уклончиво ответила Екатерина, вскинув в лицо бывшего любимца свои загрустившие глаза и тотчас опустив их. – С чем пожаловал такую рань? Что за экстра? Уж не в Гатчину ли свою на охоту едешь да по пути завернул?
– На охоту, матушка… Да еще на какую охоту-то. Зверь крупный! На-ка прочти, – и Орлов протянул Екатерине письмо ржевского мошенника.
Внимательно прочитав письмо, Екатерина сразу оживилась, в её глазах блеснули огоньки. Взволнованная, она понюхала из хрустального флакончика какого-то снадобья, села в кресло, оправила стального цвета широкую робу, сказала Орлову:
– Где делегат? Пожалуй, покличь его, Григорий Григорьич.
Долгополов вошел в царские покои без всякого смущения, как в свою собственную спальню. Приблизившись к императрице, он бросил к её ногам шапку, опустился на колени, крестообразно сложил руки на груди и уставился на царицу, как на икону в церкви.
– Встань, казак, – сказала Екатерина и милостиво протянула ему для лобзанья руку.
– Ваше величество! – восклицает Долгополов, прикладываясь горячими губами к женской ручке. – Светозарная повелительница великой империи Российской, идеже и солнце не захождает… Припадаем челом к священным стопам твоим все триста двадцать четыре яицких казака, что уловил в свои богомерзкие сети враг человечества Емельян Пугачёв, а ему же убо плеть – плеть, а ему же убо страх – страх, а ему же убо смерть – смерть…
Тертый калач Остафий Долгополов, в бытность свою человеком состоятельным, научился «точить лясы» со всяким: с архиереем и конокрадом, с князем и строкой приказной, с купцом и вельможей, ему даже разок удалось перемолвиться с самим Петром Федоровичем, когда тот был еще наследником престола, а купец доставлял овес для его конюшни. Вот только с государыней разговаривает он впервые. Ну, да ничего… С матушкой-то не столь опасно говорить, как с мясником злодеем Хряповым, треклятым самозванцем.
– Давно ли ты, Остафий Трифонов, у господина Пугачёва в услужении, когда ты верность данной нам присяги нарушил? – спросила государыня.
– Винюсь, матушка, ваше величество! Все мы винимся, все мы горьким плачем обливаемся. Нечистая сила околдовала нас, темных, в сентябре прошедшего года…
– Стало быть, вы Емельяна Пугачёва за покойного императора Петра Федорыча приняли?
– За него, ваше величество, за него. Винимся!
– Стало, вы против меня шли, угрожали спокойствию империи?
Долгополов, закатив глаза под лоб и прикидываясь простоватым казаком, с жаром воскликнул:
– Против тебя шли, ваше величество, как есть против тебя. Винимся!
– Значит, вы, казаки, мною недовольны были?
– Довольны, матушка! Выше головы довольны… А это лукавый сомустил нас, сатана с хвостом.
– Нет, казак, ты не правду говоришь, – возразила Екатерина. – Среди яицкого казачества еще допреждь того было недовольство и крамольное возмущение.
– Было, было недовольство, ваше величество!.. Рыбку от казаков старшины отобрали. Мы о рыбке в цыдуле пишем…
– Я казакам всегда мирволила, и донецким, и яицким. И впредь будет так же. Обещаю вам, казаки, и рыбу, и льготы всякие. Только скорей кончайте…
Екатерина задала казаку еще несколько вопросов: где Пугачёв, сколько у него народу, каков состав его армии, нет ли среди его сброда иностранцев каких или пленных турок?
Долгополов, с развязностью отвечая, врал. Екатерина к его словам относилась настороженно. Наконец спросила:
– А как ты мог в своей казачьей сряде проехать чрез Москву? Ведь она заперта крепким караулом со всех сторон.
Долгополов, жестикулируя и закатывая глаза, ответил:
– Ежели вы, ваше императорское величество, пожелали бы, то я проведу чрез оную Москву десять тысяч человек. И никто о том не прочухает. А я пробрался чрез первопрестольную столицу тако. Верст за пять до Москвы я примостился к едущим на базар подводам с сеном да дровами. У заставы – ах, думаю, господи, благослови, да и пошагал живчиком мимо часового. Часовой хвать меня за леву полу: «Стой, куда чувырло, прешь?! Есть ли письменный вид?» А я ему бесстрашно ответствую: «Господин служивый, письменный вид у меня – это верно – был от старосты казенного селения, да верст за десять отсюдова вот из этого кармана в дыру выпал, да и другое кое-что потерял по мелочишке». Солдат засунул в левый карман руку, там, верно, дырища, опосля того он съездил меня кулаком по загривку столь добропорядочно, что я, грешный человек, едва с ног не слетел, да щучкой-щучкой через заставу-то и проскользнул. Солдат с народом захохотали, а я вприпрыжку – дуй, не стой – вдоль по улице. Вот, ваше величество, каким побытом пробрался я в город Москву.
Екатерина улыбалась. Чуть прищурив глаза, она, чтоб пересказать Строганову, старалась запомнить некоторые выражения старого казака, которые показались ей курьезными, вроде того, как он «живчиком» проскочил, как его «съездили» по загривку, как он «щучкой-щучкой» проскользнул чрез заставу. Затем она подала Долгополову знак удалиться и осталась вдвоем с Орловым.
Мнимого казака отвели в комнаты, где обычно останавливался князь Орлов. Вскоре подошел к нему человек в позументах, должно быть, лакей, спросил:
– Не хочешь ли ты, брат, водки выпить да подзакусить?
Долгополов ответил;
– До водки не охоч, а вот кусочек хлеба с солью съел бы.
Ему подано было – холодная жареная курица, свежие крендели, ситный с солью и графин водки. Долгополов встал, перекрестился и с жадностью, стоя, принялся есть ситный.
– Да ты сядь, братец, и питайся как следует. Откуда ты?
– А я издалека, с Белого моря.
– Ого, ну как там?
– Да ничего. Киты плавают, всякая рыбина.
– Ишь ты… Большие киты-то?
– Да не так чтобы уж очень, одначе на нем деревеньку невеликонькую построить можно…
– Ха! Скажи на милость… Вот так это чудо-юдо!
Долгополов наелся, выпил две стопки водки, задремал.
Разбудил его все тот же лакей:
