Виктор Поротников - Игорь Святославич
Он мысленно искал возможный подвох в столь смелом предложении Ефросиньи, но не находил. Если Ефросинья заманит ничего не подозревающего Вышеслава в свои покои и как ни в чем не бывало предложит ему лечь с ней на ложе, то Вышеслав непременно должен будет выдать себя с головой. Он либо наотрез откажется, либо…
Второе «либо» подтолкнуло Игоря согласиться с необычным предложением.
Однако Игорь сразу обговорил все условия, дабы у Ефросиньи не было ни малейшей возможности предупредить Вышеслава. Ни записок, ни устных посланий через слуг. Отрок проведет Вышеслава к Ефросинье, когда стемнеет, причем не к ней в спальню, а туда, где Игорю будет удобнее спрятаться.
— Все будет так, как ты того хочешь, свет мой, — сказала Ефросинья. — Я даже согласна встретить Вышеслава теми словами, какими ты велишь. Что мне говорить, когда он придет? Иль сразу раздеваться, не произнеся ни слова?
Игорь был смущен и озадачен.
Его подозрения только усилились: Ефросинья что-то задумала, но что? Не расставляет ли она сети ему самому?
Поразмыслив, Игорь велел жене встретить Вышеслава простоволосой и с обнаженными руками, быть с ним ласковой и делать непристойные намеки, ссылаясь на то, что муж находится в отлучке.
Ефросинья согласно кивала.
Затея нравилась Игорю все меньше, но он решил идти до конца. К тому же было интересно посмотреть, как Ефросинья станет соблазнять его лучшего друга. И чем Вышеслав ответит на ее заигрывания.
…В тот день Вышеслава не было в городе. Он с десятком гридней сопровождал по санному пути торговый караван, направлявшийся из Новгорода-Северского в Чернигов. Проводив торговых людей до владений черниговского князя, Вышеслав и его отряд вернулись в Новгород-Северский.
Вышеслав был удивлен тем, что княжеский отрок Ярополк вдруг пришел к нему и сообщил, что княгиня желает его видеть. Была ночь.
Полагая, что это неспроста, Вышеслав последовал за отроком, освещавшим путь светильником в темных переходах терема. Они пришли на женскую половину.
Ярополк постучал в дверь и удалился, молчаливый и загадочный.
Вышеслав вступил в просторную светлицу. Несколько свечей горели в бронзовом подсвечнике. Тяжелые потолочные балки, подпертые толстыми дубовыми столбами, маленькие завешенные оконца и мрак, скопившийся в дальних углах, придавали помещению мрачноватый вид. Это был покой для гостей.
«Зачем Фрося позвала меня сюда?» — недоумевал Вышеслав.
Он с порога поприветствовал княгиню, как приветствовал всегда.
После той памятной встречи на стене в Путивле между бывшими возлюбленными установились обычные дружеские отношения, в которых не было и намека на прошлое, даже когда они оставались одни. Их любовные отношения были погребены вместе с мертвым младенцем — так они решили оба.
Ефросинья сидела у стола за раскрытой книгой, но сразу встала, увидев Вышеслава. С милой улыбкой она ответила на его приветствие и поманила к себе.
— Почему Игорь так внезапно уехал в Ольжичи? — спросил Вышеслав, подойдя.
— Уехал, и ладно, — промолвила Ефросинья с той же милой улыбкой, кладя свои полные руки Вышеславу на плечи.
При этом легкое тонкое покрывало соскользнуло с ее головы, открыв корону пышных темно-русых, слегка вьющихся волос. Эти густые мягкие волосы всегда восхищали Вышеслава и он уже хотел, как когда-то, прижаться к ним губами и вдохнуть их теплый, ни с чем не сравнимый аромат.
Но в этот миг Ефросинья проговорила с легкой укоризной:
— Как ты невнимателен ко мне, Вышеслав.
И она выразительно указала глазами на свою обнаженную левую руку, покоившуюся на его плече.
Вышеслав увидел на молочно-белой женской руке с внутренней стороны плеча надпись черной тушью по-гречески. Хотя буквы были слегка смазаны, он без труда разобрал написанное.
«Осторожно! Мы не одни!» — гласила надпись.
Взгляд Вышеслава встретился с глазами Ефросиньи. У него в глазах был вопрос, на который женский взор немедленно дал ответ: «Да, здесь Игорь!»
— Ну смелее, Вышеслав, — громче проговорила Ефросинья. — Игорь далеко, это такая удача. Никто нам не помешает…
Теперь Вышеслав знал, как себя вести.
Он отстранил руки Ефросиньи я отступил назад, пробормотав:
— Странно мне слышать такое из твоих уст, княгиня, не узнаю я тебя!
— Вот как? — Ефросинья склонила голову набок, обняв руками себя за плечи.
В ее позе была смесь разочарования и стыдливости.
— По-твоему, Вышеслав, со мной приятно лишь латинские книги переводить? Ни для чего другого я не годна? — В голосе Ефросиньи прозвучали нотки уязвленного самолюбия. — Стало быть, не приятна я тебе как женщина?
— Княгиня, позволь мне удалиться, — произнес Вышеслав, прижав руку к груди. — Время позднее…
— Постой! Куда тебе спешить? — властно сказала Ефросинья. — Иль тебя кто-то дожидается на ложе?
— Не пристало мне любоваться тем, что князю моему предназначено, — отступая к двери, вымолвил Вышеслав.
— Да князь ничего не узнает, глупец. — Ефросинья сделала шаг вслед за Вышеславом. — Не уходи! Я велю тебе остаться!
Вышеслав вышел, затворив за собой дверь так, чтобы та не стукнула громко.
Ефросинья опустилась на стул, уронив руки на колени.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем Игорь выбрался из своего укрытия за печью, отряхивая с себя пыль и паутину.
Ефросинья взглянула на мужа снизу вверх и виновато промолвила:
— Удерживать его силой ты мне не велел.
Игорь с довольной улыбкой погладил супругу по волосам.
Он был рад тому, что увидел. Его вдруг осенило: ведь Фрося могла оказывать Вышеславу знаки внимания и тешить себя надеждами на взаимность. Скорее всего так и было, покуда Игорь развлекался с другими женщинами. Только Вышеслав не поддался искушению. И своими мечтами жена наверняка делилась с подругой, называя Вышеслава «своим» возлюбленным.
Все это пронеслось у Игоря в голове.
— Ты была неподражаема, Фрося, — целуя жену, сказал он. — На месте Вышеслава я, пожалуй, не устоял бы.
— Имей в виду, голубь мой, коль ты опять потянешься к Алене, я займусь Вышеславом всерьез, — пригрозила Ефросинья. — И добьюсь своего!
— Не выйдет, милая, — засмеялся Игорь. — Вышеслав поедет обратно в Путивль воеводой. Люди тамошние просят меня об этом.
* * *За Вышеслава действительно просили и бояре путивльские, и простые горожане. Запомнился он людям своей храбростью и справедливостью.
Игорь отправил друга в Путивль.
Терем княжеский в Путивле был еще не достроен, поэтому Вышеслава с радостью принял в своем доме Борис Ясновитич.
Дел предстояло много. На первом месте был сбор денег и драгоценностей для выкупа из полона ратников путивльских. Этим занимался тысяцкий Борис, которого Игорь утвердил на это место. Помимо этого на заботах молодого тысяцкого было обучение войска, воинов в котором, как и прежде, было немного.
— Коль по весне поганые опять навалятся, не ведаю, как отбиваться будем, — честно признался Борис Вышеславу.
— В Глухове и Рыльске киевляне стоят, они помогут, — ободряюще сказал Вышеслав. — Опять же Игорь в дружину к себе набирает людей охочих. Думаю, к весне будет у него войско.
Встретился Вышеслав и с боярыней Епифанией.
Та стала жаловаться ему на свое несчастье:
— Дочка у меня забеременела и не сказывает от кого, таится. Я так подозреваю, наверно, какой-то степняк обрюхатил Василису прошлым летом. От нехристей немало женщин пострадало тогда. Служанка моя Оксинья и не молода уже, но и на нее позарился какой-то черт кривоногий! Предупреждала я, что в погребке не отсидишься. Падчерицу золовки моей поганые впятером обесчестили, а отроковице всего-то четырнадцать годков. Заикается теперь, бедняжка.
— Поговори хоть ты с Василисой, боярин, — попросила Епифания Вышеслава. — Она частенько тебя вспоминает.
Вышеслав не стал откладывать встречу с Василисой, судьба которой была ему небезразлична.
По февральскому липкому снегу вдвоем с Епифанией отправился он извилистой тропинкой вдоль оврага, выйдя из дома тысяцкого.
В голых ветвях яблонь и лип перекликались шумные галки. Солнце светило уже по-весеннему, под его жаркими лучам и оседали сугробы.
Вышеслав и Епифания не спеша шли по улице. Встречные люди узнавали воеводу: женщины кланялись, мужчины снимали шапки.
Вышеслав загляделся на тесовые чешуйчатые маковки и сверкающие позолотой кресты большого Вознесенского собора. Выше крестов были только голубые небеса и хлопающая крыльями стайка сизых голубей. Он замедлил шаг и перекрестился, обнажив голову.
Терем Епифании находился на соседней улице. Василиса стояла на крылечке в наброшенной на плечи шубейке. Увидев, с кем идет ее мать, девушка опрометью кинулась в дом.
