Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка
У Армана и Эдмона от удивления широко открылись глаза, а у Жозефа и Элизабет на лице было написано почти такое же ребяческое изумление.
— Открывайте подарки! — решила их подбодрить Эрмин.
Несколько секунд каждый смотрел на свой сверток, не решаясь разорвать упаковку из цветной бумаги с блестящими ленточками.
— Это слишком! Вам не следовало… — бормотала Элизабет. — Лора, а если бы мы не пришли?
— В таком случае я пригласила бы вас на обед или ужин завтра, — ответила хозяйка дома.
Увидев, какие подарки получил каждый, Эрмин поняла, что мать не напрасно на протяжении многих недель так внимательно слушала ее рассказы. Вспомнилась ей также и поездка матери в Роберваль, еще до первого снега. Мэр собственной персоной поработал для Лоры шофером.
Жозеф получил трубку из верескового корня и медную табакерку. У Элизабет перехватило дыхание, когда в ее руках оказался комплект из нефрита: бусы и пара сережек, подобранные под цвет ее глаз. У нее никогда не было таких восхитительных украшений.
— Но я не могу это принять! — прошептала она.
— Бетти, вы заботились о моей дочери, — благожелательно напомнила ей Лора. — Вы относились к ней с материнской нежностью, и я многим вам обязана.
Женщины обнялись, и у обеих на глазах блестели слезы. Крик маленького Эдмона помешал им окончательно расплакаться.
— Мама! Мимин! Папа! У меня есть поезд! Посмотрите на коробку! На ней нарисован поезд!
— Он электрический, — уточнила Лора. — Это французская игрушка фирмы JР[70]. Напряжение слабое, всего двадцать вольт. Братья помогут тебе его включить.
Арман вынул из картонной коробки завернутую в шелковистую бумагу великолепную черную машинку. Это была точная модель автомобиля с блестящими хромированными деталями.
— Дверцы открываются, а сиденья — из красной кожи! — радостно воскликнул мальчик. — Я видел ее в витрине универсального магазина. Я о ней мечтал!
Симону достались красивые часы на браслете и обтянутый кожей портсигар.
— Ну, теперь я выгляжу совсем как взрослый! Спасибо, Лора! — сказал он.
— Меня благодарить не за что. Подарки принес святой Николай, или Санта-Клаус.
— Дед Мороз, — поправил ее Ханс. — Так называют французы этого доброго белобородого старика в красных одеждах.
— Он летает по небу на санях, запряженных оленями, — уточнил Эдмон. — Эрмин читала об этом в книге.
Довольный Жозеф потирал подбородок. Он наконец расслабился, потому что обстановка была по-настоящему семейной, и уже не понимал, почему на первых порах так ненавидел Лору Шарден.
«Она женщина богатая, но щедрая. Если она на самом деле потеряла память, кто может упрекнуть ее в том, что она снова вышла замуж? И, похоже, она с радостью делает добрые дела…»
Ханс рассматривал свой подарок, не решаясь его развернуть. Это был квадратный сверток, твердый и достаточно тяжелый.
— Открывайте скорее! — взмолилась заинтригованная Эрмин.
— Ну же, не теряйте времени! — поддержала дочь Лора.
Пианист выдержал паузу. Наконец он развернул бумагу и показал присутствующим стопку пластинок. И стал читать вслух названия:
— «Богема», «Тоска», «Паяц», «Манон Леско» и «Мадам Баттерфляй»! Оперы Пуччини, мои любимые. О, мадам, как мне благодарить вас?
— Разучив самые красивые арии с моей дочерью, конечно! — ответила Лора не без кокетства. — Давайте послушаем что-нибудь прямо сейчас. Какую бы вы посоветовали?
— «Мадам Баттерфляй», — ответил Ханс. — Это трогательная история о юной японке, которая влюбилась в американского солдата.
Симон взялся поставить диск. Эрмин протянула матери сверток, который накануне спрятала за елкой.
— Я как раз хотела сказать, что Лора — единственная, кто не получил подарка, — заметила Элизабет. — И я чувствую себя виноватой. Завтра я испеку д ля вас пирог с цукатами, мое фирменное блюдо.
— Вы совсем меня избалуете, — улыбнулась хозяйка дома. — Для такой сладкоежки, как я, это лучший подарок. Что это, Эрмин?
Лора повертела небольшой сверток в руках, потом осторожно разорвала обертку.
— Мама, я подумала, что тебе понравится, — сказала девушка.
— Боже милостивый! Это ты, правда? На этих двух фотографиях…
И молодая женщина разрыдалась. Она долго не могла отвести взгляд от фотографий, оправленных в позолоченные гипсовые рамки. Она вытерла глаза, чтобы лучше рассмотреть детали.
— Здесь мне четыре года. Еще до эпидемии испанского гриппа к нам в монастырскую школу приехал фотограф, чтобы сделать портреты монахинь. Сестра Мария Магдалина попросила, чтобы он сфотографировал и меня. Я этого не помню, мне рассказала Бетти. Посмотри на мою прическу! Эта белая лента сбоку похожа на огромный цветок!
— А на другой фотографии Эрмин готовится к первому причастию, — сказала Элизабет.
— Это прекрасный подарок, — пробормотала Лора. — Я всегда сожалела, что мне не суждено было увидеть мою дорогую девочку маленькой. Какой ты была прелестной крошкой! Это лучшее Рождество в моей жизни!
— Это Бетти придумала, — сказала Эрмин. — Она сохранила фотографии. Хозяин универсального магазина вставил их в рамки, когда в октябре ездил в Роберваль.
Лора плакала и бесконечно целовала фотографии. Если у кого-то оставались сомнения относительно того, любит ли она свою дочь, то искренняя радость, которую она и не думала сдерживать, сказала обо всем лучше всяких слов.
— Мама, ты можешь и меня поцеловать! — пошутила Эрмин. — Перед тобой — живой портрет твоей шестнадцатилетней дочери!
Симон и Ханс засмеялись. У Жозефа же в голове крутились последние слова Лоры: «Это лучшее Рождество в моей жизни!» «Однако для счастья ей должно не хватать Жослина Шардена, — подумал он. — Любит ли она до сих пор своего первого мужа? Человека, который исчез бесследно пятнадцать лет назад… Если любит, она не могла бы быть такой счастливой. Все-таки это странная женщина…»
Мирей предложила месье Маруа чаю, но он отказался.
— Думаю, пора домой, уже поздно. Огонь в печи может погаснуть, — объявил он, вставая.
Элизабет окинула грустным взглядом ярко освещенную гостиную и елку. В проигрывателе все еще крутился диск «Мадам Баттерфляй»: женщина пела на итальянском языке с раздирающими душу интонациями.
— Приходите ко мне почаще, Бетти, — шепнула ей на ушко Лора, ласково целуя в щеку.
Прямолинейность и эмоциональность Лоры приводила представителей семейства Маруа в замешательство, но от этого она казалась им еще более милой. Симон на прощание искренне улыбнулся хозяйке дома. Эдмон и Арман подставили щеки для поцелуя.
— До свидания, мальчики! Играйте с новыми игрушками! И приходите ко мне, когда захотите.
— Конечно!
— У меня всегда найдутся для вас печенье и конфеты! — добавила Мирей.
Эрмин проводила гостей до порога. Снег шел не переставая.
— Наши следы совсем занесло! — воскликнул Арман.
— А волки правда ушли? — спросил Эдмон.
— Не бойся, Эд, — сказал Симон. — Я понесу тебя на спине.
Девушка стояла и смотрела, как они пробираются меж деревьев.
Элизабет вскрикивала каждый раз, когда ее нога утопала в сугробе. Жозеф поддерживал жену под руку.
— Рождественское перемирие! — прошептала она. На душе у нее было спокойно.
Девушка вернулась в гостиную с сердцем легким, как пушинка. Полулежа на банкетке, Лора слушала «Мадам Баттерфляй». Ханс с задумчивым видом сидел рядом.
— Эрмин, ваша матушка подарила мне диск с венскими вальсами, — сказал пианист. — Давайте потанцуем немного!
— Я не умею танцевать…
— Тебе нужно научиться вальсировать, дорогая, — сказала Лора.
Несколько минут спустя Эрмин кружилась по комнате, и рука
Ханса обнимала ее за талию. Она так любила музыку, что легко подстроилась под ритм вальса Штрауса.
— Вы все схватываете на лету, — похвалил ее партнер.
— Моя дочь талантлива во всем, — отозвалась Лора.
Ханс остановился и поклонился Эрмин.
— Спасибо за танец, мой дорогой соловей, — сказал он со вздохом. — Но я должен вас покинуть, уже очень поздно.
— Думаю, Мирей уже приготовила для вас комнату, — сказала девушка. — Вам не придется сражаться со снегом и волками!
Эрмин понравилось танцевать, да и влюбленные взгляды Ханса не оставили ее равнодушной.
— Конечно же! Вы остаетесь у нас! — подхватила Лора. — Позавтракаем вместе!
Пианист охотно согласился. Эрмин, перед тем как отправиться в свою спальню, поцеловала мать.
— Спасибо, мамочка, за этот прекрасный вечер, — сказала она, растроганная до слез.
Девушке хотелось как можно скорее остаться в одиночестве в своей комнате. Она впервые ночевала в доме Лоры, и это стало для нее настоящим событием. Она торопливо разделась и быстро привела себя в порядок в нише, специально предусмотренной для этих целей.
