Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы
Надо сказать, что в те годы от рук бандитов сотрудники милиции гибли довольно часто. Вооруженные револьверами мерзавцы, спасая свою шкуру, были готовы на все. Так же, как и Павлов, в подъезде дома, только другого, 18 апреля 1946 года был застрелен оперуполномоченный 24-го отделения милиции Бовт. В тот день он шел по Стромынке и увидел группу парней с чемоданами и еще какими-то вещами. Их суетливое, нервное поведение вызвало у работника милиции подозрение. И он направился к ним, чтобы узнать, кто они и чьи у них вещи. Но парни, увидев милиционера, бросились бежать. Один из убегавших скрылся в подъезде дома 3. Следом за ним в подъезд вбежал Бовт. Сразу прогремел выстрел. Бовт был убит. Бандитом, застрелившим его, оказался Анискин, а вещи, около которых он стоял на Стромынке, – вещами, похищенными из квартиры Дробновой с улицы Матросская Тишина. Со своими соучастниками, Крыловым и Пчелинцевым, Анискин, когда к ним подошел Бовт, уговаривал своих знакомых, Канищева и Шурыгина, спрятать похищенное.
Суд приговорил Анискина к расстрелу.
Отметим, ради справедливости, что не все милиционеры вбегали в подъезды вслед за преступниками. Опытные работники этого делать не торопились. В ноябре 1942 года милиционеры 40-го отделения милиции пришли к некой Самусевич, которая жила в помещении школы № 78 на Потылихе, для того чтобы задержать ее и ее сожителя Сгибнева за совершенное ограбление. Дело в том, что в тот день эта парочка сняла на улице пальто с гражданина Мартиросяна. Когда милиционеры вели их в милицию, Сгибнев вырвался и побежал, отстреливаясь от преследовавших его милиционеров. Потом он забежал в подъезд дома. Милиционеры за ним в подъезд забегать не стали, а послали собаку. Вскоре услышали выстрел, потом другой. Когда вошли в подъезд, то увидели убитую собаку и застрелившегося Сгибнева. Он выстрелил себе в голову. Пальто вскоре нашли за сараем, недалеко от дома Самусевич. Оно было поношенное и никакой ценности не представляло. Жалко собаку и глупо загубленную человеческую жизнь.
Да, хорошо, что милиционеры были опытные. Неопытных же, тех, что пришли на работу в милицию в конце войны или после нее, бандиты стреляли, как вальдшнепов или куропаток.
Кто-то может спросить: за что же рисковали они своей жизнью? Ответ удивит многих – за 550 рублей в месяц. За звездочки милиционерам тогда не платили.
Давали только форму. Форма была синяя, обшитая красным кантом. Фуражки имели голубой околыш с гербом СССР. Зимой носили шапку-финку. Пистолет, чтобы его не вырвали или не вытащили в трамвае из кобуры, прикреплялся за ушко на рукоятке к одежде красным шнуром. Шнур поднимался по одному борту мундира, огибал шею и спускался по другому борту. В начале апреля милиционеры переходили на летнюю форму одежды. Постовые на улицах надевали белые гимнастерки.
Участковый уполномоченный 28-го отделения милиции Полунин погиб от руки бандита 3 февраля 1946 года. Случилось это днем, на людной Нижней Красносельской улице, у дома 42. Полунин обратил внимание на парня, который шел очень быстро и часто оглядывался назад через левое плечо. Делал он так потому, что правого глаза у него не было. Полунин подошел к нему, остановил и потребовал предъявить документы. (Мог ли он тогда знать, что с этого момента пошли последние минуты его жизни?) Парень выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил ему в грудь. Полунин упал, теряя сознание. Из носа и рта у него потекла кровь. Последнее, что он слышал, были еще два пистолетных выстрела. «Скорая помощь» привезла Полунина в приемный покой Басманной больницы, где он и скончался.
Какое же стечение обстоятельств, судеб и нелепостей привело к гибели человека? Кем был тот, кто ни с того ни с сего лишил его жизни? А был это Константин Иванович Яшкин 1924 года рождения. В семь лет он остался без отца и без матери. Рос в детском доме «Смена» города Слуцка, как тогда назывался Павловск под Ленинградом. Научился играть на трубе, одно время даже руководил духовым оркестром, а в 1937 году определили его воспитанником 111-го артиллерийского полка, стоявшего в городе Пушкино, бывшем Царском Селе. Осенью 1939-го он перешел в оркестр Краснознаменных курсов бронетанковых войск. Стал даже помощником командира взвода по хозяйственной части, вступил в комсомол. Казалось, он на правильном пути и ждет его достойное будущее. Но это только казалось, а на самом-то деле было в этом хрупком юноше, Косте Яшкине, нечто ущербное. В ноябре 1940 года, ему тогда исполнилось семнадцать лет, он пытался покончить с собой, выстрелив себе в висок из пистолета. Пуля выбила глаз, но не убила. После этого Яшкина из армии уволили. Возможно, только теперь он стал самим собой, освободившись от узды, за которую общество его тянуло «в люди». И вот результат: в начале 1941 года, в Ленинграде, его осудили за хулиганство в трамвае, потом трижды судили за кражи. В сентябре 1945 года, в Москве, в трамвае, он срезал у военного по фамилии Хитров кобуру вместе с пистолетом «ТТ». Поскольку жить ему было негде, он садился в последнюю электричку на Ярославском вокзале и ехал в Загорск, а утром с нею же возвращался обратно. Жил на то, что воровал, а этого было мало. Но однажды ему повезло. Около Ленинградского вокзала какой-то мужик учинил дебош. Народ пошел за милицией, а Коська потащил мужика за угол, подальше от возмущенных граждан. Тронутый такой заботой, мужик расчувствовался и повел его в пивную, чтобы угостить. Когда мужик перестал соображать, где он и с кем, Коська вывел его на улицу, затащил во двор Министерства рыбной промышленности (Верхняя Красносельская ул., д. 17) и уложил на травку. Потом вынул из его кармана деньги – семьсот рублей, снял с ног хромовые модельные ботинки, стащил с него брюки, завернул вещи в газетку и ушел, бросив по дороге паспорт и военный билет потерпевшего в почтовый ящик. Совесть свою Костя успокаивал тем, что для мужика случившееся послужит уроком, как напиваться с первыми встречными.
Вскоре деньги кончились (не так уж много их оказалось), и Костя Яшкин опять остался на мели. В его пробитую голову снова полезли мысли о самоубийстве.
В тот злополучный день, 3 февраля 1946 года, Яшкин, голодный и злой, зашел в кафе на Спартаковской улице, что в доме 12. Денег у него не было, а жрать хотелось. Сел он за столик, заказал двести граммов водки, бутылку пива и закуску: салат, бутерброды. Когда все было съедено и выпито, и официантка подошла к нему, чтобы получить расчет, он расплачиваться не стал, а попросил заказ повторить. Люба Долженкова, так звали официантку, предложила ему сначала расплатиться, а потом уж «повторять». Тогда Яшкин достал из кармана пистолет и перезарядил его на глазах официантки. Та испугалась и убежала на кухню. Яшкин же решил сматываться, тем более что платы за угощение с него теперь никто не спрашивал. Надо было воспользоваться моментом. Он вышел на улицу и, пройдя до угла, свернул на Верхнюю Красносельскую. Здесь-то он и повстречался с участковым Полуниным.
А что же произошло после того, как Яшкин выстрелил в Полунина, какие выстрелы слышал, умирая, несчастный милиционер?
Одним из выстрелов, как, оказалось, была ранена проходившая в этот момент по улице студентка Медицинского института Каштанова, а вторым – дворник Похунов, который попытался задержать Яшкина.
Яшкин же, воспользовавшись паникой и неразберихой, скрылся. Его разыскивали по приметам, которые описали дворник и официантка. На следующий день, около двух часов, на платформе станции метро «Сталинская» (ныне «Семеновская») его задержал «по подозрению» милиционер охраны метро – Асадченко. Милиционер потребовал, чтобы он предъявил документы. Яшкин спокойно и добродушно ответил, что документов у него нет, но что личность его можно легко и просто установить в 21-м отделении милиции, куда и попросил Асадченко его доставить. Поднявшись на эскалаторе в вестибюль станции, Асадченко передал Яшкина милиционеру Романову, а сам пошел докладывать начальству о его задержании. Яшкин же ждать решения начальства не стал, а вынул пистолет, наставил его на Романова, который тут же отскочил от него в сторону, и скрылся. Чтобы выбраться из Москвы, Яшкин сел в первый попавшийся поезд, уходящий с Курского вокзала, однако его нашли и там, задержали, изъяли пистолет и больше не выпустили.
Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда под председательством Пахомова 20 января 1947 года приговорила Яшкина по статье 59-3 УК РСФСР за бандитизм к смертной казни, а 4 апреля приговор был приведен в исполнение.
Тогда, в начале 1947 года, суд еще мог приговорить убийцу милиционера к расстрелу. После 26 мая он этого сделать уже не мог. В тот день вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене смертной казни». Те, кто был осужден на смерть раньше, но кого не успели расстрелять, также избежали сей участи и «отделались» двадцатью пятью годами исправительно-трудового лагеря.
Вообще ГУЛАГ после войны стал активно пополняться заключенными. Этому способствовали, в частности, и Указы от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» и «Об усилении охраны личной собственности граждан». Если раньше за кражу личного имущества можно было получить год, за грабеж – пять, а за разбой – пятнадцать лет или смертную казнь, то теперь за кражу можно было схлопотать до десяти, а за разбой – до двадцати пяти лет лишения свободы.
