Садриддин Айни - Рабы
—У нас и домов-то нет. Негде принимать! — со стыдом и досадой ответил Истад.
—Если не было до сих пор, теперь будет. И земля у вас будет. Ведь если хозяин даст вам по четыре-пять танабов земли, вы начнете ее обрабатывать исполу, на паре хозяйских быков, разве хозяин обеднеет? Нет, не обеднеет, — ласково объявил мулла.
—Я даже хочу построить каждому из вас по дому на танабе земли в поле, поближе к деревне! — добавил Бобо-Мурад.
—Видите, сколь милостив к вам хозяин! — восхитился мулла. — А вы должны ценить это, за добро платить не злом, а добром.
—А какое же зло мы ему делаем? — спросил Истад.
—Есть такие работники, что норовят отнять у хозяев их землю, зарятся на их скот, на их имущество, доносят комиссии о хозяйских делах и тайнах. Это грех. Это большой грех перед богом. С таких работников не надо брать пример, не вздумайте подражать им.
Мулла принялся за чай, а работники, подтверждая слова муллы своим молчаливым согласием, сидели в раздумье, опустив глаза.
Бобо-Мурад сказал мулле:
—Я так решил — четыре танаба земли, ближней к селу, которая у меня от Нор-Мурада, да два танаба за домом Бобо-Сабира прошу вас записать на имя Шадима, а шесть танабов лучшей моей земли позади моего дома запишите на Истада.
И обратился к работникам:
—Как? Подходит вам это?
—Ладно. Пишите, — согласился Шадим, а Истад молча кивнул головой, все еще раздумывая о чем-то, чего не хотел или не умел высказать.
—Помоги вам бог! — торжественно проговорил мулла. — По словам нашего пророка, одно дело отнять у человека его имущество, а другое — принять от него дар. Хозяин дарит вам по шесть танабов из лучших земель. Вот какова его милость.
Бобо-Мурад продолжал речь муллы:
—А если вы присоединитесь к вашим деревенским босякам и разбойникам, заберете и разделите всю землю богатых крестьян, а также и мою землю, если заберете и разделите ее между собой, что вам достанется? По скольку земли там на каждого из вас выйдет? Едва ли по два танаба наберется. А то и меньше того! А больше ни за что не достанется!
Мулла, подтыкая под себя халат, сел поудобнее и сказал:
—Есть такой рассказ:[141]
«Однажды эмир Шах-Мурад выехал из дворца и в сопровождении свиты направился к водоему Диванбеги.
Проезжая мимо бани Тукум-Дузи, он услышал крик из банной топки:
—Эй, эмир, постой, постой! У меня к тебе есть иск! Удивился эмир, натянул поводья и свернул к бане. Там стоял по пояс в золе человек и звал его.
—Не стесняйся, эмир, подъезжай ближе. Это я тебя звал!
—Какой же у тебя ко мне иск?
—О наследстве.
—Так иди сюда, докажи свое право!
—Мне нельзя встать. Если я встану из золы, обнажатся все те места, которые подобает прикрывать, и твой богослов накажет меня сорока плетями «за обнажение наготы». Если ты пожелаешь меня выслушать, позволь мне говорить отсюда.
—Говори. Какие ж у тебя доказательства?
—Я твой брат по рождению, поэтому ты должен половину наследства, оставшегося нам от предков, отдать мне.
—А чем ты докажешь, что ты мне брат?
—А тем, что и ты и я равно дети праотца нашего Адама от жены его Евы. Но у тебя столько богатства, владений и сокровищ, а я гол и голоден. Ты красуешься в седле, а я пресмыкаюсь в золе. Ты пребываешь в славе и чести, а я в безвестности и небрежении. Раздели сейчас же наше наследство!
—Правильно и убедительно доказал! — согласился эмир. Вынул из кошелька два черных медных гроша и кинул их человеку.
—Как же так? — удивился человек. — Из всех твоих богатств па мою долю ты выделяешь только эти две монетки?! Неужели это все? Будь справедлив, дай мне хотя бы четверть твоих сокровищ.
—Верь, что ты получил больше, чем тебе причитается! — возразил эмир. — Ведь если все нищие Бухары узнают, как бесспорно доказал ты свое право на наследство, они потребуют у меня своей доли. И мне придется им тоже выделить их часть. И по этому дележу тебе не останется даже и этих двух медных грошей».
—Вот, — добавил мулла. — Если все бедняки захотят получить свою долю из хозяйских земель, никому не достанется больше одного танаба. А посему мы и запишем как великое благодеяние эту землю на вас…
Мулла вынул пенал, достал из пенала перо и начал писать дарственную на землю, когда вдруг, не стучась, вошел один из бедных крестьян и, оглядевшись, спокойно сказал:
—Идите, бай, скорей, — вас вызывает комиссия по земельной реформе.
Бобо-Мурад побледнел, поднялся. Спазма сдавила ему горло, и он стоял, поглаживая шею. Потом посмотрел на Истада и Шадима:
—Вы приходите за мной следом. Я, если понадобится, выставлю вас свидетелями.
Растерянный и осунувшийся, он вышел на деревенскую улицу.
Двор сельсовета заполняли разные люди. С одной стороны толпились бедняки, хозяйские работники, безземельные и малоземельные крестьяне.
Их лица были возбуждены и радостны, разговор громок и весел.
А на другой стороне двора сидели на корточках, привалившись к стенам, торговцы и землевладельцы. Лица их были синевато-бледны, щеки осунулись, и только глаза выражали напряженную, встревоженную жизнь, то взглядывая с негодованием, ненавистью и гневом в сторону бедноты, то потупившись. Здесь никто не говорил громко, а только перешептывались.
В одной из комнат сельсовета, в кабинете Союза бедноты, работала комиссия по земельной реформе. Она просматривала и сверяла материалы, уже изученные ею, спрашивала и выслушивала каждого богача и владельца земли и затем выносила окончательное решение.
Так дошла очередь и до Бобо-Мурада.
Его вызвали.
Побледнев, он неторопливо вошел и негромко ответил на первые вопросы.
—Ваше имя?
—Бобо-Мурад.
—Имя отца!
—Мирза-Мурад.
—Занятие?
—Крестьянство.
—Есть побочные занятия?
—Нет.
—Ложь! — воскликнул сидевший па полу Самад. — Обувью спекулирует, торгует сапогами. Это ж всей деревне известно.
—Что вы на это скажете?
—Зимой, когда на поле работы нет, иногда покупаю пару-другую ношеных сапог, чиню, а потом продаю. Маленько поддерживаю этим свое хозяйство.
—Неправда! — возмутился Самад. — На него больше двадцати сапожников работало. За пару нам платил по рублю, сам продавал не менее как по пятнадцать рублей, а чаще всего по двадцать за пару. Вот и считайте, «маленько» это или нет. Вру я, что ли? Когда в Джилван пустили воду и вся беднота получила там землю, никто не стал на него работать. Теперь его доходы, пожалуй, сократились.
—Ладно. Скажите, сколько у вас земли? — спросил председатель комиссии.
—Сорок танабов.
—Опять неправда! — удивился на этот раз уже Нор-Мурад. — У него не меньше восьмидесяти танабов, а это равно двадцати гектарам.
—А кто тебя спрашивает, раб? — потерял самообладание Бобо-Мурад.
