Паринуш Сание - Книга судьбы
– Какую игру?
– Ты уклоняешься от разговора о наших с Ладан планах.
– Каких слов ты от меня ждешь?
– Я хочу знать твое мнение.
– А меня больше интересует твое, – возразила я. – Теперь ты ближе познакомился с семьей Ладан. Что ты думаешь о ее родителях?
– Какое мне дело до родителей? – спросил он. – Мне нужна только она.
– Каждый человек растет в семье. Его прошлое, его воспитание многое значит.
– Что не так с этой семьей? Они на уровне.
Я запнулась. Какое странное слово, не из нашего словаря.
– Что значит “они на уровне”? Какие люди, по-твоему, “на уровне”?
– Не знаю, – раздраженно ответил он. – Странный вопрос. Они достойные люди.
– Почему ты считаешь их достойными? Потому что у них дом забит антиквариатом? Потому что они покупают что подороже, не заботясь об удобстве и красоте? Потому что они говорят исключительно об одежде и краске для волос? Или потому, что они обсуждают родичей и знакомых у них за спиной и все время сводят какие-то счеты?
– Ты и сама любишь красивые вещи, – заспорил Масуд. – Ты вечно ворчишь, если у меня рубашка не подходит по цвету к брюкам, а когда покупаешь что-то из мебели, сто магазинов сперва обойдешь.
– Мой дорогой, ценить красоту, по возможности красиво обставить свой дом – это проявление жизнелюбия, и в этом я не вижу ничего плохого. В жизни каждого проявляется его вкус, его наклонности, семейные традиции.
– И при виде их дома ты сочла, будто у них что-то не в порядке с наклонностями или со вкусом?
– А ты этого не замечаешь?
– Нет!
– Ты видел в их доме хоть одну полочку с книгами? Видел, чтобы кто-то из них читал книгу? Говорят ли они о научных работах, о предметах искусств, о древностях, не упоминая цену?
– Какая чушь! Не все выставляют книги напоказ. И зачем тебе вздумалось искать у них книги?
– Затем, что меня интересует их образ мыслей.
– Перестань! У нас стоят книги всех направлений, партий и сект. Как по ним можно определить наш образ мыслей?
– Умный человек определит.
– Но как?
– На полке коммуниста стоят книги по этой идеологии, от основоположников до наиболее современных. Романы он читает преимущественно Максима Горького и других русских писателей, у него также найдутся книги Ромена Роллана и тому подобное. По другим философиям и идеологиям литературы очень мало. Интеллектуал, не сочувствующий коммунизму, держит у себя на полке одну-две книги по коммунистической теории, да и те едва ли дочитал до конца. Остальные книги у него “буржуазные”, как выразился бы коммунист. Книги Али Шариати не означают сильной приверженности к исламу, поскольку после революции все покупали его книги. Но библиотеки ярых мусульман забиты молитвенниками, книгами по мусульманскому богословию и философии, религиозными наставлениями и тому подобным. У националистов, напротив, стоят на полке биографии политиков и тома по истории Ирана. Кроме того, у каждого образованного человека найдется несколько книг из его области знаний и интересов.
– Но почему тебя так интересуют их интеллектуальные и политические пристрастия?
– Потому что различные политические группы и их убеждения сыграли чересчур большую роль в моей жизни, и я хочу знать, с кем я имею дело на этот раз.
– Но ведь ты против политики, ты брала с нас слово ни во что не ввязываться, – напомнил мне Масуд.
– Верно, но разве я запрещала вам читать и учиться? Как всякий разумный человек, ты должен разобраться в теориях и течениях, научиться отличать верный путь от неверного, а не превращаться в орудие в руках тех, кто жаждет власти. Ладан когда-нибудь обсуждала с тобой прочитанное или какие-то свои идеи, убеждения? Ты талантливый художник. Совпадают ли ваши вкусы в области искусства? И самое главное: ты вернулся из плена глубоко верующим человеком, как же ты уживешься с семьей, для которой весь ислам сводится к поминальному обеду в память имама Абулфазла, да и тот они организуют, словно пышную свадьбу? Они – приверженцы шаха, уповающие на возвращение наследного принца. Не из политических убеждений, а потому, что в ту пору разрешалось пить алкоголь и носить на пляже бикини. А мы с нашим прошлым – о чем, по-твоему, мы склонны говорить? Дорогой мой мальчик, у тебя с этой девушкой нет ничего общего. Она даже одеваться не будет так, как ты бы хотел. Каждый ваш выход из дома обернется ссорой.
– Не беспокойся, – возразил он. – Она сказала, что готова хоть чадру надевать, если я попрошу.
– И ты поверил? Но в этом нет ничего хорошего. Человек с характером, с принципами и убеждениями, не должен до такой степени зависеть от чужого решения.
– Теперь она еще и зависимой от чужого мнения оказалась! – фыркнул он. – И лишь потому, что готова чем-то пожертвовать из любви ко мне. Нет, мама, ты просто хватаешься за какие-то предлоги: для тебя никто, кроме нас самих, не хорош.
– Нет, дорогой, ничего подобного я не говорила. Уверена, они вполне достойные люди, возможно, лучше нас, просто совсем другие.
– Отговорки!
– Ты спросил мое мнение, и я ответила. Речь идет о твоем будущем, о твоей жизни, и для меня нет ничего важнее.
– Мама, я люблю ее. Со мной что-то делается, когда она говорит со мной, смеется. Я никогда не встречал такой женственной девушки. Она не такая, как все.
Я замерла в изумлении. Да, так и есть. Как же я раньше не поняла? Эта девушка очаровала Масуда именно потому, что отличалась от всех известных ему женщин. Она прямо-таки источала женственность, а все остальные старались из скромности свое женское начало скрывать. Кокетство было присуще ее манерам, ощущалось в каждом движении, даже в голосе по телефону. Привлекательная, соблазнительная женщина. Искусительница. Понятно, что мой наивный сын, никогда прежде не сталкивавшийся с подобными женскими ухватками, пал их жертвой. Но как объяснить ему, что его увлечение не имеет ничего общего с любовью, что на таком фундаменте невозможно построить жизнь? При таких обстоятельствах не помогает никакая логика. От любых моих слов он бы только ощетинился, уперся пуще прежнего. – Единственное, чего я хочу, – счастья для моих детей, – сказала я. – И я верю, что для счастья нужен брак, полный любви и взаимопонимания. Я с уважением отношусь к твоей любви и сделаю то, чего ты от меня хочешь, даже если это противоречит моим собственным желаниям. Единственное мое условие: помолвка продлится год. Вы сможете ближе познакомиться, поскольку будете больше времени проводить вместе. А мы тем временем накопим деньги и приготовим свадьбу, которая устроит ту семью. Сам видишь, требования у них серьезные.
Поупиравшись, родители Ладан, видя, как я решительно настроена, все же сдались и согласились на столь долгую помолвку. Я понимала, что возражают они не из религиозных соображений, а просто потому, что хотят получить гарантии. Зато они устроили пышную помолвку, чтобы представить жениха всем членам своей немаленькой семьи. Праздник был запланирован на следующую неделю. Больше не было возможности держать все в тайне. Но как признаться Фаати, Фирузе и Садегу-аге?
Наконец я пошла к Фаати и завела разговор о судьбе, роке и произволении Аллаха. Она какое-то время послушала, потом глянула на меня с подозрением и спросила:
– Сестра, в чем дело? На что ты намекаешь?
– Ты же знаешь, я всегда мечтала однажды прийти к тебе и поговорить о Фирузе, просить ее руку для Масуда. Но это, видимо, не угодно Аллаху.
Лицо Фаати омрачилось, и она ответила:
– Я давно уже чувствовала неладное. Объясни, пожалуйста: это неугодно Аллаху или все-таки тебе?
– Как ты можешь! Я люблю Фирузе больше, чем даже Ширин. Поженить их было моим величайшим желанием, я всегда думала, что так оно и будет. Но – сама не знаю как – глупый мальчишка влюбился, сошел с ума. Он знай твердил: “Хочу ее”, и заставил меня просить ее руки. Теперь они помолвлены.
Я заметила тень Фирузе – девушка так и застыла в дверях с подносом в руках. Фаати подбежала и взяла у нее поднос. Фирузе глядела на меня, ее глаза безмолвно вопрошали: “За что?” Лицо было полно разочарования и горечи, а потом – медленно, постепенно – проступили гнев и унижение. Она развернулась и убежала в свою комнату.
– С малых ее лет ты всем говорила, что Фирузе предназначена Масуду, – попрекнула меня Фаати. – И у них всегда были прекрасные отношения. Даже не пытайся меня убедить, будто Масуду она перестала нравиться.
– Нет, конечно, он всегда ее любил и любит. Но он говорит, что это братская любовь.
Фаати рассмеялась и вышла из гостиной. Я понимала, ей есть что сказать, но она сдерживалась из уважения ко мне. Я пошла следом за ней на кухню.
– Дорогая, ты сердишься и ты, безусловно, права, – сказала я. – Я тоже с ума схожу из-за всего этого, Все, что мне пока удалось, – отсрочить эту нелепую свадьбу. Помолвка продлится год, и за это время, надеюсь, у мальчика откроются глаза.
