Алексей Шишов - Четырех царей слуга
В тот день, 17-го числа, в летописи второй осады города-крепости Азова произошло важное событие. Казакам — и донским, и малороссийским — явно надоело стояние под Азовом. И провиант подходил к концу, и большого удовольствия от редких стычек с ханской конницей казачество уже не испытывало.
Съехавшиеся атаман Донского казачьего войска Фрол Минаев и малороссийский походный гетман, полковник Черниговского полка Яков Лизогуб без лишних слов поняли друг друга. Они условились пойти на штурм Азовской крепости с одними удальцами-казаками. Но, разумеется, с царского на то дозволения.
Пётр, выслушав своих доблестных атаманов, сразу же созвал «консилию», благо все генералы и главнокомандующие в тот час оказались у него в походном шатре. Решение приняли сразу:
— Пусть казаки пытают для себя удачу. Если им повезёт и они ворвутся в крепость — подсобить им солдатскими и потешными полками.
После такого единодушного и быстрого решения военного совета обрадованный такой частной инициативой государь сказал Фролу Минаеву и Якову Лизогубу:
— С Богом, атаманы, если возьмёте Азов-город — отдам его вашим казакам на три дня на разграбление.
— Благодарим, государь, за такую награду. И за данную честь пойти на приступ первыми...
Всего набралось охотников штурмовать крепость почти две тысячи человек донцов и малороссийских казаков. Они неожиданно для турок взошли на земляной вал и выбили их оттуда. Преследуя бегущих янычар, охотники едва не ворвались в саму азовскую цитадель. Турки с трудом отбились от нападавших ружейным и пушечным огнём. При этом они стреляли не свинцовыми пулями, а разрубленными на куски серебряными монетами — ефимками.
К слову сказать, ефимком назывался русскими серебряный австрийский талер, который был в ходу в России аж до середины XVIII столетия. На талерах, начиная с 1665 года, по повелению царя Алексея Михайловича ставились клейма с русским гербом.
Османы собрались с силами и контратаковали казаков, вынудив их отступить обратно на вал. Азовский паша, собрав из гарнизона всё, что можно, ещё раз напал на казаков, засевших на вершине земляного вала. Те отбивалось стойко и с подоспевшими солдатскими ротами отогнали турок обратно к каменной цитадели.
Из временно захваченного бастиона охотники Фрола Минаева и Якова Лизогуба вывезли четыре вражеских пушки. Генералиссимус боярин Шеин за такие трофеи награждал серебром. Казаки послали к царю-батюшке есаула Трофима Татаринова с сообщением, что азовская валовая стена ими взята, и что взяты янычарские пушки, и что турецкие пульки уже не свинцовые, а сделаны из серебряных ефимков.
Пётр не мог не нарадоваться на такой успех. Своё слово о наградах за пушки и за вал он сдержал, велев выдать на каждого охотника по рублю серебром, а на каждого казачьего старшину — по золотому червонцу. Вертя в руках обрубки серебряных турецких монет, ещё пахнувших пороховой гарью, царь сказал:
— Видно, совсем плохи дела у гарнизона туркского. Серебра на все его ружья может и не хватить. Придётся им биться стрелами да ятаганами под русскими бомбами...
Патрик Гордон присутствовал при том «действе». Собиратель всяких военных редкостей, он выпросил для своей домашней коллекции у царя одну из таких серебряных «рубленых» пуль.
О штурме Азовской крепости донскими и малороссийскими казаками в «Древней Российской Вифлиофике» записано следующее:
«Сказание о взятии города Азова написано аще через почту, лета 7204 года.
По отпуску почты июля в 17 дней во весь день было тихо, молчали все, ждали ежечасно подкопу и приступу и за 2 часа донские казаки десять знамён и тысячу пятьсот человек взошли на азовский земляной вал, а турков, которые на валу стояли, отбив из мушкетов, тесня и в город гоня, к ним же в помощь донских казаков небольшое число с атаманом подошло, изжили турков с той стороны валовую стену, а отбив вал, подались за ними и в городе шествовать.
Но видя, егда ли не с которой стороны помощи нет, выдали одних, понудились казаки назад на турецкий вал, где взяли 6 пушек больших, прикованных на чепях и утверждённых стаями глубоко в землю, так едва взмогли воротами те пушки вытащить, если казаки на валу обозом и с час погодив ещё турки с великим напуском на них привезли, где казаков несколько, а многие поранены, не могли турки сбить их с валу, сходили на вал свежие люди, а крепясь казаки погнались за турками в земляной вал к каменному городу, где была не малая битва, стреляли уже турки по козакам города и со стен ефимками и золотыми, а из фезей сечеными нфимками, которые козаки для запаски к шатру приносили, и о всём том известно, истинная быль, тёмная ночь разовала собою, если козаки по-прежнему на валу, помочи им козакам к тому удобному делу приступу, сказывают, как слух здн носятся, не было для того из большого обозу, что они козаки пошли на вал своевольно без указу, не согласясь с московскими войсками, а иные поговаривают, что в московском войске люди к приступу были не готовы, а Черкассы с себя пеню сваливают, не могли де мы дождаться от шатра указу, когда нам итти к приступу, а гуляем де с лишком две недели даром, а многие из них гладом тают, истинно де многие мылостынии просили, для того не дождався указу и пошли на приступ собою.
Прислали Черкассы ко многочестнейшему командиру Сеунга есаула, что валовую стену взяли, и на ней зело похваленье, и есаул подчивал».
Патрик Гордон в своих дневниковых записях описывает штурм Азова казаками несколько иначе и с иными подробностями:
«Черкасы завладели частью углового бастиона. После полудня они попытались выволочь три небольших пушки, которые они привязали верёвками; при этом возникла шумная стычка между ними и турками, так что мы принуждены были, чтобы воспрепятствовать туркам обрушиться на них со всею силою, сделать вид, как будто мы хотим предпринять штурм или общую вылазку...
Ночью мы отрядили гренадеров поддержать черкас. Они вывезли три маленькие пушки из бастиона; лафеты их были сожжены турками. В то же время донские казаки увезли другую небольшую пушку с другой стороны вала».
Штурм крепости донскими и малороссийскими казаками, хотя и не имевший желаемого успеха, угнетающе подействовал на азовский гарнизон. Шатание в нём теперь было отмечено даже среди стамбульских янычар — лучшей султанской пехоты.
Бежавший во время бомбардировки из Азовской крепости русский пленный, которому удалось камнем разбить оковы, принёс важные вести. Стрельца, одетого в рубище, в ещё не снятых заржавелых ножных кандалах, с бережением доставили к Петру на адмиральский струг, на котором проходила « консилия».
Окинув взглядом отважного беглеца, вставшего перед ним на колени, государь приказал ему подняться и чтобы поднесли кубок вина. Подождал, когда тот осушит кубок. Только после этого он стал его расспрашивать о делах в осаждённой крепости:
— Что думают о нашем приступе турки?
— Царь-государь, среди азовских турок пошёл большой раскол. Одне ратуют за сдачу города. Начальные же люди хотят биться с тобой и дальше. Все помощь ждут от самого султана да крымского хана. От сына ханского калги-султана.
— Провиант и зелье, свинец, бомбы к пушкам есть в крепости? И много ли всего в запасах?
— Хлеб ещё есть. Лошадей для прокорма уже почти всех порезали. С порохом у турка совсем худо стало, потому и палит редко. Свинца нет совсем, янычары подбирают, где можно, наши пульки. Тем и стреляют.
— Много ли полонянников там русских?
— Мало осталось, царь-государь. Кормят тухлятиной, потому многие померли с голоду.
— Сам в плен как попал к туркам?
— С нашей стрелецкой сотни ещё по весне послали десяток обоз сопровождать. Налетели татаре — не заметил, как аркан набросили и потащили в степь. Но почему-то продали не в Крым хану, а азовскому мурзе.
— Где твой полк стоит в лагере — знаешь?
— Знаю, царь-батюшка. По знамени зрю.
— Скажешь полковому полковнику мой сказ. Пусть снарядит тебя снова. Даст кафтан и всё остальное. Фузею, бердыш и саблю даст. За плен пусть тебя не обижает. Хорошие вести ты мне принёс. В награду вот тебе рубль серебряный. Иди с Богом к своим...
Бежавший из турецкого плена московский стрелец принёс действительно важные вести. Султанский, преимущественно янычарский, гарнизон устал сражаться, припасы его были на исходе. Помощь же из Стамбула осаждённым всё не приходила. Да и не могла прийти — донское устье надёжно стерегли галеры русских. Надежда же на ханскую конницу у азовских сидельцев давно исчезла.
Патрик Гордон, присутствовавший на расспросе беглеца, понял, что штурм должен быть скор и мощен. Потому он и попросил у государя слово, когда остался в просторной каюте генерала и адмирала Франца Лефорта один генералитет:
— Ваше величество, думаю, что пора нам решаться на приступ. Время для того уже подошло. Мой полк к тому готов...
