Владимир Москалев - Гугеноты
— Отчасти ты, конечно, прав, — ответил Лесдигьер, — хотя должен тебе сказать, что его приезд нисколько не повлиял на наши отношения с баронессой. Наоборот, встречи наши стали более желанны, а уста и объятия более горячи.
— Ты не допускаешь, что этот рогоносец, по-видимому, уже вынашивает план мести?
В это время мэтр Лено с любезной плутоватой улыбкой поставил на стол ужин, состоящий из перепелов, яичницы с луком и сыром, нескольких кусков жареного сазана и полудюжины бутылок с вином.
— Смотри, как бы он не подослал к тебе наемных убийц, — назидательно произнес Шомберг.
— Успокойся, Шомберг, никто никого ни наказывать, ни тем более убивать не собирается. Вот послушай-ка. Однажды барон застал меня в спальне своей супруги и… и как ты думаешь, что он предпринял?
Шомберг даже уронил в тарелку крылышко куропатки.
— Он заявил, что ему нужно срочно со мной побеседовать. Приготовился уже к самому худшему, когда он вдруг сказал мне, что чрезвычайно рассчитывает на мою протекцию и надеется получить с помощью герцога выгодную должность при дворе. Что касается моих амурных дел с его женой, то он готов закрыть на это глаза. И вообще она у него, по его словам, очень умная и дальновидная женщина. Всякая не утерпела бы без любовника, ожидая своего мужа месяцами, а то и годами, но не каждой удалось бы остановить свой выбор на человеке, служащем герцогу Монморанси и вхожем во все двери вплоть до королевских, человеке, о котором так много говорят вокруг и которого все уважают. Это он — обо мне.
Шомберг расхохотался.
— Черт меня подери, вот так счастье тебе привалило! — воскликнул он. — Хотел бы я иметь такую любовницу, муж которой самолично давал бы мне ключи от ее спальни, да еще и предупреждал бы меня, когда его не будет дома. Но неужели господину де Савуази до такой степени безразлична его собственная супруга?
— Барон деловой человек, и деятельность его связана с речным и морским промыслами, а потому его богатство и благополучие его детей заботит его куда больше, нежели благочестие баронессы. К тому же он почти на тридцать лет старше ее, и женился барон по расчету. Камилла, дочь влиятельных родителей, оставшись во время последней итальянской войны сиротой, оказалась богатой наследницей.
— Чего ради тогда она вышла замуж за старика? Вряд ли его любовного пыла хватало надолго, а денег у нее, как я понимаю, и у самой было достаточно.
— Она прозябала в своем Анжуйском поместье, а Савуази был близко знаком с покойным маршалом Сент-Андре, при посредстве которого супружеская чета поселилась в Париже, и Камилла была представлена ко двору, о чем всегда мечтала. Со смертью маршала барон утратил свое прежнее влияние, к тому же коммерческая деятельность беспрестанно заставляла его отлучаться в Анжу, вот он и оказался не у дел. Теперь он просит меня помимо герцога представить его и адмиралу, для которого у него есть какое-то выгодное предложение, связанное с мореплаванием.
— Что ж, значит, надо ему посодействовать в этом, тем более что это неплохой источник, из которого можно недурно подкормиться, — заметил на это Шомберг. — Положительно, тебе надо помочь барону, и он осыплет тебя деньгами. Поговори с королем, ты ведь у него в милости. Но если хочешь, я замолвлю словечко коннетаблю по этому поводу, для меня он сделает все. Общими усилиями мы уж что-нибудь придумаем, дьявол меня забери. А историю эту можно будет представить господину Брантому, который собирает их для того, чтобы составить из них прелюбопытнейшую книгу о нравах и обычаях наших галантных дам и кавалеров.
— Вот уж чего не следует делать, — возмутился Лесдигьер. — Не хватало еще, чтобы об этом судачили не только в Париже, но и за его пределами.
— Успокойся, Брантом заверил меня, что, когда будет писать книгу, не укажет ни одного имени.
Пока друзья отводили душу за беседой, соглядатай, что всю дорогу шел за ними следом, поманил пальцем трактирщика. Тот мгновенно подбежал и угодливо склонился. Незнакомец что-то прошептал ему на ухо, мэтр Лено внимательно слушал. Потом повернул голову в том направлении, куда указывал говоривший. Там сидел Лесдигьер. Трактирщик вопросительно поднял брови; незнакомец кивнул и положил на стол прямо перед ним маленький желтый флакон, потом выложил горсть золотых монет. Мэтр Лено быстро сунул все это в карман передника и поспешно ушел на кухню, оставив на столе принесенные с собой бутылку вина и легкий ужин.
— Эй, Шомберг, — неожиданно послышался голос одного из уже изрядно напившихся гвардейцев, — отчего это твой друг сидит к нам спиной? Уж не хочет ли он этим самым выказать свое неуважение к нам? Скажи ему, пусть сядет так, чтобы мы видели его лицо!
Друзья переглянулись, и Лесдигьер медленно обернулся.
— А если я не сделаю этого, милостивый государь? — спокойно спросил он.
— А почему бы вам этого и не сделать, если об этом прошу я? — с вызовом бросил капитан.
— Да потому что мне этого вовсе не хочется, — ответил Лесдигьер.
— Тогда я заставлю вас сделать это, черт меня подери! — вскричал капитан и вскочил с места.
— И каким же образом вы собираетесь это проделать? — невозмутимо произнес Лесдигьер.
— При помощи моей шпаги! — воскликнул капитан. — Клянусь распятием, ее отточенный клинок вмиг собьет вашу спесь. Обнажайте свое оружие, милостивый государь, если вы не трус, и мы прямо сейчас уладим этот вопрос.
И капитан потянул шпагу из ножен, но один из его товарищей ухватил его за руку, и клинок снова вошел в ножны.
— Ты с ума сошел, Робер! Ты просто пьян! — воскликнул он. — Это же Лесдигьер!
— Мне плевать, кто бы он там ни был! — кипятился капитан. — Я хочу преподать ему урок вежливости, и я сделаю это, не будь я Робером де Брижаком!
— Ты хочешь преподать моему другу урок? — с легкой улыбкой спросил Шомберг.
— Да! И не понимаю, почему все хотят помешать мне в этом.
— Да потому, что тебе придется драться с учителем фехтования, только его наука более сурова, нежели твоя, и после первого же урока тебе придется штопать собственную шкуру.
— Что это значит? — воскликнул капитан и начал озираться по сторонам, перебегая взглядом с одного лица на другое.
— Это лейтенант Лесдигьер, который дает уроки фехтования солдатам герцога Монморанси. Понятно тебе теперь? Одна из лучших шпаг Парижа!
Теперь до него дошло. Он растерянно посмотрел на Аркура, потом на Лесдигьера, перевел взгляд на Шомберга. На лице его помимо тени смущения выразилось неподдельное удивление.
— Это правда, Шомберг?..
— Святая правда, — кивнул тот, обгладывая птичью ножку. — Клянусь ушами осла, на котором Иисус въехал в Иерусалим.
— Черт возьми!.. — пробормотал капитан, и хмель тут же улетучился у него из головы. — Вот так переделка…
— Не говоря уже о том, что Лесдигьер является самым ближайшим помощником и любимцем герцога и нашего короля, — добавил Шомберг, невозмутимо потягивая вино из своего бокала.
— В таком случае, — проговорил Робер и, решительно подойдя к столику друзей, встал рядом с Лесдигьер, — мне остается принести вам свои извинения, мсье. — И он склонил голову. — Кажется, я был неправ, и вино действительно ударило мне в голову. Вот вам моя рука, сударь, в знак того, что я готов взять свои слова обратно. Клянусь, я не хотел обидеть ни вас, ни вашего друга, к которому испытываю самые дружеские чувства.
Лесдигьер пожал протянутую руку:
— Принимаю ваши извинения, мсье, — произнес он. — В знак того, что я не держу на вас зла, я сяду к вам боком.
Капитан Робер улыбнулся, засветились улыбками и лица его товарищей.
— Теперь я всем и каждому буду говорить, что имел счастье попасть в число друзей мсье Лесдигьера! — воскликнул капитан. — Я вовсе не желаю с ним драться! После того как я познакомился с прелестной дочерью бакалейщика, я дорожу единственной шкурой, которая, как мне кажется, весьма не плохо на мне сидит, черт меня подери.
Громкий смех был ответом на его слова.
Капитан вдруг резко оборвал смех одним движением руки.
— А если кто-то заикнется, что я струсил, — громко заявил он, — с тем я готов биться прямо сейчас же и здесь до первой или последней крови, как он того пожелает.
И он, положив ладонь на рукоять шпаги, с вызовом оглядел своих собутыльников. Желающих, конечно же, не нашлось.
— За здоровье лейтенанта герцога Монморанси! — вскричал Робер. — За тебя, Шомберг! — и осушил свой бокал.
Вся компания дружно подняла металлические яйцевидные кружки и ответила заздравным тостом во славу короля, коннетабля и маршала Монморанси.
После того как все успокоились, друзья вернулись к прерванному разговору.
— Как обстоят дела в Лангедоке? — спросил Шомберг. — Как восприняла местная знать визит королевского двора и уверения Карла в мире и прекращении междоусобиц?
