Виктор Поротников - Спартанский лев
Таково было предсказание Аполлона Пифийского.
Убрав табличку в ларец, где хранились прочие оракулы, полученные Лакедемоном в прошлом из Дельф и Олимпии, Гиперох занял своё место среди эфоров, восседавших в креслах с подлокотниками из слоновой кости.
Прения открыл царь Леонид.
— Смысл предсказания ясен, — сказал он. — Суть его — Спарта и один из спартанских царей, чья гибель послужит спасению всех лакедемонян.
Среди старейшин нашлись такие, кто не согласился с Леонидом. Они обратили внимание на то место в оракуле, где сказано, что «не одолеет врага ни бычья, ни львиная сила». По их мнению, обоим спартанским царям не дано победить персов, ведь имя Леонид означает «потомок льва», а имя Леотихид означает «обладающий львиной судьбой». Также не будут удачливы и те из спартанских военачальников, имена которых образованы от слова «бык».
— А я думаю, что под бычьей силой подразумеваются все спартанцы, — заявил старейшина Феретиад. — Объяснение простое, ведь главным блюдом полноправных спартанских граждан в домах сисситий является похлёбка из бычьей крови. Нам не победить персов.
С Феретиадом не согласились многие из геронтов, в том числе его двоюродный брат Евриклид.
— В оракуле сказано, что Лакедемон может быть повергнут во прах персами, — сказал он, — но тут же добавлено, что этого можно избежать, если кто-то из царей согласится умереть за Спарту. Львы и быки со времён Гомера есть символы воинской доблести. И в данном случае, по-моему, следует воспринимать бычью и львиную силы как мужество спартанского войска. Этого мужества, говорит оракул, будет недостаточно для победы над персами. Понадобится ещё самопожертвование одного из спартанских царей.
Споры возобновились с новой силой после выступления одного из эфоров.
— О чём вы говорите? — молвил он. — Бог ясно даёт нам понять, что идущий на Элладу враг неодолим, «ибо во брани Зевесова мощь у него»! Кто из смертных способен противостоять самому Зевсу? Всех нас ждёт гибель. А доблестная смерть одного из царей всего лишь отсрочит гибель Лакедемона, только и всего.
Неожиданно в герусии появился один из дозорных, охранявших подступы к Спарте. Он сообщил, что Эвенет и его отряд возвращаются домой.
— Войско уже прошло лощину близ Харакомы и скоро вступит в Спарту.
Эфоры и старейшины, забыв о своём достоинстве, шумной гурьбой окружили дозорного, теребя его за плащ и требуя объяснить толком, что случилось и почему Эвенет возвращается так скоро?
Гонец растерялся, поскольку сам пребывал в неведении. Единственное он знал совершенно точно: никакой битвы с персами в теснинах у Олимпа не было. Это поведал ему сам Эвенет, отправляя в Спарту.
— Эвенет сказал мне, чтобы глашатаи, встречая его, не трубили победу или поражение, ибо спартанцам не пришлось сражаться в Фессалии, — промолвил дозорный, смущённый общим вниманием.
Спустя три часа отряд вступил в Спарту. Эвенет, не умывшись и не переодевшись с дороги, был вынужден идти в герусию и рассказывать о том, что случилось в Фессалии. На этом настояли эфоры.
Эвенет не скрывал своего недовольства поведением фессалийцев.
— Поначалу, когда наше войско заняло горный проход у Олимпа, фессалийцы выказывали нам своё дружелюбие и даже прислали на помощь две тысячи всадников. Глава афинян Фемистокл послал гонцов к Алевадам и Скопадам[183], призывая их встать за общеэллинское дело. Два дня мы ждали войско от Алевадов и Скопадов, но так и не дождались. На третий день к нам прибыли вестники от македонского царя Александра, сына Аминты, которые сообщили, что войско Ксеркса двигается в Фессалию другой дорогой, через страну перребов. Там есть проход через горный перевал возле города Гонна. Фессалийцы, услыхав об этом, сразу же покинули наше войско. Нам с Фемистоклом ничего не оставалось, как тоже отступить.
Эфоры и старейшины не осуждали Эвенета и Фемистокла. Они возмущались двуличностью фессалийцев, которые, призывая афинян и спартанцев помочь им не впустить Ксеркса в свою страну, на деле не горели желанием сражаться.
Эвенет также поведал эфорам, что афиняне зовут спартанцев в Коринф, чтобы вместе с прочими членами синедриона решить, что делать дальше. Эфоры постановили послать в Коринф Клеомброта, брата Леонида.
* * *
Через несколько дней Клеомброт вернулся обратно. О решении синедриона он сообщил эфорам и старейшинам на заседании в герусии.
Синедрион постановил послать сильный отряд в Малиду, чтобы закрыть единственный проход между морем и горами, ведущий из Фессалии и Фтиотиды в Срединную Грецию. Проход этот назывался Фермопилы, что значит «Горячие источники». В тех местах, в горах и на морском побережье были расселины, из которых струилась, с силой била вверх горячая вода, пахнущая серой.
— Объединённый эллинский флот, ядром которого являются корабли Афин, выдвинется к мысу Артемисий у северной оконечности острова Эвбея, чтобы не допустить флот персов в Малийский залив. Таким образом флот Ксеркса и его сухопутное войско окажутся разъединёнными, — подвёл итог Клеомброт. — Наступая в лоб, пробиться через Фермопилы невозможно. Конницу там не развернуть, тем более колесницы. Обойти Фермопилы можно, только если переправить войско на кораблях через Малийский залив. У Ксеркса не будет такой возможности по крайней мере до тех пор, покуда эллинский флот будет запирать Эвбейский пролив.
Клеомброт говорил со знанием дела. Во время похода царя Клеомена в Фессалию спартанское войско проходило через Фермопилы. Участвовал в том походе и Клеомброт.
Эфоры и старейшины внимательно слушали. Они остались довольны тем, что Клеомброт сумел настоять: спартанцы будут во главе морских и сухопутных общеэллинских сил. Однако многим старейшинам и почти всем эфорам не понравилось, что афиняне избрали для себя исключительно морскую войну, посадив своё войско на корабли и возложив на спартанцев защиту Фермопил.
— Афиняне выставили двести триер, больше чем все прочие города Эллинского союза, — сказал на это Клеомброт. — Неудивительно, что почти всё их войско уместилось на кораблях. Спарта, хоть и взяла главенство над объединённым эллинским флотом, но при этом выставила всего десять триер. Даже Коринф и Мегары снарядили больше кораблей. Вот почему я заверил членов синедриона, что спартанцы смогут защитить Фермопилы и без афинского войска.
Эфоры и вовсе пришли в негодование, узнав, что Клеомброт, оказывается, пообещал членам синедриона: спартанское войско выступит к Фермопилам немедленно.
— Ты не имел права давать такое обещание, Клеомброт, — возмущался эфор-эпоним Гиперох. — Или ты не знаешь, что до окончания праздника в честь Аполлона Карнейского спартанское войско не может покидать пределы Лаконики?
Персы уже в Фессалии. О каком празднике может идти речь? — сказал Клеомброт. — Если Ксеркс захватит Фермопилы, то движение эллинского флота к мысу Артемисий потеряет всякий смысл! Неужели вам не ясно, что задержать полчища Ксеркса можно лишь в теснинах Фермопил?! На равнине нам не одолеть персов из-за их бесчисленности. Кто-то из старейшин заявил, что глупо посылать войско в страну, где всё население покорилось Ксерксу без войны. Это было правдой. Живущие у Фермопил локры и малийцы дали персидским послам землю и воду.
— Почему бы локрам, фокийцам и беотийцам не отправить войско в Фермопилы, ведь за Фермопилами начинается их земля? — спросил один из эфоров. — Почему именно спартанцы должны за них сражаться?
— Фокийцы обещали прислать в Фермопилы войско при условии, что оборону там возглавят спартанцы, — сказал Клеомброт. — Вы же знаете, с какой враждебностью относятся фокийцы к беотийцам. Я уверен, что если наше войско займёт Фермопилы, то все тамошние эллины к нам присоединятся.
Леонид пришёл на помощь брату, заметив эфорам и старейшинам, что пока они тут ведут бессмысленные споры, персы двигаются к Фермопилам.
— Клеомброт прав. Фермопилы — последний рубеж, на котором можно остановить персов. Ни в Беотии, ни в Аттике нет таких высоких и непроходимых гор, как у Фермопил. Персы смогут с лёгкостью захватить Срединную Элладу, как перед этим захватили Фессалию.
Но и доводы Леонида разбивались об упрямую несговорчивость эфоров и старейшин, которые были глубоко раздражены предательством фессалийцев. Не доверяли они и беотийцам, часть которых тоже дали персам землю и воду.
Эфор-эпоним Гиперох распустил заседание, поскольку наступило время полуденной трапезы.
Леонид пришёл домой, но мысли его были не о еде. Горго попыталась разговорить мужа, развеять его мрачную задумчивость. Леонид слушал вполуха и даже не улыбнулся ни одной шутке жены.
