Николай Задорнов - Симода
С берега сразу увидели, что огромная пушка поехала по кругу и нацелилась на город, прямо на скопище храмов. Шпионы и полицейские сразу побежали извещать об этом.
Ниже храмов, у воды, стояла общая баня. Из нее, прикрываясь, стали выбегать испуганные японки и смотрели на повернутое жерло чудища.
Американские матросы облепили борта «Поухатана» и стали махать голым японкам шляпами.
Из бани появилась одетая старуха и, подняв кимоно, присела за баней напротив «Поухатана» оправиться – спиной к Америке.
Толпа матросов на палубе, как по команде, отпрянула и разошлась. А Сайлес, наблюдавший в подзорную трубу с жадным интересом, вскрикнул, как от сердечного приступа, и скатился вниз по трапу.
Утром к пароходу подошла лодка. Чиновник Хирояма и переводчик Хори Такеноске поднялись. Хирояма Кендзиро прибыл из Эдо. Он явился с визитом на борт «Поухатана».
Кендзиро сказал, что очень представительная делегация едет из столицы в Симода для обмена ратификациями с послом Адамсом, очень спешит и скоро прибудет. Хирояма всех поздравил и благодарил. Он был так восторжен, что добиться от него больше ничего не удалось.
– Делегация очень хорошая, – сказал он на прощанье. – Из важнейших вельмож. Состав ее выражает степень уважения японского правительства к Америке.
На следующий день явился второй губернатор, или, как называли американцы, «лейтенант-губернатор», и сказал, что уполномоченные прибыли.
Адамс ответил, что ждать больше некогда, немедленно надо все обсудить, что он отдал все продукты русским и не может задерживаться.
Японцы сказали, что все будет очень скоро сделано и что, не понимая английского текста, просят еще раз перевести ратифицированный в Америке договор на голландский.
Адамс напомнил, что одна копия на голландском получена японцами прежде, при заключении договора в Канагава в прошлом году.
Адамсу было заявлено, что в прошлый раз американцы оставили в Симода связки религиозных книг и теперь тоже могут так поступить. Японцы просят взять все книги обратно, все сразу, и что в противном случае возникнут очень серьезные недоразумения, и это только помешает делу, и все затянется. В Японии очень сильное общественное мнение, как и в Америке, и все возмутятся. Это затруднит дальнейшие переговоры, и хорошие отношения будут нарушены.
– Везите книги ко мне, – сказал Адамс.
– Это очень трудно...
– Тогда поступите с ними, как сочтете нужным.
Этого-то и надо было, чтобы был прецедент уничтожения миссионерских книг по распоряжению посла Америки.
– Мы часть привезем сюда.
Эйноскэ, приезжавший с вице-губернатором, сказал от себя Адамсу, что уполномоченные будут очень внимательны и прибыли так скоро, хотя и опоздали не по своей вине. И тут же, как это он умел, ввернул как будто свое неодобрительное замечание, что в этом году особенные условия и что больше послов не могли прислать, но что благоприятным обстоятельством оказалось окончание переговоров с Россией.
Что это значит? Опять какая-то казуистика... О чем я должен догадываться? Но Адамсу было не до ребусов. Комплименты и оскорбления у них всегда перемешаны. Адамс догадывался, что сказано в ответ на его ссылки на общественное мнение свободной Америки и на упоминание о могуществе флота. Переводчик Лобшейд, сообразительный и чуткий на обиды, подтвердил, что японцы мелочно мстят.
...В Управлении Западных Приемов состоялось заседание «с самыми высшими уполномоченными», как рекомендовал прибывших из Эдо чиновников губернатор-лейтенант.
Перед Адамсом целый ансамбль великолепных фигур, знатная картинная делегация, на вид гораздо эффектней и представительней той, что вела переговоры с Перри.
Возглавлял ее знакомый Адамса – невзрачный и, как мумия сухой Тода, князь Идзу, с запавшими настороженными глазами и темными большими глазницами, похож лицом на беглого каторжника. Но известно по прошлым встречам, что это остроумный и светский человек, друг Америки. От имени Японии Тода первым подписывал в Канагава договор с Перри. Теперь с ним еще четверо японцев, из которых кроме Исава одно лицо, может быть, знакомое.
Все были представлены друг другу, названы имена и звания.
Адамс готов был поверить, что честь оказана и почетный обычай соблюден. Но после заседания Такеноске сделал темный намек, и тут же всплыл Эйноскэ. Адамс уехал и просил Лобшейда все у них разузнать.
К вечеру все выяснилось. Из Эдо прибыл князь Тода. Но ученый Кога Кенидзиро включен в делегацию для приема Адамса из делегации приема русских. Он тут и жил, ниоткуда не приезжал.
– А главный цензор Чжу Робэни?
– Это Чуробэ. Мецке. Мецке – это совершенно не шпион и не полицейский, как ошибочно полагают иностранцы. Мецке – это только наблюдающий. Чуробэ из делегации, также принимавшей Путятина.
Так все вранье! Не захотели назначить особой делегации, заставили ожидать окончания переговоров с Россией и поручили прием Адамса тем же чиновникам. Не делегация прибыла, а единственный Тода!
Пока Адамс тянул японцев из лужи, он сам в нее погряз, незаметно для себя втянулся в те условности и церемонии, которых сам до сих пор не признавал, презирая их, как и все американцы, полагая ненужными и нелепыми. «Но разве в этом дело!»
На следующем заседании Тода сказал, что договор прибыл для сравнения с тем договором, который привезли американцы, но что английского никто не знает и сверять надо китайские и голландские копии, а не английскую и японскую, подписанную Америкой и Японией. Но потом их, конечно, надо сверить с английской и японской. А что за японскую японцы сами несут ответственность.
Копии сверяли, но главные подлинники не показывали.
Адамс сказал:
– Если ратификация договора, доставленного вами из Эдо, произведена без подписи августейшего суверена Японии, как требует статья двенадцатая договора, заключенного в Канагава, по которому вы взяли на себя обязательства, то невозможно мне принять документ в обмен на договор, привезенный мной из Соединенных Штатов. Договор подписан президентом и скреплен его печатью и одобрен конгрессом. Я подготовлю письмо на имя канцлера Абэ Исе но ками и пошлю его губернатору со своим офицером, и я прошу любезности незамедлительно переслать письмо в Эдо. В случае, столь для меня неожиданном, я обязан также поставить в известность президента сколь возможно скорее, с тем чтобы он мог сразу предпринять меры, которые он найдет соответствующими чести и достоинству страны.
Адамс добавил, что он требует подписи светского императора с наименованием его титула как «Кубо», так советовал мистер Лобшейд.
Спорили долго, и наконец Тода как бы испугался или притворился испуганным и сказал:
– Мы согласны, что имя императора должно быть... упомянуто... при заключении договора.
Не давая разгореться гневу Адамса, японцы заявили, что удаляются всей делегацией, чтобы обсудить подробности, и тогда поговорят в большом согласии и с уважением.
Возвратившись, Тода заявил, что делегация еще будет все обсуждать.
– Хотя бы так, – сказал Адамс, – чтобы сказано было, что император поручил ратификацию этим лицам, этим пяти лицам высшего правительства. Поняли? Надо объяснить, что эти пять подписей и их печать – это и есть подпись императора. Да чтобы сиогун заверил и сам подписался.
Все происходило 13 февраля в храме Чёракуди, где сад уже начинал цвести. С Адамсом был переводчик Лобшейд, также черноглазый и яростный на вид лейтенант Коль, которого японцы почему-то стеснялись, лейтенанты Пегрэйм, Елдридж и Крэйг и корабельный клерк – целая свита молодых и строгих личностей, похожих на сыщиков перед допросом. Все в устрашающих усах и бородах и в узких полосатых брюках, от которых ноги американцев делались еще длиннее и казались невиданными. Все при оружье и с мощными кулаками. Такие личности ходят подле каждого адмирала цивилизованной страны при переговорах и даже толкают плечами как бы нечаянно.
Тода заявил, что слово «Кубо» совершенно неприемлемо, не может быть употреблено. Это ошибочное, вульгарное слово. Наименование очень вульгарное, употребляемое только очень простым народом.
Уловка? Или щелчок по носу Лобшейду с его претензиями на знание Японии?
– Лучше, – продолжал Тода, – употребить слово «Тайкун», что означает Гранд Лорд или Август Суверен. И это слово уже шестьдесят лет употребляется в международной переписке с иностранными государствами.
– С какими? Разве у вас...
– Да... С великими империями – соседями... С Кореей.
– С Кореей?
– Да. Из Кореи пишут «Тайкун». И мы в Корею. А слово «Кубо», как очень вульгарное, совершенно неприемлемо для официального правительственного документа, и это было бы неприличным.
Адамс долго еще слушал эти упреки.
