Николай Задорнов - Симода
Петербург жаждет дивидендов, капиталистического развития.
На «Палладе» в свое время поговаривали, что надо бы запять порт Нагасаки и острова в проливе между Японией и Кореей, контролировать воду китайских морей и угрожать торговым путям... Но дианские офицеры не сочувствовали таким взглядам. Что же думает Евфимий Васильевич! Неужели все наши добрые дела в Японии послужат лишь банкирам?
На днях матрос вырвал у японца кувшин с сакэ и унес. Японцы пожаловались, и матроса призвали к ответу.
– А что же, раз мы их завоевали! – ответил матрос.
– Вы слышали, господа? – обратился Сибирцев после разбора дела к офицерам. – Чье это воспитание?
– Да ничье. Никто дурака этому не учил, – сказал Можайский.
Но про самую главную причину, из-за которой Путятин уступил, он написал в письме только великому князю Константину.
Тсутсуй и Кавадзи хотя и обещали подписать договор в Нагасаки и были любезны и приветливы с Путятиным в Симода, сочувствовали ему и помогали его людям, претерпевшим бедствие, но они дали понять, что они ни за что не подпишут трактата, если он не уступит. Кавадзи держался па переговорах очень жестко и твердо требовал своего, хотя на уме у него, может быть, и были какие-то иные намерения. Если же мы не заключили бы трактата, то в эту тяжкую пору войны мы отдали бы Японию под безраздельное влияние наших сильных врагов, с которыми американцы нашли бы общий язык, а мы не смогли бы уравновесить враждебного влияния. Саму Японию стали бы превращать в нашего врага, ее жизнь осталась бы для нас закрытой, а ее порты были бы нам недоступны. Так что все это сделано не только ради престижа и бюрократии!
Но он не мог объяснить это своим молодым офицерам. Пусть поймут, сами не маленькие!
Глава 32
БЕЗ СВИДЕТЕЛЕЙ
Мне нравилось, как Кавадзи, опершись на богатый веер, смотрел и слушал, когда речь обращена была к нему. На лбу, в меняющихся узорах легких морщин, заметно отражалось, как собирались в голову у него, одни за другими, понятия...
И. Гончаров, «Фрегат „Паллада“Адамс объяснил губернатору Исава, что не признает ратификацию, если не будет подписи главы Японии.
– Поняли меня?
Разговор происходил в старом храме, который разгорожен на узкие комнаты, где временно, после цунами, разместились чиновники Управления Западных Приемов.
С Исава скатилось семь потов. Не зря он видел во сне, что его покусали собаки. Сон в руку. Исава кусали его же друзья – американцы. Это их он видел во сне под видом собак. Нос губернатора совсем повис над толстыми губами.
Комната так узка, что лица Исава и Адамса близки, как у сидящих за одним столом. Адамс сидит на длинной, узкой скамье западного, высокого образца, и на такой же скамье напротив, у другой стены, сидит Исава.
– Подписи сиогуна невозможно поставить, – отвечал Исава вежливо. Разговор опростился до крайности. Сиогун так и называется сиогун, как будто рядовая чиновничья должность. Вот до чего мы доходим с западными людьми!
– Я согласен. Но вы поняли меня?
– Да.
– Что вы поняли?
– Да. Спасибо.
– Но я категорически объявляю: подобная ратификация недействительна. Я вам этого так не оставлю. От Америки подписал президент. Кто от вас?
– Члены Высшего совета выразили волю высшего...
– Подписей членов совета за высшего недостаточно.
– Что же хочет коммодор?
– Кто у вас глава государства? Дайри, живущий в Киото? Так я требую подписи самого высшего – дайри!
– О-о! – По щекам губернатора покатились новые капли пота. – Это невозможно...
Какие бы мы друзья ни были, но тут никакие подарки делу не помогут. Хотя без подарков во всем мире при деспотиях, при чиновничьих режимах и при демократиях никто ничего не сделает. Во всех странах одинаково! В Азии и на Западе делу сильно помогают подарки, двигая вперед прогресс.
– Почему?
– Дайри – это как бог... и на документах не подписывается. Он так хорош и мы так в него верим, что он людей не касается и ни за что ответственность не несет.
– Что значит как бог? Давайте разберемся.
– Да, пожалуйста.
– Он на земле живет или на небе?
– На земле... – отвечал японец обиженно. При всей вежливости и расположении к американцам Исава едва терпел. Следовало выходить и распороть себе живот.
– Я требую подписи дайри! – сказал Адамс с грубой властностью, превращавшей его отечное, расплывшееся лицо в злое и грозное. – Грамотен ли дайри? Учат ли дайри в детстве?
– Да.
– Тогда пусть подписывает.
– Нет, это нельзя сделать. Не позволяется. Нельзя обратиться с такой просьбой. И, знаете, я не имею права даже говорить... Тогда вам будет прислан другой чиновник... – Исава всхлипнул, не сдержавшись.
– Было нельзя – будет можно. Для Америки все можно. И говорить можно. Неужели вы не понимаете? Мы чтим вашего императора и нижайше просим его подписи.
– Он – бог.
– Пусть и подписывает как бог. В конце концов, должен же когда-то ваш император участвовать в управлении страной! Мне кажется, что это не он не хочет подписывать, а это вы, чиновники... Это не я, а Путятин так думает... Они, по-моему, прикрываются высшим существом, – обратился Адамс к своим офицерам. – Это все их хитрости.
– Ваш бог может поставить подпись на американском договоре? – вдруг с интересом и как бы дружески спросил американцев Мориама Эйноскэ, показывая, что он мог бы быть в будущем министром при новом правительстве.
Адамс сказал Исава, что питает лучшие чувства и глубокое уважение к японскому государю, но что несоблюдение обязательств, взятых на себя уполномоченными японского правительства, вызовет возмущение во всей Америке, что у Америки могущественный флот и что гнев американцев станет безграничным.
Адамс показал Исава, каков может быть в гневе.
Накануне он подарил переводчику журналы для Исава «Мэгэзин Ревью», где помещено в разворот страниц изображение парада американского военного флота, и все японцы теперь, конечно, эту картинку видели.
– Ущерб Японии может быть велик, но унижение еще более ужасное, потеря престижа перед своим же народом и более всего в глазах князей.
Исава опять стал возражать, повторяя старые доводы и чуть ли не отказываясь от самой сути заключенного договора. Он сказал, что Япония не хочет принять американских консулов, вся страна против.
– Как? – бешено вскричал Адамс.
«Не хотят ли они все расторгнуть?» – мелькнуло в его голове. Отвислая кожа на дрябнущих жирных щеках покрылась красными пятнами, мешки ее запрыгали. Адамс сжал кулаки.
Теперь, когда Путятина нет, следовало действовать единственным способом, который оставался в распоряжении и который японцы понимали.
– Дайри! – закричал он на Исава. – Все, что в договоре! Или... Или...
– Нельзя... совершенно...
– Тогда сиогуна!
– Как это можно – так менять? – в тон ему закричал Исава, нашедший удобный миг и повод для подражания Адамсу. – То так, то этак... Так и так. Так и так! – переворачивал он в воздухе ладонь.
Его чиновники-японцы засмеялись. Переводчик Эйноскэ сказал Адамсу, что решено послать срочное письмо в Эдо.
– Америка вас выучит! – кричал Адамс и наконец в изнеможении спросил: – Где Кавадзи-сама?
...Кавадзи тем временем в своем храме занимался изучением копий американского договора. Он ждал прибытия делегации для приема Адамса, а также подлинников договора, чтобы проверить их в свою очередь.
Адамс возвратился на корабль с головной болью. Проходя по палубе, он сделал вид, что ударил кулаком по огромному жерлу пушки, и сказал сопровождающему его Эйноскэ:
– Вот вам что надо! Тогда будут все обещания исполнены. И мы вас не будем щадить. Мы вам всю Японию сожжем дотла, если нам понадобится.
Эйноскэ улыбался. Он приехал будто бы за обещанными американскими газетами, чтобы вечером читать их содержание Кавадзи и Тсутсую и постараться их уговорить. Очень хорошо описываются иногда события в Европе и происходящая война. Очень приятны также отношения западных держав между собой! Приятно знать. Подобные сведения в Японии держатся в секрете.
Коммодор вызвал к себе врача, а потом капитана Мак-Клуни и артиллерийского офицера.
Артиллерист, пожилой блондин среднего роста, с прямыми волосами, был заикой. Но команды выкрикивал всегда ясно и четко. Он никогда не заикался на ученьях и в бою.
– Наведите дальнобойную пушку на город как бы во время занятий, но оставьте ее наведенной на Симода.
Офицер ушел наверх, и вскоре раздался свисток, слышно было, как лязгнули, прогибаясь, рельсы, заскрипела палуба и орудие легко заскользило. Корабль вздрогнул...
С берега сразу увидели, что огромная пушка поехала по кругу и нацелилась на город, прямо на скопище храмов. Шпионы и полицейские сразу побежали извещать об этом.