Зинаида Чиркова - Граф Никита Панин
Она и в самом деле вроде бы стала внимательнее к сыну, часто навещала его, интересовалась успехами в учебе. Но царица не была настоящей матерью — не любила Павла, и он был нужен ей только как опора трона, наследник. Никита Иванович вполне привязался к брошенному и одинокому ребенку, и Екатерина часто досадовала: «Можно подумать, что наследник больше ему сын, чем мне…»
А Панин мечтал о тех временах, когда сядет на престоле Павел: честный, правдивый, тонкий политик, восставит правильные хорошие законы и будет готов жизнь свою положить за отечество. И по мере сил старался готовить его к этой тяжелой доле и ответственной роли.
Глава десятая
«Не ко времени затеял Кирилл Разумовский свою возню, — нахмурился Никита Иванович, когда узнал об интригах Разумовского. — Не ко времени». Никита Иванович хлопотал о союзе всех северных государств Европы: надо же и обезопаситься когда-то России. Раз уж так случилось, что не погибла Пруссия, волею Божьей не только выжила, но и спасение получила от Петра III, да еще и все завоеванные земли словно с неба к ней свалились, то теперь ничего не остается, как завести с ней дружбу, искать ее расположения, прочный, глубокий, долговременный мир установить. Никита Иванович вообще был человек миролюбивый, всякую войну считал самой большой роскошью для страны, а Россия не могла себе позволить роскошествовать.
Совсем недавно в Россию приехал старый его знакомец барон Ассебург, вместе с которым устраивал он западни французским проискам в Стокгольме, в Швеции. «Когда то было», — грустно вспоминал Никита Иванович. Ассебург, прежде чем представиться Екатерине, приехал к Панину. Обнялись, расцеловались. Старая дружба не ржавеет. Ассебург — датский посланник при русском дворе — постарел, погрузнел, но все такой же болтливый и откровенный, начал сразу же пичкать Никиту Ивановича свежими европейскими сплетнями.
Никита Иванович только улыбался и не говорил Ассебургу, что давно в курсе многих новостей, но свежие его забавляли. Они просидели до самого утра, вспоминая былые приключения, и Никита Иванович был рад, что еще один сторонник Северного союза появился у него. Надо было, чтобы и Швеция продолжила союз с Россией, заключенный в те времена, когда Панин подкупал членов государственного совета, членов ригсдага, они вынесли против воли Ловизы Ульрики Шведской решение войти в войну против ее царственного брата Фридриха. Теперь Фридрих заискивал перед Россией. Спасенный однажды, он не хотел опять оказаться в том же положении, в каком оказался перед смертью Елизаветы.
Мало того, что Фридрих держался за мирный договор с Екатериной, он старался хоть какую-нибудь услугу оказать Панину. Недавно, совсем на днях, прусский посланник граф Сольм известил Никиту Ивановича, что его король сообщает сведения о готовящемся в России заговоре.
Потом граф так отписывался к своему патрону:
«Панин вполне оценил этот знак приязни вашего величества к ея императорскому величеству и был очень благодарен за доверие вашего величества к нему лично… Что же касается до самого известия, то Панин тотчас догадался, о чем идет речь, и смеясь, объяснил мне весь этот заговор. По его словам, уже несколько месяцев назад императрица получила известие, что именно он, Панин, вместе с гетманом Разумовским затевают заговор с целью низвергнуть императрицу и возвести на престол великого князя и что этот заговор должен быть приведен в исполнение во время путешествия императрицы в Лифляндию. Ея императорское величество была, однако, настолько великодушна, что с негодованием отвергла подобное известие и не лишила своей милости тех лиц, которые были названы ей как заговорщики».
Подоплека у этих слухов была, и совсем неожиданная. И Панин знал о ней давно. Еще с тех времен, когда в Стокгольме состояли у него на жалованье шпионы-агенты, он пользовался и во всей России сетью своих осведомителей, людей, принадлежащих не только к кругам придворным, но и к самым разным слоям населения. Он держал в руках нити собираемых сведений. Иначе удержаться при дворе, при постоянных оговорах, доносах и наговорах, невозможно было…
Порывшись в архивах, Панин нашел документы, которые относились к посольству императора австрийского в 1684 году. Петру Первому было тогда двенадцать лет, Иоанну, его брату — тринадцать, и правила Россией их сестра Софья. Посольство это последовало за разгромом турок под Веной польским королем Яном Собесским. Яган Христофор, барон с Жирова, да Себастьян, барон с Блюмберка, говорили страстные и увещевающие речи. Поражение-де под Веною нанесло Турции такую рану, от которой она уже никогда не излечится, и братьям-царям необходимо воспользоваться этим положением.
«Черное море, — заливались соловьями послы императора, — страстно желает принять вас в свои распростертые объятия. Вся Греция и Азия ожидают вас. Как прежде России трудно было стать твердою ногою в Крыму, в настоящее время вам легко это исполнить. Настало время подчинить вашему господству эту хищную птицу и заставить всех душегубцев подпасть вашей короне. Возьмите Константинополь, в котором должен находиться престол Ваших Патриархов»…
Голицын, фаворит Софьи, два раза ходил на крымских татар, и оба раза безуспешно, хотя и стал гетманом казаков. Петр Великий два раза осаждал Азов, воевал с Турцией и навсегда уничтожил «поминки» — дань крымскому хану. Но и теперь еще не пробита была торная дорога к Черному морю. И просеку эту прорубить вслед за Петром можно было только при содействии казаков Запорожской Сечи…
Гетманом их сделала Елизавета Кирилла Разумовского в 1750 году. В 1722 году в Глухове учреждалась малороссийская коллегия с преобладанием в ней русского элемента и первым ее президентом после смерти Скоропадского был С. А. Вельяминов. Потом шесть лет гетмана вовсе не было, в 1728 году гетманом назначен был Данила Апостол, при котором сидели знатные великороссийские особы, а со смерти его по пятидесятый год снова гетмана не было. Петр Первый разрушил Запорожскую Сечь и решил не возобновлять гетманства, но Елизавете понадобилось место, приличествующее Разумовскому, и она гетманство восстановила. Но восстановлен был только почетный титул, приносивший большие доходы Разумовскому, а гетман Малороссии оставался просто царедворцем.
Петр Великий не просто так разрушил Сечь — казаки взяли сторону шведов, и гетман Мазепа изменил царю. Полтавская битва поставила все на свои места.
И вот Разумовский решил стать гетманом не по титулу только. Едва Екатерина уехала в Лифляндию, он отправился в свой Глухов…
Казаки были в большом возбуждении. Прежние их вольности, оставленные Петром Великим, нарушились при Екатерине. Новороссийский губернатор Мельгунов вербовал казаков во вновь формируемый Пикинерный полк, началась запись малороссиян в однодворцы, цехи, купечество и в государственные крестьяне, уничтожались запасы пороха, сами заводы, выпускавшие его, закрылись, и порох теперь доставлялся только из Москвы.
Казаки волновались, были уже стычки с русским отрядом, ропот поднимался по всей старшине…
Кирилл Разумовский смекнул, что время подходящее и его гетманская должность может стать наследственной. Он тоже хотел быть царьком, хоть и гетманом по призванию…
Не долго думая, он созвал все малороссийские чины в Глухов и устроил генеральное собрание. Подговоренные и подкупленные Разумовским старшины и полковники начали сеять семена раздора — поговаривать, чтобы сделать гетманство наследственным в роду графов Разумовских. Вспыхнули распри, потому что никогда Малороссия не знала династического правления, а всегда свободно выбирала гетмана. Однако Кирилл работал в поте лица. Составлена была челобитная на имя императрицы и предварительно послана в Киев, чтобы заручиться поддержкой архимандрита Киево-Печерской лавры Зосимы Валькевича и митрополита Киевского Арсения Могилянского. Отец Зосима не только отказал в подписи под такой челобитной, но еще и пригрозил церковным отлучением. А Арсений прибавил, кажется: «И тою милостью гетману, которую имеет, довольным быть должно»…
Разумовский не успокоился. Он вновь созвал в Глухове генеральное собрание и под нажимом заставил подписаться под челобитной. Старшина вся отказалась, а все полковники и сотники подписали — им было много заплачено.
С этой челобитной и приехала депутация в Петербург, а потом нагрянул и сам Разумовский.
Екатерина читала и кипела от возмущения. В челобитной было сказано:
«Как для ненарушимой целости высоких ея императорского величества и всей империи интересов, так и для всегдашнего утвержденных малороссийских прав, вольностей и привилегий, и для избежания народу разорительных трудностей, иметь надобно гетмана от такой фамилии, которая в непоколебимости своей ко всероссийскому престолу верности более других утверждена».
