Федор Шахмагонов - Твой час настал!
— Иван Пятый...
Князья Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Черкасский, да тушинские бояре Бутурлин и Микулин, и все другие «цариковы» придворные явились к хоромам царицы, не зная, что Марина родила претендента на престол, схватить ее и отвезти в Москву к боярскому синклиту и тем выпросить себе прощенние за службу самозванцу.
Во главе шел князь Дмитрий Трубецкой. У крыльца — казачья стража.
— Что за стража? — строго спросил Трубекой.
Казачий сотник ответил с насмешкой в голосе:
— Оберегаем царевича и царя всея Руси Ивана Дмитриевича!
Трубецкой восклинул:
— Что ты несешь несуразицу? Откуда еще такой царь?
— Из тех самых ворот, откель весь народ.
— Я тебя дело спрашиваю!
— А по делу шел бы ты боярин, откуда вышел!
— Хватит ерничать мы пришли взять самозванку!
— Кабы тебя и твоих сотоварищей, боярин, вас здесь не взяли бы мы на разделку!
Казаки, между тем, окружили пришельцев, хищно поглядывая на них, поговаривали:
— Шуба, глянь какая! И нам такие зипуны сгодились бы!
— А я шапкой бы завладел! Вот продуванили бы!
На крыльцо вышел Заруцкий.
— Уймись князь Дмитрий! — молвил он. — А то и вправду бы, как бы тебя не уняли мои казаки. Порадуйся вместе с нами, что у государыни Марины сын родился, царевич Иван, коему быть отныне царем всея Руси. Все вы иные прочие шли бы по домам, а тебя князь Дмитрий приглашаю. Взойди поглядеть на царевича!
Трубецкой оглянулся на спутников. Они пятились от крыльца.
— Взойду! — с вызовом ответил Трубецкой. — Забота не терпит!
Заруцкий провел князя в трапезную. Приказал стольникам нести хмельное и закуску гостю. Усадил князя за стол. Начал дружелюбно:
— Князь Дмитрий, в любви и дружбе клясться не станем. Боярин не любит казака за его вольность, казак не любит боярина сызначала своего казачества. На том, покудова, и сойдемся.
— Ну а сынок новорожденный у царицы Московской. Чей же сын?
— Царем на Московских государствах был Дмитрий Иванович, сын царя Ивана Васильевича, а Марина Мнишкова его венчаной на царство супругой. Сын царицы наречен Иваном, а по отечеству он Дмитрий. А ежели кто по месяцам начнет высчитывать, того достанет казачья сабля. Ты, князь, в Москву собрался. Ждут ли тебя там? Быть может, московские бояре простят тебе службу Вору, да ныне не они хозяинуют в Москве. Ныне в Москве хозяинуют Федька Андронов — кожемяка, Михайло Молчанов — колдун и Михайло Салтыков — присяженники польского короля. Нашел король себе цепных псов, как бы они тебя не покусали до смерти. Не с повинной идти тебе, князь, в Москву, а господином над ними!
— Хожено на Москву, а где оказались?
— Ныне, князь, иное! В наше московское дело полезли король и ляхи. Себе на беду. Ныне поднимаются города на них. Искра упадет и вспыхнет земля под ляхами. А нам в том огне быть бы первыми. Слыхивал ли о воеводе рязанском Прокопии Ляпунове?
— В лицо его знаю!
— Собирает он со всех городов людей идти на Москву, чтоб от ляхов ее очистить и всей землей царя поставить. Не последним будет голос казаков!
Трубецкой прищурился и с хитрецой спросил:
— А царем кого?
— Царь у нас один! Иван Дмитриевич, а ты да я правители при малолетке.
Трубецкой потянулся через стол к Заруцкому и спросил, глядя ему в глаза:
— Не обманешь?
— Обманул бы, как не обмануть, кабы не требовался бы князь из Рюриков колена...
6
Народное движение, когда оно находит свою цель, находит и вождя. Потеряли Скопина, взоры всех, кто не хотел погибели российского государства, обратились на Прокопия Ляпунова, рязанского воеводу. После гибели Вора у Ляпунова развязались руки. Не стало нужды держать оборону от его посягательств.
Отпор, который дал Ляпунов полякам под Пронском, поддержка Пожарского под Зарайском, привлекли к нему внимание замосковных городов. К нему слали гонцов с письмами в его поддержку. Ляпунов, зная, что Сигизмунд не только рвется овладеть Смоленском, но и претендует на московский престол, объявил о созыве всенародного ополчения на ляхов.
Заруций и Трубецкой откликнулись на его призыв. Заруцкий вышел с казаками из Калуги в Тулу, оставив ее оборонять Дмитрия Трубецкого с его гультящими и казаками, которые захотели быть под его рукой.
Гроза собирается медленно. Ветер сдвигает облака, спресовывая их в плотные тучи, опускает к земле, накапливает силы, чтобы разразиться молниями и громом.
Король под Смоленском и поляки в Москве в своем упоении от успехов в покорении Московии, ослепли и омертвели, не видя и не предчувствуя, какая на них надвигается народная гроза.
Из Москвы под Смоленск к королю и к московским послам пришла грамота «седьмичисленных» бояр без подписи патриарха.
27-го декабря Лев Сапега призвал Василия Голицына, помахал перед ним списком боярской грамоты.
— Что вы теперь скажите, послы боярские, получивши из Москвы наказ открыть ворота Смоленска?
Василий Голицын взял в руки грамоту. Прочитал ее и, разведя руками, ответил:
— На грамоте нет подписи патриарха, а без подписи патриарха митрополит Филарет не даст благословения исполнить сей боярский наказ.
— У нас один спрос: будут ли смольняне целовать крест королю? Не послушают московских бояр, прольется кровь!
— В том волен Бог! — ответил Голицын.
— Не полагай на Бога ваше глупое упрямство! — оборвал спор Лев Сапега.
28-го декабря Василия Голицына и Филарета призвали на встречу с комиссарами. Пришел на встречу и гетман Жолкевский.
Филарет, войдя в шатер комиссаров, не садясь, объявил:
— Вчерашние речи Льва Сапеги, мне князь Василий пересказал. И я говорю: грамота не подписана патриархом. Нет на ее исполнение благословения русской церкви. А бояре мне не указ!
Жолкевский попытался найти смягчение.
— К чему такое упрямство? Оно не ведет к хорошему, а только к кровопролитию.
— Кровопролитие, от поляков, господин, а не от нас! Мы пришли звать королевича Владислава на царство, а вы требуете открыть ворота Смоленска. Из это-го выходит, что вы не хотите дать нам на царство королевича Владислава, а королю московский престол мы не предлагали.
— Это не послы, воры! — воскрикнул Ян Потоцкий.
Жолкевский прервал переговоры.
Король топтался под Смоленском. Комиссары требовали от послов сдачи Смоленска, а в это время под руку Прокопия Ляпунова, не глядя на январскую стужу, сходились из городов ратные люди.
Заруцкий раскинул казачьи таборы в Туле, рассылал гонцов в донские станицы, приглашая в поход на Москву «запольных» казаков, что сидели на Дону, не принимая участия в смуте.
Прокопий Ляпунов и Заруцкий объявили «волю» всем беглым, свободу от крепости и прощение всем прежде виноватым.
Особе стояло в Калуге ополчение Дмитрия Трубецкого. В его рядах все те, кто служил Богданке с его появления на Московской земле, кто пришел к нему в Тушино, оставался с ним в Калуге. Немало было среди них , называвших себя казаками, не повидав никогда ни Дона, ни Днепра.
Вышел Заруцкому звездный час. Не пропустил бы, в своем зазнайстве, заносясь превыше предназначенного ему судьбой. Казацкий атаман, вовсе и не казак, а по польским порядкам тарнопольский шляхтич, боярин по сказу тушинского Вора, не названный супруг Марины и отец ее сына, искал себе места у Болотникова, и в Тушино, и у короля под Смоленском, пришел к Марине в Калугу, чтобы уже не искать иной судьбы. Накрепко уверовал в свою затею поставить на царство их сына с Мариной, сесть при нем регентом.
Прокопий Ляпунов был прям и резок, хитрить не любил, но и не прост, как могло показаться. Знал цену Заруцкому, но ради избавления Русской земли от ляхов, готов был на союз с казацким атаманом.
Заруцкий на встречу с Ляпуновым прибыл в Рязань.
— Вот и встретились два самых могучих человека на Руси! — объявил Заруцкий Ляпунову. — Двое нас, а где двое — там делят поровну.
Иного и не ждал Прокопий, но не рвать же с казацкой силой, играя словесами. Однако твердо ответил:
— Русская земля не делима.
— Я не о земле, Прокопий! Земля не делима, а власть делима теми , кто государя на государстве держит. И коренник не со всякими пристяжными пойдет в одной упряжке. Приучать надобно. Вот и скажи мне, с какого лиха избирать царя всей землей, когда вся земля в одном мнении никогда не сойдется? У нас есть венчаная на царство царица Марина. Венчана она в Успенском соборе и никто, кроме Господа Бога, не может ее развенчать.
— Тяжело согласить всю землю на царя, а на царицу разве легче, еще к тому же и на полячку?
— Не смущайся, воевода! Согласились на Владислава, на сына польского короля. Так за королевским сыном — король отец, лихо для всего московского люда. За Мариной русские люди пойдут, ибо она от поляков натерпелась унижений.
