Джек Коуп - Прекрасный дом
— Он говорит, что его избили солдаты, — объяснил старший из санитаров.
Они испугались солдат и, поставив носилки с Мбазо на землю, столпились на краю тропинки. Том, спотыкаясь и падая, побежал вверх по рыхлой земле; он задыхался, а сердце его бешено колотилось. Ремни носилок были развязаны, а Умтакати сброшен на землю. Он лежал, скорчившись, в кругу кричавших солдат, большинство которых было из Рэнджерского полка, новой части, сформированной из жителей соседних колоний. Повязка была сорвана с головы раненого, и солдат штыком расковыривал марлю, которой была перевязана его рука. Ударив солдата рукояткой револьвера, Том сбил его с ног.
— Свинья! Это мой пленный, черт бы тебя побрал! Назад! — задыхаясь, закричал он.
Круг расширился, и двое солдат подняли своего оглушенного товарища.
— Стреляй, — сказал кто-то.
Лейтенант лет восемнадцати, в фуражке с синим околышем офицера части наемников, прицелился и выстрелил. Голова Умтакати упала набок, а заросшая бородой челюсть отвалилась. Том швырнул свой пустой револьвер в лицо молодому человеку и прыгнул на него. Он обезоружил его, чтобы завладеть заряженным револьвером, и, выпрямившись, увидел майора Атера Хемпа. Хемп ухмылялся, в углу его перекошенного рта торчала сигарета.
— Белый кафр, — сказал Хемп.
Несколько человек засмеялись. Лейтенант поднялся; лицо его стало бело как снег, он вытирал платком кровь со скулы. Солдаты отошли в сторону и издали наблюдали, как Том расправил тело зулуса и, развернув свой плащ, укрыл мертвеца. Быстро кончились его страдания, подумал Том, и умер он так, как хотел бы умереть. Но это было обдуманное убийство.
— Этому вас учили в школе? — бросил он в лицо молодому офицеру.
— Попрошу вернуть мой револьвер.
— Возьмите мой. — Том ногой оттолкнул в его сторону свой незаряженный револьвер, лежавший в траве. — Жалею, что он не был заряжен. Вы жалкий убийца и белоручка. И вы тоже, Хемп.
— Есть приказ «пленных не брать», — сказал Атер.
— Где этот приказ? Я ни разу не видел его на бумаге. Неужели они посмели это написать?
— Вы прекрасно знаете, что это устный приказ.
— Устный приказ — не основание для убийства.
Том вынес Мбазо под защитой заряженного револьвера. Молодой человек напряженно лежал на парусине, покрываясь потом от страха. Он молчал, не стонал, не просил воды. Он видел, что Коломба и Умтакати больше нет с ним, и теперь, в вихре мучительных потрясений, окруженный врагами, оглушенный топотом ног, бряцаньем фляг, котелков и оружия, он поминутно взглядывал на Тома, чтобы хоть немного успокоиться.
Они достигли фургонов полевого лазарета, и под присмотром сестер из Красного Креста носилки были вставлены в стеллаж. Во втором фургоне лежали двое раненых: у одного было вывихнуто колено, а второго укусила змея, и нога его чудовищно раздулась. Том разыскал свой взвод и на обратном марше провел его мимо санитарных фургонов, на случай, если кто-нибудь вмешается. Солнце, как плоский красный шар, висело над вершинами гор, а в небе появились зеленоватые и сиреневые тона, глубокие и спокойные.
Мулы, запряженные в санитарные фургоны, двигались медленно. Они шли вдоль края ущелья, которое представляло собой окаймленную лесом лощину с огромными древовидными папоротниками, возвышавшимися над кустарником. За ущельем, на пологом склоне, словно для того, чтобы произвести смотр усталым колоннам, расположился штаб. Показался полковник Эльтон верхом на белой лошади; на нем был шлем с белыми перьями, которые слегка шевелил ветерок. Это был тягостный день — последний большой прочес перед тем, как основные части будут переброшены за реку, где им предстоит встретиться с мятежными южными племенами. Отряд, отправившийся на поиски трупа Бамбаты, все еще не вернулся.
Патруль военной полиции остановил фургоны возле ущелья, приказав отворить дверцы. Сестры милосердия, ехавшие в фургонах, вылезли из них. Том покинул свое место в строю и протиснулся поближе.
— В чем дело?
— В одном из фургонов есть раненый мятежник?
— Да, пленный.
— Полковник Эльтон хочет видеть его.
У Тома екнуло сердце. Он с самого начала знал, что ему еще придется объясняться с Эльтоном по поводу того, что он берет пленных; он собирался пройти к нему в палатку и сослаться на устав милиции и на Гаагскую конвенцию о способах ведения войны. Если бы его пленные оказались в руках начальника военной полиции, тот был бы обязан зарегистрировать их и отдать под суд. Но теперь из троих остался только один, да и положение Тома ухудшилось оттого, что ему предстояло объясняться с Эльтоном на марше, когда тот уже обо всем осведомлен и вправе действовать как командир. Спорить с ним здесь, в присутствии офицеров штаба, было крайне рискованно. Индийцы вытащили носилки с Мбазо из фургона. Приподнявшись, он тревожно оглядывался, пока не встретился глазами с Томом; тогда он немного успокоился, и губы его дрогнули.
— Лейтенант Эрскин здесь?
— Я Эрскин.
— Не угодно ли вам также следовать за нами, сэр?
Полицейские ехали по обе стороны носилок, которые снова тащили индийцы, поднимаясь по склону быстрым, мелким шагом и, казалось, не чувствуя усталости. Они тоже хмуро поглядывали на широкоплечего лейтенанта со светлыми кавалерийскими усами, смутно ожидая от него какой-то поддержки — может быть, он не позволит втянуть их в новый акт произвола… Не противься злу… действенной мощи насилия противопоставь смиренную силу любви — такова была наука терпения, которой учил индийцев их командир, унтер-офицер Ганди.
Полковник Эльтон спешился и стоял, вытянув по швам свои длинные руки. Лицо у него было холодное и неподвижное, а свирепые голубые глазки были окаймлены красными опухшими веками, отчего он казался гораздо старше своих лет. Седая щеточка усов была подстрижена короче обычного. Том отдал честь. Полковник Эльтон в бешенстве закричал на него скрипучим голосом:
— Эрскин, что это такое, черт побери?
Том спрыгнул с коня, чтобы отсрочить объяснение. Индийцы опустили носилки на землю и отошли в сторону. Том сделал несколько шагов по траве и стал навытяжку у изголовья Мбазо. Он стоял на несколько футов ниже полковника и вынужден был смотреть на него снизу вверх.
— Сэр, я взял его в плен под свою личную ответственность.
— Вы не вправе ни за кого отвечать! Вы знаете приказ.
— Нет, сэр, я не видел приказа, запрещающего брать пленных.
Полковник Эльтон пренебрежительным, нетерпеливым движением слегка повернул голову в сторону одного из штабных офицеров.
— Приказ был доведен до сведения личного состава и выполняется, сэр, — сказал офицер.
— Сэр, я знаю этого человека и прошу, чтобы его предали суду. После него сотни мятежников сдадутся в плен без сопротивления.
— Не вам, черт побери, читать мне лекции! Вы нарушаете воинскую дисциплину и ведете себя вызывающе. Я не потерплю, чтобы мои подчиненные обсуждали принятые мною решения.
Мбазо приподнялся на носилках и медленно встал во весь рост; серое армейское одеяло свисало у него с плеча.
— Инкосана, — хрипло сказал он, — это — моя смерть.
— Тебя не убьют, — ответил Том.
Полковник Эльтон знал зулусский язык.
— Мальчишка прав, — крикнул он. — Вы понимаете, сэр, что значит приказ «пленных не брать»?
Быстрым движением он вынул свой револьвер и выстрелил Мбазо в лоб. Жар взрыва и крупинки пороха опалили лицо Тома. Он увидел, как молодой зулус рухнул вперед и уткнулся лицом в землю. Рука Тома легла на кобуру. Он не сознавал, что делает, и плохо помнил потом, что произошло; в руке у него очутился заряженный револьвер. В барабане был один патрон, всего лишь один… нет, гораздо больше. Он отчетливо видел, как нервно дрожал туго натянутый мускул на шее зулуса. В этот момент на него бросились полицейские и выхватили револьвер из его рук. Он был арестован.
Камера Тома представляла собой армейскую палатку. Исполняющий обязанности начальника военной полиции, пожилой адвокат из Питермарицбурга в чине майора, поместил его туда под честное слово и просидел вместе с ним в палатке целый час за игрой в крибидж. Весть о том, что привезли голову Бамбаты, разнеслась по лагерю со скоростью лесного пожара, и возле костров, у фургонов и палаток то и дело раздавались смех, шутки и пение.
— Плохи ваши дела, — сказал начальник полиции, делая зарубку на доске для подсчета очков.
— Ну, вовсе не так уж плохи, — ответил Том.
— Что вы хотите сказать этим, мистер Эрскин?
— Я хочу сказать, что дело, возможно, и не дойдет до суда, его постараются замять.
— Боюсь, что вы ошибаетесь. Я очень уважаю вашего отца, вы это знаете, да и вас тоже. Но нельзя же безнаказанно угрожать оружием своему командиру.
