Кловис Дардантор - Верн Жюль Габриэль

Теперь понятно, по какой причине компания перпиньянцев предприняла этот, по мнению некоторых, чреватый опасностями переезд на «Аржелесе» через Средиземное море.

Что выйдет из этой поездки, покажет будущее. Конечно, если бы Агафокл понравился девушке, все устроилось бы само собой. Но в том-то и дело, что Луиза Элиссан была само очарование и вообще не чета ему. Однако всему свое время. Лишь после того, как Дезирандели сойдут с парохода в Оране, мы представим читателю и невесту, чтобы он при желании мог сопереживать Агафоклу.

В ожидании обеда Кловис Дардантор поднялся на ют, где прогуливались те из пассажиров первого класса, кого качка еще не загнала в каюты. Туда же последовал за другом и месье Дезирандель, но сразу же повалился на скамью. А затем появился и Агафокл.

— А, мой мальчик, вижу, голова у тебя покрепче, чем у папаши! — сказал месье Дардантор. — Еще прыгаешь?

— Да, прыгаю, — подтвердил оболтус.

— Тем лучше, и постарайся добраться таким же здоровым до берега! Не появляться же там с помятой физиономией!

Однако подобные увещевания были излишними: на Агафокла морская качка не действовала.

Что же касается мадам Дезирандель, то Кловис Дардантор даже не счел нужным спуститься к ней в каюту. Он думал: достаточно и того, что почтенная дама уже знала о его присутствии, а утешения не дали бы никакого целительного эффекта. К тому же этот господин был одним из тех ужасных типов, которые всегда готовы подшучивать над жертвами морской болезни: сами не страдая от нее, они и представить себе не могут, какие мучения доставляет сия хворь другим. Таких жестокосердных следовало бы попросту вешать на рее!

Когда в пять часов пополудни «Аржелес» подошел к мысу Агд, колокол на баке возвестил обеденное время.

До сих пор килевая и бортовая качка большинством пассажиров ощущалась не так уж сильно, и это позволяло надеяться, что в ресторане недостатка в клиентах не будет.

Пассажиры — несколько мужчин и даже пять-шесть женщин — начали рассаживаться за столами. Месье Эсташ Орьянталь, давно занявший место — он торчал здесь целых два часа! — выказывал живейшее нетерпение. Однако чувствовалось, что по окончании трапезы сей господин тотчас уйдет к себе, и уж до самого прибытия в порт его не усадишь за стол.

Капитан Бюгараш и доктор Брюно, никогда не пренебрегавшие своим долгом по отношению к пассажирам, стояли посреди зала. Кловис Дардантор, отец и сын Дезирандели прошли к дальнему концу одного из столов. Марсель Лориан и Жан Таконна, желая получше изучить колоритного рантье из Перпиньяна, уселись рядом с месье Дардантором. Десятка два других подошедших чуть позже клиентов устроились где сумели, некоторые — по соседству с месье Орьянталем, поближе к буфетной, откуда под наблюдением метрдотеля разносили блюда.

Месье Дардантор немедленно познакомился с доктором Брюно, и можно было быть уверенным, что эти два заядлых говоруна не дадут затихнуть разговору, центром которого стал капитан Бюгараш.

— Доктор, — заявил восторженно перпиньянец, — я счастлив, просто счастлив пожать вашу руку, даже если она нашпигована микробами, как это часто случается с вашими коллегами!

— Не бойтесь, месье Дардантор, — ответил лекарь тем же шутливым тоном, — я только что вымыл руки продезинфицированной водой.

— Впрочем, плевать я хотел и на микробы, и на всяких там микробщиков! — возвестил бывший бочар. — Ведь мне, дорогой мой эскулап, ни разу не приходилось болеть — ни одного дня и даже часа! Насморк, и тот не мог одолеть меня хотя бы на пять минут! За всю жизнь я не проглотил ни одной таблетки и не пил микстур! И позвольте надеяться, что и в будущем не стану пичкать себя пилюлями по вашим предписаниям! Тем не менее, общество медиков мне очень симпатично! Это славные люди, имеющие один-единственный недостаток: как только начинают щупать вам пульс или осматривать язык, так сразу наносят вред вашему здоровью! Я сказал, что хотел, и счастлив сидеть за столом в вашей компании и если обед вкусен, окажу ему честь!

Доктор Брюно не признавал себя побежденным, хотя и встретил еще большего говоруна, чем он сам, и поэтому пытался возражать, впрочем, не слишком усердствуя в защите своего цеха от столь речистого оппонента. Затем, когда был подан суп, каждый стал думать только о том, чтобы утолить аппетит, обостренный свежим морским ветром.

Сначала покачивания судна не беспокоили едоков, за исключением месье Дезиранделя, который стал белее собственной салфетки. В ресторане не ощущались ни качелеобразные движения, ни подъемы, ни опускания парохода, нарушавшие его нормальное положение в пространстве. Если бы все шло так и дальше, без перемен к худшему, различные блюда поглощались бы одно за другим вплоть до десерта. Но вот нежданно начала позвякивать посуда. Над головами пассажиров закачались люстры, что было не очень приятно. И в дополнение к этому из-за килевой и бортовой качки стулья под пассажирами стали перемещаться самым причудливым образом, в результате чего движения рук и ног утратили всякую определенность: несчастные мореплаватели лишь с большим трудом могли приблизить стаканы ко рту, а вилки все чаще попадали им в щеки или подбородки.

Большинство обедавших не выдержало такого испытания. Месье Дезирандель одним из первых спешно вышел из зала, чтобы глотнуть свежего воздуха. И у него нашлось немало последователей. Это было настоящее бегство, несмотря на увещевания капитана, устали повторявшего:

— Ничего страшного, господа… Это шутки «Аржелеса», они скоро закончатся!

Кловис Дардантор воскликнул:

— Смотрите, как потянулись они гуськом!

— И так всегда! — подмигнув, отозвался Бюгараш.

— Не понимаю, где же у них хотя бы капля мужества! — гнул свое перпиньянец.

Но бедных мучеников переполняло ощущение тошноты, и отнюдь не в мизерных дозах. Короче, когда официанты стали разносить очередные яства, в ресторане насчитывалось не более десятка смельчаков. Помимо капитана Бюгараша и доктора Брюно, уже привыкших к подобным ситуациям, среди самых стойких оказались также Кловис Дардантор, удобно устроившийся на своем месте, Агафокл, ничуть не тронутый бегством отца, кузены Марсель и Жан, чье пищеварение по-прежнему действовало безотказно, и, наконец, на другом краю стола, невозмутимый Эсташ Орьянталь, бдительно следивший за подачей блюд, расспрашивавший о том о сем официантов и не помышлявший жаловаться на столь неуместные подскоки «Аржелеса»: ведь благодаря им он получил возможность выбирать лучшие куски.

После столь стремительного исхода пассажиров, согнанных стихией со своих мест в самом начале обеда, Бюгараш бросил на доктора Брюно какой-то особый взгляд, а тот ответил капитану какой-то особой улыбкой. И то, и другое, похоже, было правильно понято метрдотелем, что и отразилось, как в зеркале, на его доселе невозмутимой физиономии.

Жан, толкнув локтем кузена, сказал тихо:

— А ведь это не что иное, как шулерский прием!

— Да мне-то что, Жан?!

Ты прав, — согласился тот и положил на тарелку аппетитный кусок нежно-розовой лососины, которым не успел воспользоваться Эсташ Орьянталь.

Смысл этого «шулерского приема» весьма прост. Некоторые капитаны с вполне понятной целью как раз в самом начале обеда слегка меняют курс корабля — о, всего лишь легкое движение штурвала! И можно ли их в этом упрекнуть? Разве запрещено подставлять судно под волну не более чем на четверть часа? Да кто помешает сочетать килевую качку с бортовой, чтобы ощутимо экономить на еде? И если отдельные морские волки поступают подобным образом, не будем осуждать их слишком сурово!

Изнуряющая качка длилась не так уж долго: слабый поворот руля снова направил пароход по нужному курсу. Правда, сбежавшие из негостеприимной трапезной даже не пытались вернуться на свои места за обеденным столом, хотя судно восстановило более ровный и, можно сказать, более честный ход.

Наиболее выдержанные клиенты ресторана, число которых свелось к нескольким избранным, продолжали обед уже в более комфортабельных, чем прежде, условиях, и никого из них не тревожила участь тех злосчастных, которые, будучи изгнаны из трапезной разместились на палубе в самых разнообразных, но неизменно жалких позах.