Голо Раймунд - Из мещан
Когда же Леонора разошлась с бароном Браатц, она стала носить свое девичье имя: ее именовали госпожой Геллиг.
С этого времени она вместе с племянником приезжала в имение Ридинга во время каникул юноши. Заметив в Гансе склонность к сельскому хозяйству, Ридинг решил дать ему специальное образование.
Ганс одинаково был привязан и к тетке Леоноре, и к Ридингу. От них он и перенял глубокое отвращение к дворянству. Отец его уже умер, назначив опекуном Ридинга, так как после него остались небольшие средства.
Ганс выразил желание приобрести на эти деньги маленькое имение и хозяйничать в нем, но опекун воспротивился этому.
– Сначала тебе надо окончить гимназию, потом приобрести специальные знания по сельскому хозяйству, а там видно будет…
Так и порешили. Вскоре Ганс поступил в агрономический институт, в тот самый, где когда-то воспитывался и сам Ридинг.
Когда Геллиг, успешно сдав экзамены, вернулся в имение с дипломом, Ридинг предоставил ему управлять своим имением, не ограничивая ни в чем. Молодой агроном мог приказывать и распоряжаться, как ему заблагорассудится. И как же радовался несчастный калека, когда увидел на деле плоды своих забот!… Ганс в последнее, короткое время настолько улучшил ведение сельского хозяйства, применив для этого всякие новшества, что доходы имения намного возросли…
В это время умер лесничий, старый друг Ридинга, оставив на его попечение свою дочь, мать которой умерла за год до этого.
14.
Гедвига Мейнерт, дочь умершего лесничего, была кротким, застенчивым существом. Отличительным признаком ее характера были мягкость и нежность чувств в общении с людьми.
Ридинг был в восторге от этой милой мечтательной девушки, и его озабочивало лишь то, сумеет ли она найти подходящего мужа до того времени, пока он не умрет… К несчастью, смерть пришла раньше: Гедвиге исполнилось восемнадцать лет, когда умер ее опекун, и она осталась уже круглой сиротой.
Правда, покойный поручил ее теплой, истинно-братской привязанности Геллига, но не могли же они жить вместе?
Ганс был озабочен положением молодой девушки и думал уже обратиться к тетушке за советом. Но его смущало, что Леонора живет в полном уединении и замкнуто и вряд ли захочет придти на помощь девушке.
И вдруг помощь пришла с неожиданной стороны… Деревенский пастор, имевший в своем доме помещение для больных англичан, предложил Гансу поместить у него Гедвигу.
– Но у вас много посторонних! – возразил Ганс. – Это будет стеснительно для молодой девушки!
– Нисколько, – ответил пастор. – Я помещу ее в стороне от этой разношерстной компании англичан-пенсионеров.
– В таком случае, я согласен!
Так была устроена Гедвига, а вскоре и сам Ганс перебрался из господского дома, на который он смотрел, как на дом родного отца, в небольшой флигелек.
Завещание диктовало ему иную дорогу, и он не думал отказываться от своих обязанностей.
Новая владелица приехала сюда после смерти Ридинга. Она приехала не одна, а с отцом и с мачехой, и объявила, что намерена здесь поселиться навсегда!
Очень короткой, но довольно характерной вышла первая встреча Полины с управляющим. Оба холодно друг другу поклонились.
– Вы знаете, я теперь здесь полная хозяйка! – сказала Полина.
– Настолько же полная хозяйка, – отвечал Геллиг, – насколько я здесь полновластный управляющий…
Полина промолчала, Ганс тоже не счел нужным продолжать разговор. Оба чувствовали себя неловко.
Тетка Леонора не скрывала от племянника подробностей своей жизни с бароном Рихардом, и он знал, что она немало пережила по милости Георгины, матери Полины. Она ставила ей в вину, главным образом, ее высокомерное отношение к ней, мещанке, и завещала Гансу игнорировать дворян. Вот почему, столкнувшись с Полиной, представительницей аристократии, он заколебался… Неужели он должен мстить за тетку этой, ни в чем неповинной девушке?…
Полина, чувствуя заранее неприязнь к опекуну, насильно навязанному ей, при первой встрече невольно заинтересовалась им, уловив скрытую борьбу, происходившую в душе молодого человека.
После этого Ганс старался избегать встреч с Полиной, хотя исподволь наблюдал за нею, находя немало загадочного и достойного наблюдения в этой девушке. Ее самоотверженная почтительность к отцу, неустанное стремление гарантировать положение мачехи, в котором она не могла бы уронить своего достоинства, и особенно сила характера молодой наследницы – все это порождало чувство величайшего удивления в молодом человеке.
Как управляющий, Геллиг постарался раз и навсегда посвятить владелицу в положение дел, после чего вступил в права своей обязанности. Он всем распоряжался самостоятельно, не допуская ничьего вмешательства. Господин Герштейн попробовал однажды предложить совет по поводу чего-то, но Геллиг так энергично запротестовал, что тот больше не делал никаких попыток. Также энергично отклонял Ганс и предложение переехать обратно в господский дом. Он заявил, что так ему удобнее: никого не будет стеснять, и остался во флигеле.
Но против желания Полины, чтобы он всегда являлся к столу, Ганс не смог дать отпор, считая это невежливым, и он аккуратно являлся к обеденному столу, но на вечерний чай приходил очень редко.
На чайных вечерах Полина часто бывала нелюбезной, хотя сама корила себя за это. Но ее возмущало, что в словах управляющего, при разговоре, сквозило желание поставить мещанство на одну доску с дворянством.
Геллиг, упоминая о том, что Полина и Гедвига находятся под его опекой, неизменно говорил:
– Обе девушки под моей опекой! – не делая ни малейшего различия между нею, аристократкой, и дочерью бедного лесничего.
Полина немало знала случаев, когда мещане, достигнув высокого положения, старались забыть о своем круге, а этот вдруг кичится именно мещанством… а на дворянство смотрит свысока.
Неужели он не такой, как другие?…
Решить этого Полина не могла, вот почему иногда была резка с управляющим во время вечернего чая, за которым можно было вести разговоры.
Полина не раз слышала, с какой теплотой говорил Ганс о своей подруге детства – милой и кроткой Гедвиге… В темных глазах его тогда вспыхивал проблеск живого чувства, и глаза делались неотразимыми, а все лицо чрезвычайно привлекательным.
Мягкая и прочувственная звучность его голоса при этом заставляли приливать кровь к сердцу Полины, с нею он никогда не говорил таким тоном.
И все же она не делала ни малейшей попытки к сближению с Геллигом, хотя чувствовала себя до того одинокой, что порой смертельно скучала.
Однажды она с отцом и мачехой навестили пастора, у которого находилась Гедвига, но ее не было дома. В разговоре о молодой девушке не было упомянуто, и когда пасторша делала обратный визит, она не взяла с собой Гедвигу. По этому поводу возникло небольшое пререкание между барышней-аристократкой и мещанином-управляющим.
– Я думала, что фрейлейн Гедвига навестит меня! – заметила Полина.
– Почему вы это могли подумать, если вы не пригласили ее к себе?
– Но я была не у нее, а у пастора! – оправдывалась Полина.
– Но она же там живет!
– Я знаю!
– Так почему же вы не пригласили ее?
Полина пожала плечами, а управляющий прибавил в заключение:
– Гедвига – девушка достойная во всех отношениях!
Полина отвернулась и промолчала, хотя ей очень хотелось познакомиться с Гедвигой. Она была заинтересована, что представляет собой подруга детства Геллига… Но разговора об этом больше не начинала.
И Полина продолжала скучать…
Даже отец теперь не нуждался в ней… В столице он спасался в ее комнату для отдыха, здесь же было столько комнат, что он мог где угодно отдохнуть без помехи.
Но мачеха тоже скучала и решила поэтому обратить внимание на управляющего…
Стояло чудесное утро…
Сусанна вышла на прогулку и шла по аллее парка, разбитого вблизи дома, когда навстречу ей попался Геллиг.
– Не хотите ли пройтись? – любезно предложила она ему.
Ганс сдержанно ответил:
– Извините, некогда!
– Ах, вы, делец! – рассмеялась госпожа фон Герштейн. – Бросьте все и давайте погуляем, утро такое прекрасное.
Геллиг удивленно взглянул на нее и холодно заметил:
– У меня нет времени для прогулок, баронесса!
С этими словами он зашагал прочь.
– Медведь! – презрительно бросила ему вслед баронесса.
В следующий раз, когда она увидела управляющего за разборкой почты, она кокетливо сказала ему:
– Новые журналы получили?
– Да, получил!
– Почитайте мне что-нибудь!
– Здесь только серьезные вещи!
– А вы женщин считаете не способными интересоваться чем-либо серьезным?
– Разные бывают женщины!
– А я, по вашему, не принадлежу к разряду серьезных женщин?
– Извините меня, я думаю, что не принадлежите!
Баронесса ушла, недовольно фыркнув, а при случае сказала мужу:
